Вампир для художницы (СИ) - Арефьева Наталия. Страница 7
- Я люблю тебя.
И тут же отвела взгляд. Огонь казался сейчас безопаснее черных омутов напротив. В гостиной повисла тишина и в ней отчетливо, и очень спокойно прозвучали слова.
- Я знаю.
Я нахмурилась, осмысливая услышанное.
- То есть... как? - Я не сразу нашлась, что сказать, только крепче сжала ножку бокала в руке. - И как давно?
Он пожал плечами.
- Я заметил это, когда еще не работал на твоего отца. Тебе тогда было лет семнадцать. Я думал, это просто подростковая влюбленность, что это пройдет. Мы виделись не очень часто, и я не всегда мог понять кажется мне или нет. Или ты умело это скрывала, или это была не влюбленность, а простое увлечение. Однажды я все же решился с тобой поговорить, расставить все точки, чтобы не давать напрасных надежд, но ты пропала. А, когда вернулась, мне показалось, что все прошло, и я подумал: где бы ты ни была, это пошло тебе на пользу. А недавно я понял, что ошибался. Или же это вспыхнуло снова.
- Это не проходило. - Тихо сказала я чувствуя, как во мне просыпается злость. - Шесть лет. Шесть лет я схожу с ума. все это время ты знал и молчал. Я никогда никому не говорила об этом. Все пыталась справиться. Но думала, если ты узнаешь, то хотя бы скажешь мне.
- Не надо меня обвинять, во мне нет и доли того благородства, что ты мне приписала. Почему же ты сама молчала? Мы не пара, Ева, и ты это прекрасно понимаешь. Нет, ты нравишься мне, я давно разглядел в тебе привлекательную девушку, но из уважения к тебе и твоей семье я не стану соблазнять тебя, хотя мог бы. В этой ситуации это было бы обманом с моей стороны, но мне не привыкать. Но ты слишком... чистая. Ева.
Хрустальный бокал лопнул в руке, разлетевшись на осколки. Все, что он говорил, было до противного правильным. Только последняя его фраза заставила недобро усмехнуться. Я вскочила на ноги.
- Чистая, говоришь? Хочешь знать, где я была? На Таннских островах. Я пыталась забыть тебя. И в этом мне помогали алкоголь, кровь из добровольно подставленных вен и мужчины. Много мужчин. Почти каждую ночь в моей постели был новый любовник, и знаешь что? Я даже не помню их имен. Зато отчетливо помню, как мне хотелось, чтобы на их месте был ты. Я пришла в себя только через полгода и с ужасом осознала, что ни черта не изменилось!
Ваза с фруктами, стоявшая на столе между креслами, полетела в стену, разлетелась звенящими брызгами, яблоки и виноград покатились по полу. Салем окинул эту картину взглядом и медленно встал напротив меня.
- Все еще считаешь меня чистой? - Выкрикнула я в запале, опьянение смыло злостью. - Ты говоришь об уважении, но даже не попытался проявить его ко мне. Нет, ты издевался надо мной. Зная, как я к тебе отношусь, нарочно делал мне больно.
- Я ничего тебе не обещал. Почему я должен щадить твои чувства? Что я должен был сделать?
- Поговорить со мной.
- И что бы изменилось? Ты разлюбила бы меня?
- Ненавижу тебя.
- Это вряд ли,- усмехнулся он, покачав головой,- хотя это было бы выходом.
Эту усмешка была как удар в живот, выбила весь воздух из легких. Слова бессмысленны и во всем виновата только я. Он ведь и правда ничего не обещал мне. Но я была невероятно зла. Он всегда знал, что кроется за моей нарочитой грубостью, за попытками уколоть и съязвить. Знал и просто издевался.
Тишину гостиной разорвал хлесткий звук пощечины. В глазах Салема отразилось злое удовлетворение, как будто он специально вводил меня из себя. Не знаю, чего он добивался и знать не хочу. Я развернулась и быстро ушла в свою комнату. Хлопнула дверью и, остановившись у кровати, запустила руки в волосы, пытаясь отдышаться. Меня трясло. От злости, от обиды, от все еще звенящих в ушах слов. Чего я ожидала? Что он тоже признается в любви и все у нас будет хорошо? Никогда не будет.
За спиной хлопнула дверь, я обернулась и успела заметить, как черные глаза сверкнули совсем рядом и губы Салема накрыли мои поцелуем.
