У «Волчьего логова» (Документальная повесть) - Кугай Петр Трофимович. Страница 30

…Глухой ночью подъехали к селу. Было ветрено и темно. На пожухлом снегу смутно чернели хаты. Вокруг ни звука. Далеко слышно, как пофыркивают лошади.

Заехав в глухую улочку, оставили сани и приказали Андрею Малому дожидаться их тут.

— Если перестрелку услышишь, — уже на ходу сказал Волынец, — подъедешь нам навстречу.

Волынец знал расположение села лишь по рассказам разведчиков. Попетляв немного в переулках, все пятеро вышли на широкую улицу и, прижимаясь к заборам, приблизились к хате коменданта. Постучали.

За дверью долго возились, потом спросили:

— Кто там?

— Пану коменданту срочный пакет! — сказал Довгань.

— Передайте старосте, — раздраженно ответили из коридора.

Партизаны снова постучали. Тогда из-за двери громыхнул выстрел. Таиться больше не имело смысла, поэтому партизаны бросили в окна гранаты. Раздались взрывы, из окон вырвалось пламя. Довгань послал Васю за хату, а сам бросился на крыльцо. Два выстрела на уровне засова, и дверь распахнулась. Не сговариваясь, все четверо вскочили в темные сени. И в ту же секунду сверху — там был люк на чердак — упала и между ними взорвалась граната. А с крыши спрыгнул какой-то человек и бросился бежать. Стоявший за домом Вася Гуменчук два раза успел по нему выстрелить. Тот упал, но сразу же поднялся и, ковыляя, побежал дальше. А Вася уже бросился помогать товарищам.

Положение было серьезное. Каверину перебило обе ноги, несколько осколков попали в живот. Довганю пробило левую руку и ногу. Волынцу — правую ногу, руку и щеку. Все лицо его было в крови. И только Сашу Блохина слегка поцарапало и оглушило.

Подхватив Каверина, товарищи оттащили его за угол хаты. Весь их путь был отмечен дорожкой крови… Что делать? Все планы строились с расчетом на успех. И вдруг все так неудачно сложилось.

…Михаил терял сознание. С каждой минутой слабели и Волынец и Довгань.

— Вот что, — сказал Волынец, — я еще могу ходить. Мы с Сашей пойдем к лошадям — тут недалеко, и подъедем забрать вас.

— Добро, — согласился Довгань. — Только помогите оттащить Мишу…

Оттащив Каверина, Волынец с Сашей ушли. Довгань отдал Волынцу свой пистолет. Оставшись стеречь раненых, Вася Гуменчук первым делом сорвал с себя нижнюю рубаху и поверх штанов замотал ногу Каверина. Ее перебило пониже колена, голень свободно болталась, и Вася боялся, что при неосторожном движении нога совсем отвалится… С Довганем было легче. Он стонал, морщился, но сознания не терял и сам помогал перевязывать.

А Волынца с лошадьми все не было. Хлопцы замерзли. Не только под Кавериным, но и на том месте, где, привалясь к забору, стоял Довгань, снег почернел от крови. Откуда-то из глубины села донеслись приглушенные голоса… Довгань начинал волноваться. Самым страшным было то, что они почти безоружны. Одна винтовка у Васи, но к ней мало патронов.

Уже прошло около часа. Что же делать? Каверин временами умолкает, не стонет, и тогда Васе кажется, что он умер. А рассвет уже скоро. Как быть? Говорят, что ждать и догонять — хуже всего. Но кто так ждал, как они тогда ждали?

На какое-то время Каверин очнулся. И когда Вася склонился к нему, сказал:

— Хлопцы, занесите меня в любую хату и давайте в отряд… Иначе все тут погибнем. Я сейчас умру от холода.

Вася отдал винтовку Довганю, а сам подхватил Каверина, взвалил его на спину и понес. Прошли до последней хаты — дальше уже лес… Если возвращаться из лесу за Кавериным, легче будет подойти незамеченными.

Постучались.

Хатенка небольшая, бедненькая, соломой крытая, плетень разорен наполовину и на две стороны покосился: один кол во двор, другой кол на улицу. Открыли им сразу. На порог, накинув на себя одежину, вышел дед. Вопросительно посмотрел на хлопцев и сразу склонился над лежащим у порога Кавериным. Дед вел себя так, точно он ожидал всего этого.

— В ноги? — спросил, рассматривая Михаила.

— В ноги.

— Тяжело?

