Женька и миллион забот (СИ) - Ворошилова Лариса Александровна. Страница 59

— Они кусаются? — Дима красноречиво потыкал пальцем в сторону черного роя мух.

— Не. Они — не. А вот куст — еще как! Налево, налево! — тут же заорал ангел, едва успев отдать команду. Надо отдать должное реакции Анны Михайловны: машину бросило влево, всех остальных — вправо. Диму щекой припечатало к стеклу дверцы.

Когда крутой поворот прошли без ушибов, переломов и шишек, оставалось лишь мечтать, чтобы эта поездка побыстрее закончилась.

— Теперь прямо! Гони… те! — в минуты волнения Кирюшка переходил с Анной Михайловной на «ты», но вовремя вспоминал о необходимом пиетете. А то рассердится старушка, и впрямь отлучит от транспортного средства. С нее станется.

И очень скоро показались дома какой-то деревни.

— Второй дом справа, такой маленький, деревянный, под соломенной крышей…

— Уже…

Машина затормозила у самого забора: низенького, ветхого и такого кривобокого, что того и гляди — завалится. Затормозила как всегда настолько резко, что несмотря на всю свою готовность, Дмитрий все же клюнул носом, едва не впечатавшись в лобовое стекло.

Почему-то у калитки их уже ждала сухонькая бабка, стояла она в старомодной юбке полиняло-красного цвета, в серой рубахе, больше похожей на мешковину, голову же прикрывал веселого вида платочек. Но вот сама бабка вида была самого бандитского. Черный прищур глубоко посаженных, маленьких глаз под кустистыми дремучими бровями не обещал ничего хорошего. Поджатые губы тоже не сулили радушного приема, а уж руки, упертые в бока, так и вовсе знаменовали собой факт крайнего недовольства. Точно бабку оторвали от решения государственных проблем.

— Чегой-то приперлись? — ворчливо поинтересовалась хозяйка затрапезной избушки, едва Анна Михайловна открыла дверцу машины и выбралась наружу. — Не собираюсь я ее лечить. Пущай катится ко всем чертям, — и вредная бабка махнула сухой рукой. — А ты! — она уставилась на Кирюшку, — я тебе говорила, чтобы тута не показывался? Говорила?

— Говорила, — расстроено пискнул ангел, продолжая сидеть на спинке кресла, как собака на заборе.

— А говорила я тебе, чего с тобой сделаю, коли опять появишься? — бабка стала засучивать рукава серой, холщевой рубахи.

Дмитрий выбрался наружу, затем вытащил Женьку и теперь стоял, держа ее на руках.

— Анна Михайловна, открывайте калитку, — спокойным, ровным тоном скомандовал он.

Разведчица крякнула и двинулась к забору.

— А ну не трожь! — взвилась хозяйка. — Чегой-то ты лезешь? Не твое, небось!

Дмитрий со своей ношей подошел вплотную.

— А мы все равно отсюда не уйдем, пока вы ее не вылечите, — заявил он.

Хозяйка глянула на писателя, потом на Анну Михайловну:

— Тока вот что я вам скажу, рыбы мои, покуда вы мне за нанесенный ущерб не заплатите, я и пальцем не пошевелю.

— Какой ущерб? — старая разведчица обернулась и бросила взгляд на Казанскую сироту, который, что-то насвистывая себе под нос, старательно смотрел в другую сторону и всем своим видом изображал полную непричастность к таким обвинениям.

— Энтот вот… прохвост, мне в запрошлом годе всю мяту, подлюка, с огорода стырил. Да еще и сушеную прихватил цельных два мешка, — она обвинительно указала на ангела-хранителя.

Кирюшка тут же взъярился:

— Там мяты-то было! Два мешка! Ха! На одну понюшку! Да не мешки вовсе, а кро-о-охотные мешочки! Там и горсточки-то не набралось…

— Да ты кому другому рассказывай, плесень застарелая! — в руках бабки откуда ни возьмись появилась метла, она двинулась вперед, калитка перед ней приглашающе распахнулась сама собой. Воинственная старушенция явно собралась обломать орудие дворового производства об голову вороватого ангела.

— Так, без лишних разговоров, — резко остановила колдунью Анна Михайловна, заступая ей дорогу, — этот вопрос мы уладим. Нам теперь вот её надо спасать, — она мотнула головой в сторону Женьки, которая до сих пор не приходила в сознание.

