КГБ: приказано ликвидировать (Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Колпакиди Александр Иванович. Страница 101

Через четыре месяца после написания этих слов Троцкий, являвшийся одним из создателей советской машины государственного террора, был убит людьми, также считающими себя марксистами и пролетарскими революционерами. Воспитанные на традициях и опыте большевистских и левоэсеровских боевиков, считавших террор действенным средством для достижения политических целей, они искренне думали, что не только делают правое дело, но и делают его абсолютно правильными методами. Однако палка, как известно, имеет два конца. И проводники советского государственного террора очень скоро на себе почувствовали, что такое быть его объектом. В результате к началу 40-х годов многие из тех, кто осуществлял «литерные» акции в отношении противников советского строя и большевизма, были сами репрессированы.

Одним из первых был репрессирован начальник Разведупра РККА в 1924-35 и 1937 году, участник разработки операции по захвату атамана Анненкова Ян Берзин. В 1936 году он был направлен в Испанию в качестве главного военного советника. Как бывший начальник Разведупра, он занимался и вопросами разведки и на этой почве имел частые столкновения с представителем НКВД Орловым. Вот что вспоминает по этому поводу В. Кривицкий:

«В марте 1937 года мне довелось познакомиться с конфиденциальным докладом Берзина наркому обороны Ворошилову. Доклад был также адресован Ежову, преемнику Ягоды на посту шефа ОГПУ. Такие доклады предназначались для Сталина, но адресовались обычно вышестоящим начальникам их авторов. После оптимистической оценки общего положения в стране и похвал в адрес генерала Миахи Берзин переходил к сообщениям о недовольстве и протестах в руководящих испанских кругах в связи с деятельностью ОГПУ. Констатировалось, что агентура ОГПУ компрометирует советскую власть в глазах испанцев своим произвольным вмешательством и шпионажем в правительственных кругах. В заключении Берзин предлагал немедленно отозвать Орлова» [266].

Но отозван был не Орлов, а Берзин. Он покинул Испанию в мае 1937 года. За выполнение ответственного правительственного задания его наградили орденом Ленина и присвоили звание армейского комиссара 2-го ранга. А 9 июня 1937 года он вновь был назначен начальником РУ РККА. Но долго проработать в этой должности ему не пришлось. 27 ноября 1937 года он был арестован, обвинен в организации латышской контрреволюционной организации и шпионаже в пользу латвийского генштаба и 29 июля 1938 года расстрелян.

Затем настал черед организатора убийства Чжан Цзолиня Христофора Салныня. После возвращения, в 1929 году из Китая, где он принимал участие в конфликте на КВЖД, организуя диверсии в тылу китайских войск, Салнынь несколько лет находился на нелегальном положении в странах Центральной и Восточной Европы, а в 1932 году вернулся на Дальний Восток. Будучи помощником начальника Разведотдела штаба ОКДВА по диверсионной работе, он занимался организацией в Северном Китае разведывательно-диверсионных и партизанских отрядов, действующих против японской армии, которая в 1931 году оккупировала Маньчжурию. О его успешной деятельности на этом посту говорит тот факт, что 10 октября 1935 года «за исключительно добросовестную работу при выполнении особо ответственных заданий» он был награжден золотыми часами, а в декабре ему было присвоено воинское звание бригадного комиссара.

Богатый опыт Салныня было решено использовать для организации работы созданного в 1935 году спецотделения «А» Разведупра (активная разведка). Поэтому в феврале 1936 года он был назначен помощником начальника спецотделения «А». В 1937 году Салныня направили в Испанию советником XIV (партизанского) корпуса. В Москву он вернулся в начале 1938 года, а уже 21 апреля его арестовали по обвинению в шпионаже и участие в заговоре против советской власти. Следствие по его делу продолжалось больше года, а 8 мая 1939 года он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

Больше повезло помощнику Салныня по организации первого покушения на Чжан Цзолиня Леониду Бурлакову. После освобождения из китайской тюрьмы он был награжден орденом Красного Знамени и, подлечившись в санатории, продолжил службу в военной разведке. В 1931–1932 годах он — помощник начальника разведки 67-й стрелковой дивизии и помощник начальника Разведотдела ОКДВА, а с 1932 года — помощник начальника Разведотдела Морских сил Дальнего Востока. В мае 1937 года его переводят в Москву преподавателем Центральной школы подготовки командиров штаба РККА, а 2 сентября 1938 года арестовывают по обвинению в участии в антисоветском военном заговоре, вредительской работе в разведывательной службе Тихоокеанского флота и шпионаже в пользу Японии.