— Тяжело.

— Быстрее в хату.

Довгань помогал Васе, а сам еле держался на ногах. Он видел, что Мишу кладут на нерасстеленную постель. Возле деда девочка-подросток, очевидно внучка. Вот они промывают раны Каверину. Последнее, что видел Довгань, — бело-розовую кость…

— Ой, падает! — вскрикнула девчонка.

Василий обернулся и увидал, как Довгань медленно оседает, скользя спиной по стене.

Старик посмотрел на Василя.

— Где один, там и двое… Отвечать одинаково.

— Нет, нет! Что вы, диду! Он же… ничего. Этого надо в отряд. Он скоро очнется.

Дед не стал его уговаривать, а вытащил из сарая самодельные детские сани, помог устроить на них Довганя.

Василий пообещал старику явиться завтра за Кавериным, впрягся в сани и напрямик полем двинулся к лесу.

Андрей, услыхав выстрелы, дернул вожжи и направился туда, где стреляли. Но заехал в тупик. Пока в темноте кружил по переулкам, выстрелы утихли, и он потерял направление. Того места, в котором его оставили партизаны, он тоже не мог уже отыскать. И долго гонял лошадей по селу.

Волынца и Сашу он встретил случайно. Комиссар быстро отыскал хату коменданта, отыскал то место, где оставил ребят. Было видно и их следы… Но сами они как в воду канули. А рассвет приближался. Каждая секунда в селе после провала операции грозила смертью. Полицаи, которые после первых выстрелов разбежались по хатам, наверняка уже успели позвонить в Калиновку. С минуты на минуту могли нагрянуть каратели. Но Волынец все погонял лошадей, останавливаясь возле каждой тени. И только тогда, когда стало светать, он уступил вожжи Андрею.

…Василя рассвет застал в лесу. Он обливался потом и тащил санки. Вконец выбившись из сил, он решил зайти к леснику Вакуличу.

С этим человеком партизаны познакомились еще в феврале. В самое трудное время. Вакулич жил вдвоем с женой на одном из кордонов Черного леса.

Когда впервые парни постучались к леснику, он выглянул в окно и увидал на некоторых из них полицейскую форму.

«Идите подобру-поздорову, — сказал сердито. — Будете стучать — пальну через окно из двустволки. У меня она на волка заряжена». Долго пришлось убеждать Вакулича, что они партизаны. В конце концов он открыл дверь, пригласил в дом. Он, как и Анисим Борисюк из Каменогорки, как дядя Миша Молостов из Перелеска и многие другие, стал одним из первых партизанских помощников.

Теперь вся надежда была на него. У Василя дрожали коленки, от усталости он сам еле стоял на ногах. Дотащив санки до хаты, постучал в окно.

Вакулич и его жена Маруся сразу же сделали Довганю перевязку. Лесник порубил и сжег санки. После этого хозяин с помощью Васи затянул Петра на чердак сарая, забитый сеном.

Василий ушел в отряд.

Утром Петро проснулся от рева моторов. Повернулся и поморщился от боли. Заныла рука, нога распухла, как колода. Довганю стало не по себе. «Сожгут Вакулича, — подумал он, — а с его хатой сгорю и я». Хлопали двери, скрипел под ногами снег, слышались немецкие команды. Петр понял только одно слово «партизанен».

— Не знаю, господин офицер. Никого у меня не было, — это ответил Вакулич.

Послышалась какая-то возня, скрипнули внизу двери, потом кто-то стал подниматься на чердак. Что делать? Он лежал, лишь слегка присыпанный сеном, в углу чердака. Оружия нет. Выступающие на чердак концы лестницы шевелились. Вот показалась каска, потом ствол автомата, и, наконец, сразу выросла голова немца. Тараща глаза в полутьме чердака, он осматривался.

Потом, глядя в угол, что-то сказал. Снизу ему ответили. Солдат нехотя поднялся еще, влез на чердак и отошел. Довгань видел его совсем рядом. Это был почти мальчишка. Из ворота шинели торчала цыплячья тонкая и грязная шея, пальцы до посинения сжимали автомат. Он стоял как на тонком льду. Довгань сжал в руке бутылку с водой, которую принесла ему Маруся.

Снизу нетерпеливо крикнули. Немец повернулся и, облегченно вздохнув, стал спускаться вниз. Через несколько минут взревел мотор, тяжким звоном откликнулись гусеницы. Когда все утихло, на чердак проник едкий запах солярки.