Ангел-хранитель устроил совсем уж безобразную сцену. Выпрыгнув из машины, он плюхнулся на колени, молитвенно сложил лапки на груди и пополз, оставляя после себя дорожку из потока слез:

— Тетенька, не губите! Спасите, Христа ради! Я же без нее и часа не проживу! Я же молодой! У меня вся жизнь впереди! Мне еще жить да жить!

Из соседних дворов стали высовываться любопытные, уж больно интересно посмотреть: что там за шум такой.

— Ить я же сирота круглая! Ни мамки, ни папки! Лихими людьми обиженный! Старыми домовыми лупленный! Я же тока как лучше хотел! Я ить не за ради баловства… а исключительно дела для. Не губите душу высокоментальную! Пожалейте работника среднего звена! Не попустите высылки в места повышенного энергозабора!

Бабка пожевала губами, постреляла негодующими взглядами в сторону Кирюшки и… уступила.

— Ладно уж, заходьте! — метла испарилась, словно ее и не было. — А ты, — она ткнула сухим пальцем в сторону прохвоста, — и на порог не вздумай сунуться! Враз спущу в энергосберегающую каверну, посидишь там с полвека, одумаешься!

Калитка за ними захлопнулась сама собой. Но на это чудо уже никто внимания не обратил. Вся компания прошествовала через двор в дом. Соседи, потеряв интерес и поняв, что драки или там хорошей доброй перебранки не предвидится, вновь занялись своими делами.

Кирюшка вскочил с колен, взвился в воздух, на лету изобразив классический американский «йес!» затем, ловко перемахнув через улицу, метнулся в первый же попавшийся дом, и, стуча и громыхая, принялся его обследовать на предмет чего бы пожрать. Местный домовой было высунулся из печки, посмотреть, кто это там шороху наводит, но завидев среднементального, быстро убрался восвояси, от греха подальше. Кирюшку в этой деревне уже знали, и связываться с этим казанским сиротой не желали.

***

Шофер лихо рулил, напарник, сидевший рядом, для верности вытащив пистолет и держа его в полной боевой готовности на коленях, внимательно вглядывался в дорогу. Преследуемая машина мелькала впереди.

Зазвонил мобильник. Через несколько секунд скупого разговора оба получили новое задание: захватить машину и вернуть всех троих.

— Гони. Герман приказал вернуть всех живыми и невредимыми, — в голосе парня прорезался азарт, он деловито проверил обойму и снял пистолет с предохранителя.

Шофер прибавил газу. Хонда шла ровно и плавно даже по ухабинам. Что уж там говорить: старый советский «Москвич» — не конкурент хорошей японской машине.

Они выскочили на прямой участок дороги, когда знакомая легковушка сворачивала на поляну.

— Уроды! Засекли! Теперь уйти попытаются!

— Не уйдут, — квадратно-челюстной был спокоен, как удав на солнцепеке. — Они по лесу на своей машине не проедут. А вот мы проедем.

Они обогнули заросли, которые подходили вплотную к дороге, водитель повернул в сторону дерева с раздвоенной вершиной. Машина впереди, не снижая скорости мелькнула между двумя березами и… исчезла…

— Тормози!

Машина затормозила в угрожающей близости от густых зарослей кустарника. Оба конявинских охранника заозирались по сторонам.

— Не понял! — пробормотал напарник. — Куда машина-то подевалась? Мы же ее, вроде, из виду не теряли.

Он вытащил мобильник, нажал быстрый номер. Ничего. Одни длинные гудки, а потом...

— Слышь, Петро, как это? — он протянул мобильник напарнику. Тот глянул, хмыкнул.

Он в первую же секунду заметил то, чего не заметил кореш: поляна другая, и этого странного факта он объяснить не мог никак.

А в это время Конявин, нервозно меряя кабинет торопливыми шагами, ждал от своих подчиненных хоть какого-нибудь результата. Но мало того, что эти уроды умудрились упустить опасную троицу — прочесали всю округу и ни фига не нашли, так еще и двое помощников пропало. Как в воду канули.

— Ну, вернутся, я им, сволочам, по пистону вставлю… — шипел Конявин, не ведая, что уже больше никогда не увидит ни квадратно-челюстного Петра, ни его напарника — Виктора.