Я тысячи раз представляла, как это будет, но все мои фантазии - ничто, по сравнению с тем, как это было на самом деле. Я все еще злилась, но, боже мой! Я так долго мечтала об этом, что не нашла в себе сил оттолкнуть его. Это был злой поцелуй, с привкусом горечи. Но он был такой страстный, такой неистовый, что все мысли вылетели из головы, и очень скоро он сменился откровенными ласками. Наверное, надо было оттолкнуть, влепить еще одну пощечину, прогнать, но я просто не смогла. Что толку лгать самой себе - я хотела этого.
И только, когда все закончилось, осознала, что именно произошло. Вопросов “почему?” и “зачем?” не возникло. Он сам сказал, что видит во мне привлекательную девушку, а я дала ему понять, куда он может засунуть свое уважение. У меня должно было возникнуть ощущение грязи, но не возникло. Я не жалела, где-то в глубине моей, израненной этими чувствами, души тлела надежда, что это будет иметь хоть какое-то продолжение. Но я слишком хорошо понимала, что ничего не будет. Салем тяжело дышал после безумного секса и не делал никаких попыток обнять меня или хотя бы просто прикоснуться. Я отвернулась от него, хотела, чтобы он ушел. И не хотела. И пока решала, не заметила, как провалилась в глубокий сладкий сон.
Утро не принесло облегчения. Только проснувшись, я сразу вспомнила весь вчерашний вечер. И тут же отругала себя, что уснула, так и не успев сказать: “Уходи”. Потому что отчетливо ощутила его присутствие в комнате. Я резко села, спустив ноги с кровати и прикрываясь одеялом. Салем стоял лицом к окну и застегивал рубашку.
- Я не буду извиняться,- сказал он, оглянувшись на меня,- но должен признать, что понятие не имею что на меня нашло. Какое-то помутнение,- он взъерошил и без того растрепанные волосы,- странно, вроде пила ты, а помутнение у меня.
Я молчала, продолжая буравить его хмурым взглядом, уже зная, что он скажет дальше. Он подошел и встал напротив.
- Я очень хорошо отношусь к тебе, Ева. что бы ты ни думала. Но ты должна понимать - ничего не изменилось.
- Да. ничего не изменилось,- с горечью признала я, помедлив, и думаю, он понял о чем речь,- уходи.
- Ева...
Он попытался сказать что-то еще, но я не перебила, крикнув:
- Убирайся!
Он оглянулся уже у двери и сказал:
- Надеюсь, ты поймешь, что забыть обо всем - будет лучшим решением.
Дверь захлопнулась, тихо щелкнув замком.
Бристол-хилл встретил меня все тем же дождем. Набухшие тучи проплывали так низко, что казалось, вот-вот заденут крыши домов. На лужах вздувались пузыри, обещая затяжное ненастье. Серость и унылость во всей красе. В Бристоле было свое очарование, но сейчас я его не замечала. В моей душе было так же серо, ни единого просвета.
Я уехала из Касуэра в тот же день. Поревела где-то час, еще полчаса порефлексировала и собрала чемоданы. Лилиан я позвонила уже из поезда. Она была недовольна, но спорить не стала, только попросила не пропадать. А я и не собиралась. Что толку, если все равно ничего не изменится, а тех шести месяцев мне вполне хватило для определенного опыта в жизни. Больше не хочу. Я вообще слабо представляла, что должно произойти, чтобы все изменилось. Прошедший разговор с Салемом и слова, сказанные утром, показали, что это не предел. А где он, этот предел, я понятия не имела.
В нашем загородном доме было пусто, отец уехал ранним утром, мама в городе, наверное, устроила очередной набег на магазины и салоны красоты, а Кайл и вовсе здесь почти не появляется.
Приняв теплый душ, чтобы согреться после дождя, я направилась в мастерскую, но вдохновение покинуло меня еще несколько дней назад и до сих пор не вернулось. Какое-то время я рассматривала собственные картины, попивая горячий чай. Все, кто видел их, говорили, что я талантлива, что мне непременно надо выставлять свои работы в галереях, что такая красота должна не пылиться дома, а радовать глаз ценителей, что моим картинам обязательно найдется место в самых богатых домах. Но я никогда не стремилась к славе. И почему-то не хотела, чтобы на мои картины пялились все подряд. Наверное, это неправильно, художники пишут, потому что хотят показать другим свое видение мира, донести какую-то мысль или идею. Кем-то движет тщеславие, они хотят, чтобы ими восхищались. Мне же ничего этого не надо, я пишу просто потому, что мне это нравится. Я нахожу в этом умиротворение, отдушину, но не более.