КГБ: приказано ликвидировать (Спецоперации советских спецслужб 1918-1941) - Колпакиди Александр Иванович. Страница 57
В области торговли я считаю преступным при наличии фактического голода в России вывоз из СССР продуктов и трату вырученных денег на заполнение карманов совчиновников и поддержку компартий других стран.
С режимом, создающим невыносимую жизнь громадному стопятидесятимиллионному народу СССР и властвующим силой штыков, несознательности армии и неорганизованности классов рабочих и крестьян, — я обещаю отныне бороться.
Я имею сотни честных друзей-коммунистов, сотрудников ОГПУ, которые так же мыслят, как и я, но, боясь мести за рубежом СССР, не рискуют совершить то, что делаю я.
Я — первый из них, и пусть я послужу примером всем остальным честным моим товарищам, мысль которых еще окончательно не заедена демагогией нынешнего ЦК.
Я зову вас на борьбу за подлинную, реальную, настоящую свободу!» [145]
Став невозвращенцем, Агабеков рассчитывал заработать на жизнь публикацией своих мемуаров. Однако британская газета «Дейли мейл» на предложение о публикации мемуаров ответила: «Без гарантий, что мистер Агабеков не провокатор, мы не можем поставить ни строчки, так как если выйдет скандал с его сенсацией и разоблачениями, то в английском общественном мнении… газета может проиграть, и поэтому мы воздерживаемся. Конечно, если у Агабекова есть документы, тогда другое дело» [146].
Впрочем, в сентябре 1930 года мемуары Агабекова под названием «ОГПУ» все-таки были опубликованы в парижской эмигрантской газете «Последние новости». А в 1931 году они вышли отдельной книгой на английском языке в Нью-Йорке и назывались «ОГПУ: русский секретный террор». Вскоре после этого вышел и русский оригинал книги, подготовленный к печати при помощи русских эмигрантов, проживающих в Берлине.
Появление книги Агабекова для очень многих обернулось трагедией. Так, в Иране она вызвала настоящий переполох. Дело закончилось тем, что в июле-августе 1932 года власти арестовали более 400 человек, связанных с советскими спецслужбами. (250 в Тегеране, 130 — в Хорасане, 50 — в Западном Азербайджане). Четверо из них были расстреляны, а 27 приговорены к тюремному заключению. А до этого, 1 июля 1931 года, был принят «Закон о наказании лиц, занимающихся деятельностью, направленной против безопасности и независимости страны», наказания по которому предусматривали осуждение на срок от 3 до 15 лет и смертную казнь. Результатом этих действий властей стал разгром в Иране просоветского коммунистического и национально-освободительного движения. Другим важнейшим последствием выхода в свет мемуаров Агабекова стало то, что доверие правящего в то время в Иране Реза-шаха Пехлеви к СССР было подорвано, и с его стороны были приложены немалые усилия к тому, чтобы по возможности в наибольшей степени сократить сотрудничество с Москвой.
Кроме того, за всеми сотрудниками советского полпредства в Иране был установлен жесткий контроль, что очень затрудняло работу резидентур ИНО ОГПУ и Разведупра РККА. И это только в одном Иране. А ведь не следует забывать, что Агабеков сдал всю известную ему агентурную сеть не только в Иране, но и на всем Ближнем Востоке и в Центральной Азии.
Впрочем, в ИНО ОГПУ старались преуменьшить значение разоблачений Агабекова. Так, в докладной записке на имя начальника ИНО А. Артузова о мемуарах Агабекова говорилось таким образом:
«Он (Агабеков — авт.) останавливается на некоторых „фактах“, оценка которых, по нашим данным, может быть дана следующая:
История с Захаридисом. Ни в прошлом, ни в настоящем, ни в аппарате, ни в составе сети на Ближнем Востоке и в Аравии Захаридиса не было и нет. Торговая операция с Захаридисом — сплошная выдумка.
„Убийство“ Белова. Данные об „убийстве“ члена нашей организации Белова — сплошная выдумка.
Палестинские события. Плохое изложение газетных информаций о деятельности Коминтерна на Ближнем Востоке.
История с Жиро. Ничего подобного в нашей работе на Востоке не было. Факт выдуман.
Агентурная работа. В воспоминаниях А. пишет о своей работе в Константинополе. В бытность в Константинополе никаких агентурных разработок не вел и никакой сети не имел. Все сообщенное им в материалах сплошная выдумка.
Нач. 5-го отделения ИНО ОГПУ Федоров» [147].
