Другая жизнь (ЛП) - Энгелидц Питер. Страница 20

— Конечно, я скоро закончу, — соврал он.

Пока Оуэн смотрел на Джека, в игре «Смерть зомби» монстры схватили и сожрали его персонажа. Джек засмеялся.

— Принеси результаты в зал заседаний через час. — Он повернулся спиной к Оуэну и вышел из комнаты. — Или раньше, если ты проиграешь.

Обычно путь из Риверсайда [31] занимал не больше получаса. Но сегодня были определённые повторяющиеся препятствия. Ночная гроза не закончилась, поэтому, поцеловав на прощание Риса, уплетающего кукурузные хлопья, Гвен вызвала такси в надежде остаться сухой. Двухмильная прогулка превратилась в пятимильную поездку, которая, несмотря на то, что было утро воскресенья, заняла много времени из-за пробки на залитой водой Пенарт-роуд. Наконец Гвен несколько мгновений простояла на тротуарной плитке у водяной башни из нержавеющей стали, ожидая спуска в Хаб. Сквозь пелену дождя она разглядывала похожие на броненосца очертания центра «Миллениум». «Creu Gwir fel gwydr offwrnais awen», — гласил текст на стене. «Творите истину как стекло из печи вдохновения». Ей всегда нравилось читать эти слова, будучи скрытой в обманчивой невидимости плитки, ведущей в секретное пространство базы Торчвуда.

Джек отмахнулся от её извинений за опоздание, когда она вошла в зал заседаний, и указал на её место за столом. Тошико вернулась к изучению своего ноутбука, где в одном окне она делала пометки, в другом – вычисления, а ещё два демонстрировали видеоматериалы в режиме реального времени.

Оуэн, стоявший у плазменного экрана, уставился на Гвен с плохо скрываемым раздражением из-за того, что она прервала его выступление.

— Смерть ликует, — сказал Джек. — Почему он был так счастлив из-за этого?

— Не понимаю, — отозвалась Гвен.

— Ты можешь увидеть это в некоторых моргах, — сообщил ей Оуэн. — Hic locus est ubi mors gaudet succurrere vitae. — Латинские слова, произнесённые с его лондонским акцентом, звучали странно. — Это означает «Это место, где смерть ликует, чтобы научить живущих». Знаете, чтобы приободрить их, когда они думают о мёртвых.

— Однако тот парень… — Джек жестом указал на фотографии мёртвого Уайлдмена, показанные на экране, — когда я в последний раз видел его, казалось, что смерть его совершенно не беспокоит.

— Он изменил своё мнение об этом после первых пятидесяти футов, — заметил Оуэн.

Гвен нахмурилась.

— Но кто в самом деле хочет умереть, а? Как в этой программе о курении, которую показывали вчера вечером по четвёртому каналу, а, Тош?

— Не знаю. Я не смотрю телевизор, — ответила Тошико, не поднимая взгляда от компьютера.

— Не смотришь телевизор по вечерам? — удивилась Гвен. — Господи, не знаю, что бы мы с Рисом делали, если бы не было телика.

— Может быть, говорили бы друг с другом? — предположила Тошико. Оуэн кашлянул.

— В таком случае, мне придётся начать всё сначала? — спросил он, обращаясь скорее к Гвен, чем к Джеку. Джек лишь улыбнулся; реакция Оуэна его позабавила.

— Я разберусь, что к чему, — заверила его Гвен. Сегодня утром Оуэн выглядел довольно помятым. Она и раньше видела, как он приходил в Хаб в таком виде, словно спал прямо в одежде, потерял бритву и не переодевался. Но этим утром круги у него под глазами были почти такими же тёмными, как щетина на его подбородке. По крайней мере, он выглядел чуть-чуть лучше, чем труп Уайлдмена на фотографиях со вскрытия.

Гвен впервые увидела вскрытие всего несколько месяцев назад. Когда она работала в полиции, у неё не было нужды наблюдать за этим процессом, и она всегда боялась дня, когда ей придётся сделать это. Она слышала истории о том, как здоровые парни из её участка падали в обморок в морге, впервые наблюдая за вскрытием трупа. Ребята вроде Джимми Митчелла, которые могли вытошнить весь свой обед. Так что первое вскрытие, которое она видела, было здесь, на базе Торчвуда, когда Оуэн исследовал шестидесятипятилетнюю женщину, случайно наткнувшуюся на долгоносика.

