Неоновое солнце - Кротков Антон Павлович. Страница 6

- Ты чё, Паштет, оборзел! - Накинулся на него порезанный кореш. Между недавними дружками намечалась серьёзная разборка. Конвоирам пришлось вмешаться. Они растащили осуждённых и только теперь надели на них наручники. Но при этом сделали вид, что не было никакой попытки убийства. Просто один из подконвойных случайно порезался из-за собственной неловкости, ударившись о металлическую решётку.

Глава 3

Следственный изолятор № 2 Города Москвы (Бутырская тюрьма)

Да, его не убили по дороге, но что ждёт его в ближайшие сутки-двое? Самому себе было стыдно признаться, но он нервничал. И чем ближе автозак приближался к конечному пункту маршрута, тем больше. Да что там говорить, обычное присутствие духа изменило ему! Впервые Стас усомнился сам в себе: а справиться ли? Даже на войне такого с ним не бывало. Впрочем, там ты примерно знаешь, чего следует ожидать и что следует делать. Тюремный мир - совсем другое. В нём царят свои жёсткие законы, так что впереди его ожидает абсолютная неизвестность! Враждебная неизвестность… Отсюда мерзкое ощущение беспомощности, с которым трудно бороться. Чтобы конвоиры и попритихшие попутчики не заметили, что у него немного трясутся конечности, капитан сцепил руки в замок и скрестил ноги. И твердил про себя что справится. Во всяком случае он был готов максимально дорого продать свою жизнь и честь.

А ведь в юности Стас часто имел дело с разного рода шпаной. Когда спустя несколько лет после гибели родителей родственники отца всё же забрали его из детского дома, он оказался чужаком в новом дворе и пришлось драками завоёвывать себе место под солнцем. Район был криминальный и слабаки в нём не выживали. Поэтому при первой возможности он записался в секцию бокса. Со временем появилась самоуверенность, даже нахальство. Стал частенько попадать в рискованные ситуации с хулиганьём, которые приходили на танцульки в городской парк на дискотеку. Тогда он был драчливым, лихим парнем, а ещё большим любителем женского пола, и его не однажды пытались поколотить из-за того, что он успешно уводил, а точнее увозил за своём мотоцикле девок у местной шпаны. Самые красивые барышни доставались ему, и урок это страшно злило. Но у него оказался от природы невероятно мощный удар справа и неплохая реакция, так что ему долго всё сходило с рук. Но однажды, в классе в девятом, он всё же получил от более старших по возрасту блатных удар заточкой под сердце, отчего едва не умер в реанимации. Не сказать, чтобы с тех пор он остепенился, однако ж стал осмотрительней. Поумнел, наверное. Что же касается навыков общения с этой специфической публикой, то когда-то они у него несомненно были. Но с тех пор Стас их порядком подрастерял. Служба в полиции тут мало что дала, скорее всё сильно осложнила...

…Вот открылась дверь, и он вошел в небольшое полутемное помещение, наполненное полуголыми людьми (из-за духотищи находиться в камере в одежде было невыносимо). С двух сторон шли трехъярусные нары на шесть спальных мест с каждой стороны. Стандартная «хата», где на девяти квадратных метрах обитает почти тридцать человек, то есть более чем вдвое больше положенной нормы. Бледные до синевы из-за отсутствия солнца и худые от плохого питания, обозлённые из-за тесноты и скуки…

Буравящие взгляды десятков пар глаз встретили новичка. Его появления ждали. Тюремная жизнь небогата на развлечения, а тут такое неординарное событие – мента сажают в общую камеру! Всё равно, что отдать бычка на растерзания в клетку с хищниками. Стас поздоровался сразу со всеми, как велит тюремный закон. Но без особых эмоций, скупо. В ответ тишина. Секунд через десять среди недоброго молчания сбоку, со стороны парашы раздалось радостное восклицание высоковатым, почти женским голосом.

