Римский трибун (Историческая повесть) - Жидков Станислав Николаевич. Страница 27

Уже темнело, когда шествие достигло собора святого Иоанна Крестителя. Широкую площадь перед бывшей папской резиденцией заполнил народ. Трибун поднялся в лоджию, расписанную фресками знаменитого флорентийца Джотто в юбилейном тысяча трехсотом году. Лоджия, получившая название Юбилейной, украшала северный фасад храма. Отсюда Кола ди Риенцо своим могучим голосом объявил:

— Сограждане-братья! Этой ночью я должен быть посвящен в рыцари святого духа. Завтра вы непременно возвращайтесь сюда и услышите слова, которые будут угодны богу на небе и людям на земле.

Толпа, обсуждая необычную речь трибуна, стала расходиться.

После торжественной церковной службы в соборе начался обряд посвящения.

Прежде всего по установленному церемониалу претенденту полагалось омыться. Кола ди Риенцо распорядился наполнить водой базальтовую купель Латеранского баптистерия. Здание баптистерия-крестильни находилось рядом с собором и считалось в городе святыней. По преданию, папа Сильвестр когда-то крестил в той самой купели императора Константина Великого и излечил его тем от проказы.

Тут, в древней базальтовой купели, которую окружали восемь высоких колонн из темного, поблескивавшего при свечах порфира, Кола совершил предписанное традицией омовение. Потом он облачился в новые белые одежды и в сопровождении факельщиков вышел на площадь. Вико Скотто, всеми уважаемый римлянин из простолюдинов, специально избранный народным собранием, повязал трибуну пояс с мечом и исполнил главный акт ритуала — нанес ему по плечу тяжелый удар мечом плашмя. С этого момента Кола ди Риенцо становился рыцарем.

Два знатных гранда рыцарского звания Никколо Орсини и Никколо дельи Арманни надели вновь посвященному золотые шпоры, сначала, как полагалось, на левую ногу, потом на правую. После того ему были поднесены особые знаки отличия и грамота, удостоверяющая его титул. Присутствовавшие на церемонии послы дружественных государств и представители цехов и районов Рима горячо поздравили трибуна.

Ночь Коле полагалось провести в «бдении», без сна, на страже своего рыцарского оружия. Но в Италии того времени не слишком строго придерживались этой части обряда. Трибун, посмеиваясь над неудобным обычаем, вместо того, чтобы бодрствовать на страже собственных доспехов, велел поставить кровать в баптистерии, рядом с базальтовой купелью Константина Великого, и спокойно проспал там до утра.

Первого августа, в день праздника святого апостола Петра тысячи горожан заполнили Латеранскую площадь. В соборе Иоанна Крестителя шла торжественная утренняя месса. Кола ди Риенцо в блестящих рыцарских доспехах, в пурпурном плаще стоял окруженный друзьями, послами и римскими грандами. Узнав, что народ собрался перед храмом, трибун не дослушал церковную службу и вышел в Юбилейную лоджию.

Толпа встретила Колу рукоплесканиями. Подняв руку и подождав, когда приветственные крики утихнут, он громко сказал.

— Римляне! Мы должны вернуть себе все права, отнятые у нас синьорами. Только народ может принимать и отменять законы в священной Римской империи!

Напомнив о былых привилегиях свободных граждан Рима, трибун объявил:

— Мы вызываем сюда обоих претендентов на императорский престол — Карла Богемского и Людвига Баварского! Мы вызываем также германских курфюрстов и требуем от них объяснения, кто предоставил им право избирать от нашего имени римского императора.

Краткая речь трибуна как гром среди ясного неба поразила римлян. Несколько секунд на площади царило молчание.

Смысл сказанного не сразу достиг сознания. Но вот раздались отдельные возгласы:

— Правильно! Вернем себе все права!

— Да здравствует римский народ!

Толпа загудела, шумно выражая одобрение. Кола быстро обвел взглядом собравшихся внизу, развернул большой свиток и принялся торжественно читать новый декрет.