Оуэну нравилось просить Гвен помогать ему, испытывая новенькую, пытаясь заставить её упасть в обморок, заплакать, стошнить или просто выбежать из морга. Она решительно отказалась доставить ему такое удовольствие. Она подошла ко всему этому с той отстранённостью, которая всегда помогала ей при осмотре места преступления. Весы для взвешивания удалённых органов – с круглым циферблатом, деления на котором обозначали килограммы, и с кастрюлей из нержавеющей стали внизу – походили на те, на которых она обычно взвешивала фрукты в «Tesco». Бунзеновская горелка на столе была точно такой же, какой она пользовалась в школе. Не обращать внимания на серые фрагменты мозга, сердце и кишечник в банках, стоящих в помещении, было труднее. Ладно, они были похожи на образцы, использовавшиеся во время выпускного экзамена по биологии в школе. Гвен перенесла это испытание и была довольна своим спокойствием и явным разочарованием Оуэна.

В тот вечер, когда она вернулась домой и привычное лежание на диване с куриным чау-мейном [32] и «Жителями Ист-Энда» [33] по телевизору успокоило её, она вдруг вспомнила светло-серые глаза старушки, которые увидела, когда Оуэн небрежно оттянул веки. И, к удивлению Риса, Гвен помчалась в ванную, где её рвало так сильно и так долго, пока желудок не опустел.

Но это было тогда. Теперь она привыкла к этому. Или просто стала более жестокой?

— Я использовал бекаранский сканер – прибор для глубокого сканирования тканей, — объяснял Оуэн. — Так что мне удалось получить несколько первоначальных снимков без всяких инвазивных процедур. — На экране было показано несколько фотографий – ярко- красного и кремового цвета – плоть, кровь и кости. — Поразительно, правда? Этот сканер как будто проходит сквозь внешние слои, очищает их, или делает невидимыми, или что-то в таком роде.

Тошико лениво оторвала взгляд от экрана своего ноутбука.

— Тогда зачем заморачиваться со вскрытием трупа? Даже без этого сканера – у тебя есть прибор для магнитно-резонансных исследований, ультразвук, медицинская радиология, молекулярное тестирование… нетрудно определить, как он умер, не правда ли? Он ударился головой о тротуар со скоростью тридцать миль в час. Дело закрыто.

— Подожди и увидишь, — заметил Оуэн.

Он перелистал изображения на экране. На многих из них можно было увидеть труп Уайлдмена с распростёртыми руками, содранной кожей и вскрытыми грудью и животом. Традиционный Y-образный разрез был сделан от плеч до середины груди и ниже, до лобка. Голова Уайлдмена ударилась об автобус, а потом он приземлился на живот. Его лицо было разбито в непонятную кашу, даже после того, как Оуэн очистил его. Оуэн объяснил, что подумывал извлечь мозг через большую дыру в передней части черепа, а не через обычный разрез за ушами.

— В открытом гробу его хоронить не будут, это уж точно, — согласился Джек. Фотографий было много. Оуэн перерезал хрящи, чтобы отделить рёбра от грудины.

— Они были раздроблены, когда он упал, — пояснил он. — И когда я вошёл в брюшную полость, как вы можете видеть, толстая кишка была разорвана из-за сотрясения во время удара о землю. Так что мне пришлось потратить некоторое время на то, чтобы освободить кишечник. В большинстве органов нет ничего интересного. Никаких бактерий в крови. Ничего интересного в анализах желчи и мочи. Он не курил, по несколько увеличенной печени можно предположить, что он выпивал. Никаких признаков того, что он употреблял наркотики, лекарства, отпускаемые по рецепту, или яды.

Джек побарабанил пальцами по столу.

— Ты оставляешь самое вкусное напоследок, правда?

— Да, — с удовольствием подтвердил Оуэн и вывел на экран несколько новых фотографий. — Экспертиза пищевода, желудка, поджелудочной железы, двенадцатиперстной кишки и селезёнки. Там есть определённые нечеловеческие элементы…

— Та штука, которую он выплюнул в Джека, — перебила его Гвен.