Землепроходец Ерофей Павлович Хабаров (Книга для учащихся старших классов) - Леонтьева Галина Александровна. Страница 33
Во время следования Хабарова через западносибирские уезды к нему неоднократно обращались жители с просьбой рассказать им об Амуре. Он делал это охотно и многих заинтересовал перспективами амурского земледелия, пушного и рыбного промыслов, торговли. Когда через год после поездки в Москву Хабарова в Сибири объявили о наборе добровольцев в даурский полк Пашкова, их много нашлось в Верхотурье, Тобольске, Тюмени, Енисейске. Можно предполагать, что среди добровольцев были и те, кто слышал рассказы Хабарова о Даурии.
Какую-то часть пути Хабаров проделал без Зиновьева. Опасаясь обвинения в неоправданной потере времени на Тугирском волоке, он поспешил вперед Хабарова и прибыл в Москву в начале декабря 1654 г. Поэтому от Томска Хабарова сопровождал служилый человек Милослав Кольцов. Из Устюга Великого до Москвы с ним ехал устюжский пристав Иван Кузьмин с казаками. В середине февраля 1655 г. Хабаров был в Москве.
Московский Кремль. С гравюры XVII в.
К этому времени Зиновьев уже отчитался о поездке в Даурию перед главой Сибирского приказа А. Н. Трубецким и его помощником дьяком Григорием Протопоповым. Зиновьев подтвердил факт присоединения Приамурья к России и отметил его положительное значение. Но деятельность Хабарова московский дворянин охарактеризовал только отрицательно. Зиновьев сознательно умолчал о всем полезном, что сделал землепроходец для государства, и лишь подчеркнул его «вины», выясненные из жалоб полчан.
Был расспрошен в Сибирском приказе и Хабаров. Трубецкой и Протопопов признавали его заслугу в присоединении Приамурья, справедливо решив, что большое дело, сделанное им, не может идти ни в какое сравнение с теми мелочами, к которым Зиновьев сознательно пытался привлечь их внимание.
Одержав победу в главном вопросе, Хабаров подал на Зиновьева жалобу, обвиняя его в издевательстве и «мучительстве», вымогательстве взяток и присвоении его имущества. К челобитной Хабаров приложил «роспись животов» на сумму в 1500 руб., пограбленных у него Зиновьевым. Следствие было поручено боярину кн. Григорию Семеновичу Куракину, а оценка мягкой рухляди — купцу гостиной сотни Афанасию Гусельникову и целовальнику суконной сотни Нестору Парфенову Шапошникову.
Большой выдержки стоило Хабарову, «став перед судьями, искати, отвечати вежливо и смирно, и не шумно и невежливых слов не говорити», когда Зиновьев начал отрицать на суде неоспоримые факты издевательства над ним с целью вымогательства имущества. Правда, Зиновьев сознался, что не один раз бил землепроходца, заметив, что имел на это «основание»: Хабаров хотел против него бунтовать и подбивал на это других. Что касается взяток, то, по словам Зиновьева, Хабаров ему их давал «добровольно», откупаясь от поездки в Москву.
Жалоба Хабарова и вина Зиновьева были настолько очевидны, что суд довольно скоро разобрался в сути дела и уже 13 июня 1655 г. вынес приговор: в действиях Зиновьева по отношению к Хабарову усмотреть злоупотребление служебным положением и намерение обобрать и оклеветать землепроходца. Но поскольку в служебной карьере Зиновьева такой случай произошел впервые, суд ограничился вынесением в его адрес предупреждения, что «если он, Дмитрий, и впредь, будучи у государева дела, учнет делать также, то ему быть в смертной казни» [62].
Что касается имущества, отнятого у Хабарова, то Зиновьев его должен был вернуть. В опечатанной в Енисейске и привезенной в Москву «коробье», по оценке Афанасия Гусельникова «с товарыщи», оказалось мехов на сумму в 2416 руб. 15 алтын 2 деньги. Из них меха, отнятые у Хабарова, со слов последнего, оценивались в 1500 руб. При разборе меховой казны Хабаров опознал своей рухляди только на 964 руб. Остальную Зиновьев успел куда-то «разметать», еще не доезжая до Енисейска. Однако Зиновьев признал право Хабарова только на поношенные вещи. Стоимость мехов и меховых изделий, возвращенных им Хабарову по суду, составила всего 562 руб. Некоторые из них Зиновьев возвращал Хабарову уже не в том виде, в каком он их взял: из одеяла лисьего он успел сшить шубу, а из собольих хвостов — ферези (мужское длинное платье с длинными рукавами без воротника и пояса). Полученные по суду меха Ерофей Павлович в тот же день отнес окольничему Соковнину, должником которого он был.