После двадцати дней непрерывных допросов Бурлаков стал давать требуемые от него «показания». Но ему повезло. Пока шло следствие Ежов 23 ноября 1938 года был снят с поста наркома внутренних дел, а 10 апреля 1939 года арестован. Бурлакова же в январе 1939 года этапируют во Владивосток, где его дело тянется почти два года. В конце концов он был оправдан и 4 декабря 1940 года вышел на свободу. В время Великой Отечественной войны Бурлаков служил в 4-ом (диверсионном) управлении НКВД, неоднократно забрасывался в тыл противника, а после войны вышел на пенсию. За несколько месяцев до смерти в июле 1957 года он сказал: «Все свои знания, силы и здоровье я всегда безоговорочно отдавал делу Ленинской партии и нашей Родине» [267].

Что касается начальника ИНО НКВД в 1935-38 годах Абрама Слуцкого, то его ждала иная судьба — он был отравлен прямо на Лубянке в кабинете первого заместителя наркома НКВД Фриновского. По этому поводу есть масса свидетельств. Вот что, например, пишет об этом А. Орлов, сам, впрочем, в это время бывший в Испании:

«17 февраля 1938 года в рабочее время Слуцкого вызвали в кабинет его старого друга Михаила Фриновского, которого Ежов сделал одним из своих заместителей. Спустя полчаса Фриновский позвонил заместителю Слуцкого Шпигельглассу: „Зайдите ко мне!“ В просторном кабинете Фриновского Шпигельгласс прежде всего увидел странную фигуру Слуцкого, бессильно сползшую с кресла. На столе перед ним стоял стакан чая и тарелка с печеньем. Слуцкий был мертв. Шпигельгласс сразу же подумал, что Слуцкого убили, но лучше было не задавать вопросов. Нервничая, он предложил позвать врача, однако Фриновский заметил, что врач только что был и „медицина тут не поможет“. „Сердечный приступ“, — небрежно добавил он с видом знатока…

Ежов распорядился, чтобы гроб с телом Слуцкого был выставлен в главном клубе НКВД „для прощания с умершим“ и чтобы вокруг гроба нес дежурство почетный караул. Этот маскарад, однако, не достиг цели, скорее наоборот. Сотрудники НКВД кое-что смыслили в судебной медицине и сразу же заметили на лице покойного характерные пятна — признак цианистого отравления» [268]. Впрочем, Судоплатов считал, что Слуцкий, удостоенный некролога в центральных газетах и похорон на Новодевичьем кладбище, умер естественной смертью, как и его брат, также скончавшийся от сердечного приступа уже после войны.

Следующим на очереди был А. Орлов (Фельдбин), один из организаторов массового террора в Испании. 9 июля 1938 года он получил телеграмму от Ежова, предписывающую ему выехать в Бельгию, в Антверпен, где 14 июля на борту советского парохода «Свирь» якобы должно было состояться совещание с «товарищем, известным вам лично».

При этом ему рекомендовалось прибыть туда на посольской машине в сопровождении советского генерального консула во Франции Бирюкова. Понимая, что в Бельгии его ждет не совещание, а арест с последующим расстрелом, Орлов решает бежать вместе с семьей. Послав телеграмму, в которой подтвердил свой приезд в Антверпен в назначенный день, он 12 июля выехал из Барселоны во Францию. В Перпиньяне, забрав жену и дочь, он сел на ночной поезд и утром 13 июля прибыл в Париж. Там Орлов и его близкие неожиданно для всех исчезли.