Захлопнулась за спиной тяжёлая дверь, лязгнул засов, а Стас всё продолжал стоять возле порога, словно на границе минного поля. Большинство из постояльцев общей камеры видать блатные (их бледные тела покрыты специфической уголовной живописью). Хотя видны и первоходки и прочие «ботаники», но их немного и они тут никто. Опасаться следует тех, что с откровенной ненавистью сверлят его глазами. Или, напротив, - смотрят с наглой самоуверенной весёлостью. Один из этих ухриков, - весь какой-то потёртый жизнью, с чересчур подвижной, спитой физиономией и быстрыми лукавыми глазками, - первым подкатил к новичку, изображая радушие. Он сразу Стасу не понравился. «Потёртый» указал ему на свободную койку в углу:

- Добро пожаловать к нам в хату! Вон твоё место, уважаемый. Ты не смотри, что ребята там пока сидят, они скоро уйдут.

Стас поглядел в указанном направлении и понял, что ему с порога приготовили западню. Предлагаемая «шконка» размещалась у самого туалета, а те двое гавриков, что с игривым видом расположились на ней, слишком напоминали парий тюремного общества, или говоря проще «петухов».

Можно было позвать вертухая, чтобы тот указал ему его законное место. Но по тюремным понятиям, обращаться к администрации за помощью и «ломиться с хаты» нельзя ни при каких обстоятельствах. Нужно сделать так, чтобы ломились от тебя, но не в коем случае самому! На худой конец можно расстелить казённый матрас прямо у двери, раз свободных шконок нет.

Но Стас выбрал другой путь. Он подошёл к занявшему явно до этого пустовавшую койку «потёртому», и потребовал освободить его кровать. Тот решил обойтись пока без разборок и, пожав плечами и хитро оглянувшись на своих кунаков, мирно уступил.

Стас бросил матрас на освободившуюся лёжку и присел. Но уже через десять минут «потёртый», как ни в чём не бывало, снова оказался с ним рядом.

- Ты не злобся на меня, это шутка была с петушками, – объяснил он примирительным тоном.

- Я понял, – процедил сквозь зубы Стас.

«Потёртый» представился «Шнырой». Посыпались традиционные вопросы: «По какой статье здесь?», «Откуда сам?», «Как там на воле?». Хитрый фигляр старательно делал вид, будто не знает, кто перед ним, будто бы считает новичка обычным «пассажиром». Все вокруг тоже изображали равнодушие, но ловили каждое слово новичка.

Легат отвечал очень сдержанно, давая понять, что никакого желания откровенничать у него нет.

- Хочешь чифиря, мил человек? – расплывшись в улыбке, предложил Шныра.

Стас отказался и на какое-то время его оставили в покое. Он стал незаметно осматриваться. На лучшей койке возле окна читал книжку дедуля довольно мирной, даже благообразный наружности: с седой шевелюрой, бородой, на носу очёчки. Он не был похож на уголовника, поэтому Легату показалось странным, что «пенсионер» оказался на привилегированной шконке, положенной по рангу вору в законе или «смотрящему» камеры.

Справа через койку шла оживлённая игра в карты, там солировал какой-то дёрганный невротик в адидасовских трениках.

Легат устало прикрыл глаза и постарался расслабиться. Если удастся хотя бы на пять минут распустить сжатую в пружину мускулатуру, особенно плечи и спину – считай перезарядился. Но тут же услышал манерный женственный голос:

- Здравствуйте, меня зовут Рудольф. Можно просто Рудик.

Глава 4

Один из парий местного общества, вероятно подзуженный кем-то из уголовников, подъехал к Легату, и протягивал ему руку для знакомства. Дико было видеть на мужском лице обилие дамской косметики. На какие-то секунды Стас даже опешил от неожиданности. Остальные обитатели камеры делали вид, что не замечают происходящего, но Легат видел, что все только и ждут, когда мент совершит роковую ошибку...

Капитан снова дико напрягся, ведь тюрьма – не воля, здесь каждое своё слово и поступок приходиться тщательно вымеривать и просчитывать в условиях постоянного цейтнота; обычные человеческие законы дружелюбия и терпимости здесь не работают. Пожать руку «опущенному» - по тюремным правилам означает самому немедленно перейти в касту отверженных, и на законных основаниях переехать в петушиный угол. Требовалось либо ударить чудака, либо хотя бы грубо отшить.