Между тем папский наместник архиепископ Раймондо успел окончить утреннюю мессу. Вместе с другими прелатами, послами и грандами он появился на церковной паперти. Здесь архиепископ с удивлением услышал о вызове в Рим германских курфюрстов и претендентов на императорский престол. Святой город Рим объявлялся главой мира и опорой христианской веры. Все народы Италии и граждане отдельных городов признавались свободными римлянами.

Изумление наместника росло с каждой минутой. После оглашения декрета трибун обнажил меч и, размахивая им в три стороны, как это делали когда-то римские императоры, произнес:

— Это все наше!

Ни текст декрета, ни процедура его обнародования не были согласованы с папским викарием. Раймондо растерянно стоял под Юбилейной лоджией. Наконец, усмотрев в действиях трибуна крамолу (до сих пор лишь римский первосвященник имел право вмешиваться в дела избрания императора), он стал протестовать, требуя от Колы объяснений. Но тот дал знак музыкантам, и оркестр заглушил голос престарелого архиепископа. Тогда викарий призвал своего юриста, чтобы официально, в письменной форме, засвидетельствовать свое несогласие.

Большинство римлян, впрочем, не заметили маленького инцидента. Тем более, что вскоре началось долгожданное всенародное пиршество. Духовенство, послы и многочисленные гости были приглашены в Латеранский дворец на праздничный обед. Толпа с веселым шумом двинулась туда.

Бывшая папская резиденция и соседние строения были по приказу трибуна специально подготовлены для торжественного приема. Старинные залы Константиновского дворца, новый палаццо и личные апартаменты пап наскоро расширили, сломав лишние стены и перегородки. В углах огромных зал устроили кладовые для вин. Кухни соединили с основными помещениями широкими деревянными лестницами.

Никогда еще в древнем Латеране не бывало столько народу. Тысячи римлян и гостей со всей Италии разместились в его стенах. Для тех, кому не хватило места во дворце, были поставлены столы и скамьи на портиках, крылечках и прямо на площади вокруг конной статуи императора Константина.

Искусные мастера устроили при этом настоящее чудо. Когда ликующие горожане расселись за столами и осушили первый кубок во здравие рыцаря святого духа Колы, из бронзовых ноздрей лошади-статуи внезапно хлынула струя красного вина. Все с восторженными возгласами бросились к памятнику. Так как желающих утолить жажду было много, у коня образовалась давка. Вино больше лилось на землю и на людей, чем в кубки. Затем кто-то догадался подставить под струю пустую бочку. Дело сразу пошло на лад. Драгоценную влагу стали черпать ковшами.

Любопытные облепили памятник, дивясь на едва заметную свинцовую трубку, подведенную к ноздрям лошади. Один из мастеров, находившихся тут же, объяснял хитрое устройство:

— Трубка соединена с дворцом. А там — огромный чан. В него будут наливать по мере надобности. Об этом распорядился трибун.

Узнав, что вина хватит, все стали хвалить Колу. Какой-то подвыпивший оратор, взобравшись на круп коня, прославлял щедрость и изобретательность рыцаря святого духа.

— Пейте и опьяняйтесь, возлюбленные! — подражая монахам-проповедникам, призывал он. — Ибо что есть вино? Это же благостная кровь божия, и пьющий ее обретает жизнь вечную!

Молодая женщина, вероятно жена оратора, тянула его за штанину, уговаривая слезть, пока не разбился. Вокруг слышались шутки, подбадривающие возгласы:

— Не поддавайся, Лючано! Жарь дальше!

И тот, ухватившись за бронзовую голову императора, громко продолжал:

— Кто жаждет царства небесного, подходи и пей! Истину говорю! Спросите у любого монаха. Разве найдется хоть один из святой братии, кто отказался бы выпить доброго вина?

— Браво, Лючано! Молодец! — поздравляли его приятели.

Однако насладиться признанием публики «проповеднику» помешала сердобольная женщина. Она слишком сильно потянула его вниз, и под всеобщий смех он свалился с коня.

В старом зале святого Иоанна среди послов и ученых мужей расположились друзья и ближайшие помощники трибуна. Чекко Манчини, Конте, столяр Паоло Буффа, нотарий Гуаллато, Пандольфуччо ди Гвидо сидели здесь рядом с братьями Никколо и Джордано Орсини и другими римскими грандами.