Дым и зеркала - Гейман Нил. Страница 51
На экране что-то красное, пульсирующее и расплывчатое. Переход камеры: улыбающаяся до ушей женщина прижимает к себе младенца.
— Кое-кто из таких малышек вырастет в медсестер, в учительниц или музыкантш. Когда-то одна из них может даже стать президентом.
Снова наплыв на розовое нечто, заполняющее экран.
— Но эта маленькая никогда не станет большой. Завтра ее убьют. А ее мать говорит, это не преступление.
Переключив каналы, он нашел «Я люблю Люси», великолепную пустышку для фона, потом вошел в программу на компьютере и сел работать.
Через два часа выискивания ошибки в каких-то сто долларов по кажущимся бесконечным столбцам цифр у него разболелась голова. Встав, он вышел во двор.
Ему не хватало сада, не хватало настоящих английских газонов с настоящей английской травой. Здесь трава была жухлой, коричневой и скудной, деревья поросли бородатым испанским мхом — ни дать ни взять чужие из фантастического фильма. Он пошел по просеке в лес за домом. За деревьями, прячась то за одно, то за другое, скользило что-то серое.
— Кис-кис-кис, — позвал Рейган. — Иди сюда, кисонька.
Подойдя к дереву, он заглянул за него. Кот — или что бы там оно ни было — исчез.
Что-то ужалило его в щеку. Бездумно его прихлопнув, он опустил руку — только чтобы обнаружить, что она испачкана кровью, а на ладони у него подергивается наполовину раздавленный москит.
Вернувшись на кухню, он налил себе чашку кофе. Он скучал по чаю, но здесь у чая был другой вкус.
Дженис вернулась около шести.
— Как прошло? Она пожала плечами:
— Нормально. — Да?
— Да. На следующей неделе придется поехать еще, — сказала она. — Для контрольной проверки.
— Чтобы убедиться, что в тебе не оставили инструментов?
— Для чего-нибудь.
— Я приготовил спагетти с болонским соусом, — сказал Рейган.
— Я не хочу есть, — ответила Дженис. — Пойду лягу. Она поднялась наверх.
Рейган работал, пока цифры не поплыли у него перед глазами. Поднявшись наверх, он на цыпочках вошел в темную спальню. В лунном свете стащил одежду, бросая ее как попало на ковер, и скользнул под простыню.
Он ощущал лежащую рядом Дженис. Ее тело подрагивало, подушка была мокрой.
— Джен?
Она лежала к нему спиной.
— Это было отвратительно, — прошептала она в подушку. — Так больно. И настоящее обезболивающее или еще что-нибудь мне не дали. Сказали, если я хочу, можно сделать укол валиума, но анестезиолога у них больше нет. Врачиха сказала, он не выдержат давления и вообще это стоило бы лишних двести долларов, а никто не хочет платить… Так было больно. — Она теперь рыдала, выдыхая слова, будто их из нее рвали клещами. — Так больно.
Рейган встал.
— Ты куда?
— Я не обязан это слушать, — сказал Рейган. — Я правда не обязан это выслушивать.
В доме было слишком жарко. В одних трусах Рейган спустился вниз. Когда он вошел в кухню, босые ступни, прилипая к линолеуму, издавали чавкающие звуки.
Дверка одной мышеловки была закрыта.
Он взял эту ловушку, которая теперь была чуть тяжелее, чем раньше, и осторожно приподнял дверку. На него уставились два глаза-бусинки. Светло-бурый мех. Он снова закрыл дверку и услышал царапанье изнутри.
И что теперь?
Он не может ее убить. Он никого и ничего не способен убить. От зеленой мышеловки запахло едким, дно стало липким от мышиной мочи. Держа на вытянутой руке, Рейган вынес ее в сад.
Поднялся легкий ветерок. Луна была почти полная. Опустившись на колени в жухлую траву, он осторожно поставил мышеловку на землю.
Потом открыл дверку из маленького зеленого пенала.
— Беги, — прошептал он, стесняясь звука собственного голоса под открытым небом. — Беги, маленькая мышка.
Мышь не шевельнулась. Он видел лишь кончик ее носа у дверки мышеловки.
— Давай же, — подстегнул Рейган.
Ярко сияла луна. Ему было видно все до последней детали, очерченное светом и тенью, но лишенное красок.
Он подтолкнул мышеловку ногой.
Тогда мышь шмыгнула на волю. Она выскочила из мышеловки, на мгновение остановилась, повернулась и побежала в лес.
Потом снова остановилась. Поглядела в сторону Рейгана. Рейган был убежден, что она смотрит прямо ему в лицо. У нее были крошечные розовые лапки. Рейган испытал почти отеческое чувство. И мечтательно улыбнулся.
Стремительный росчерк серого в ночи, и, тщетно трепыхаясь, мышь повисла в пасти большого серого кота, глаза которого горели зеленым огнем. А потом кот исчез под кустами.
Рейган было подумал, не погнаться ли за котом, не попытаться ли освободить мышь из его зубов…
Из леса раздался резкий вскрик. Просто ночной звук, но на мгновение Рейгану показалось, что прозвучал он почти по-человечески, точно женщине сделали больно.
Маленькую пластмассовую мышеловку он зашвырнул как можно дальше. Он надеялся услышать удовлетворительный стук, когда она обо что-нибудь ударится, но она беззвучно пропала в кустах.
Тогда Рейган вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь.
… и моря перемены
Этот рассказ я написал в квартирке на верхнем этаже крохотного дома, бывшего каретного сарая в Эрлзкурт. Его вдохновила статуэтка Лайзы Снеллйнгс и воспоминание о пляже в Портсмуте, когда я был ребенком: ноющее дребезжание, какое издает море, когда волны скатываются с гальки. В то время я писал последнюю часть «Песочного человека», которая называлась «Буря», и отрывки шекспировской пьесы дребезжат и через нее тоже, так же, как дребезжали, трещали и гремели тогда у меня в голове.