Думается, не лишним будет привести здесь и заметку «Агабеков», опубликованную 15 августа 1936 года в парижской эмигрантской газете «Возрождение» под рубрикой «Письмо в редакцию». Автор заметки — князь Г. Львов, в прошлом глава двух кабинетов Временного правительства:
«Милостивый государь, господин редактор! Два дня назад я получил от своего приятеля, живущего в Персии, человека с большим положением в прошлом и безупречной репутацией, письмо, содержащее характеристику личности Агабекова. Вот выдержка, касающаяся этого человека:
„В последних номерах „Возрождения“ и „Последних новостей“ много пишут об Агабекове… Этот мерзавец теперь перебежал к эмиграции и выпускает книгу на русском, французском, английском и персидском языках о деятельности большевиков на Востоке и в Персии. Агабеков большой негодяй, и ему никто не должен верить. В Персии хорошо знают этого мерзавца, потому очень интересуются его книгой. В Тегеране он гордо заявил, что собственноручно расстрелял не менее 50 человек“.
Подобная, более чем определенная, характеристика, быть может, послужит вам, господин редактор, для целей установления роли этого перебежчика…»
Несмотря на стремление приуменьшить последствия измены Агабекова, в ОГПУ после публикаций мемуаров не собирались прощать ему предательства. Уже 2 июля 1930 года во все резидентуры были разосланы шифротелеграммы с перечнем оперативных сотрудников и агентов, которых было необходимо отозвать в Москву или временно заморозить их деятельность. Тогда же было принято решение о незамедлительной ликвидации изменника. Вначале с этой целью в Париж выехали сотрудники Спецгруппы во главе с Я. Серебрянским. Потом такое же задание получил нелегальный резидент ИНО в Италии Е. Мицкевич.
Но с наскока убрать Агабекова не удалось, поскольку французские власти, не желая осложнять дипломатические отношения с СССР, выслали его в августе 1931 года в Бельгию. Поэтому в конце 1931 года в ИНО ОГПУ была разработана операция «Филомена», имевшая целью заманить Агабекова в Болгарию, там похитить и доставить в СССР.
При осуществлении этого плана было решено использовать советского эмигранта греческого происхождения Нестора Филию, который стремился вывезти из СССР свою жену Евдокию и дочь Анну, оставшихся в городе Николаеве. Пытаясь найти людей, которые могли бы помочь ему, Филия познакомился с французским инженером Александром Огюстом Лекоком и уроженцем Одессы, греком Жаном Паниотисом, оказавшимся агентом ОГПУ. Узнав о том, что жена Филии имеет в одном из женевских банков счет на 100 миллионов франков, Паниотис рассказал об этом другому агенту ОГПУ в Париже Сергею Минцу.
Убедившись, что счет мадам Филия в Женеве не фикция, они сообщили об этом в Москву, где решили использовать сложившуюся ситуацию для похищения Агабекова. Предполагалось, убедив его в подлинности истории Нестора Филин, предложить ему как бывшему работнику ОГПУ организовать за приличную плату побег двух женщин из СССР, заманить в ловушку и вывезти в Москву. Паниотис и Минц привлекли к операции своего знакомого англичанина Альберта Стопфорда, который в конце сентября 1931 года встретился с Агабековым и сначала попросил только совета — как добыть заграничные паспорта в Москве.
Но уже спустя несколько дней он предложил Агабекову самому организовать выезд двух женщин из России, разумеется, за соответствующее вознаграждение. В середине октября в Брюсселе состоялась еще одна встреча Агабекова со Стопфордом и другим агентом ОГПУ, действовавшим в Швейцарии под псевдонимом Отто Эгер. Последний, якобы, должен был финансировать операцию.
Месяц спустя Агабеков выехал в Болгарию. По дороге он нанес ОГПУ целый ряд ощутимых ударов. Так, будучи в Вене, он задержался на 10 дней, дав показания австрийской полиции по так называемому «делу Земмельмана». Кроме того, он назвал имя бывшего резидента ИНО в Вене М. Горба, работавшего под прикрытием атташе по печати в советском полпредстве в Вене, и его помощника И. Лебединского, занимающего должность заведующего паспортным отделом. Но по прибытии в Софию его вызвал к себе шеф болгарской полиции Прелявский, который заявил, что в интересах самого Агабекова следует немедленно покинуть Болгарию, не заезжая в Варну — конечный пункт его путешествия. В результате Агабекову ничего не оставалось, кроме как вернуться обратно в Брюссель.