В составе опечатанной казны имелась и спорная рухлядь, на которую одновременно претендовали и Хабаров, и Зиновьев. Она оценивалась в 402 руб. Право на ее владение решалось «по вере», или крестному целованию. Клятва на кресте в ходе судебного разбирательства рассматривалась в то время как доказательство правоты. Трижды поцеловав крест, «Дмитрий веру взял себе на душу» и получил спорные меха. Хабаров мог также трижды поклясться на кресте и продолжить спор дальше. Но он не пошел на это. Будучи разоренным Зиновьевым и оставаясь должником Соковнина, он испытывал такие материальные лишения и нужду, что больше не решился искать правды. Дальнейшая судебная волокита стоила бы ему новых материальных издержек, а главное — физических увечий. Ведь по Соборному Уложению 1649 г., если стороны не приходили к соглашению после клятвы, истина устанавливалась путем пытки. Пытали истца и ответчика. Зиновьев, как дворянин, мог поставить вместо себя на пытку крепостного человека, а Хабаров этого сделать не мог и подвергся бы пытке лично. Чтобы не быть еще и изувеченным, он не стал настаивать на продолжении процесса и 3 сентября 1655 г. сообщил судье Куракину о своем примирении с Зиновьевым и отказе от каких-либо претензий на спорные меха.
5 июня 1655 г., по совету дьяка Протопопова, который сочувственно относился к землепроходцу, или, как писал Зиновьев, «дружил ему», Ерофей Павлович Хабаров обратился к царю Алексею Михайловичу с челобитной об официальной поверстке (зачислении) его в службу «в тот чин, в какой он пригодится» (т. е. в какой сочтут нужным).
Дело в том, что назначение Хабарова в свое время Францбековым на должность приказного не было равноценным его зачислению в какой-нибудь служебный чин. Отставленный от должности приказного, он вновь возвращался в свой первоначальный статус — становился земледельцем и промышленником.
К челобитной Хабаров приложил подробный послужной список, начав его с указания на поиск пашенной земли и соляных залежей на Лене и Вилюе, организации им земледелия и соледобычи. Рассказал он о подъеме на свои деньги людей, «которыми для прибыли государевой проведал новую Даурскую землю». Главный итог своей предшествующей жизни он выразил словами: «…ясак собрал с дауров, дючеров, наток и гиляков. И тех земель моего взятья аманаты от меня в тех землях… остались под государевою высокою рукою и впредь с них на государя ясак ежегод пойдет!»
В этой же челобитной Хабаров писал, что казна не расплатилась с ним за нанесенные ему в свое время убытки. Ему так и не вернули 500 руб. денег в зачет незаконно отнятых Головиным пашни и соляной варницы, хотя положительное решение Сибирского приказа об этом имелось. Ничего не получил Хабаров и за 3 тыс. пудов хлеба, занятого у него Головиным на якутские нужды в неурожайном 1641 г. Вместе с тем, не расплатившись с Хабаровым, казна требовала от него возвращения более чем 4 тыс. руб. денег, которыми оценивалось снаряжение экспедиции, взятое им в долг.
Сибирский приказ удовлетворил челобитную Хабарова лишь частично. Он признал служебные заслуги Ерофея Павловича и поверстал его в дети боярские, установив ему годовой оклад в размере 10 руб. денег, 10 четвертей ржи, 10 четвертей овса и 1,5 пуда соли.
Чин сына боярского был низшим в иерархии чинов феодалов, или, как их тогда называли, служилых людей по отечеству. Прослойка детей боярских в составе феодального класса в XVII в. была довольно заметной. Чин переходил от отца к сыну или ближайшему родственнику. Но в Сибири, особенно Восточной, служилых людей по отечеству в середине XVII в. было еще мало. Видя в их лице свою опору, правительство практиковало здесь зачисление в чин детей боярских лиц, занимающих командные стрелецкие или казачьи должности. Такая политика осуществлялась до конца XVII в., несмотря на то, что уже к середине XVII в. в более обжитых районах Сибири появилась тенденция наследственного замещения этих чинов. Случай зачисления Хабарова в дети боярские минуя казачью или стрелецкую службу был большой редкостью даже для Сибири.