Клинок мертвеца - Скалл Люк. Страница 15

— Найди во дворце Затору, — продолжала лорд–маг. — Некогда она была моей ученицей, а ныне — советница Лоскутного короля. Передай ей мое послание. Скажи, что нужда в помощи велика. Только она способна убедить короля послать всех солдат, что смогут собрать Тарбонн и другие государства, где он имеет влияние. Я опущу свой барьер, чтобы смог пройти корабль, который отвезет тебя на юг.

— Почему я? — осмелился спросить Коул, озвучив в конце концов вопрос, изводивший его целый день.

Лорд–маг приподняла совершенную бровь.

— Полагаю, ты ускоряешь события, которые сформируют мир. Метка в грандиозном замысле Создателя. В том, что маги именуют Структурой. Проще говоря, ты избран.

— Избран? — эхом откликнулся Коул.

Некогда он считал себя избранным, предназначенным для великих свершений. Однако позже оказалось, что все, для чего он избран, — это бесконечные неудачи.

— Больше никаких вопросов. Мои служительницы нужны в других местах, поэтому ты поплывешь с командой из людей. Твоя подруга, Саша, убедила меня отправить на борт одного из твоих «товарищей». Не заставляй меня жалеть о своем благодеянии.

Коула отвели на каравеллу. Шагая по сходням с причала на палубу, он бросил прощальный взгляд на Телассу. Вдали он увидел дворец, окруженный парящими шпилями, словно пальцами, указующими в небо. Этот город, конечно, прекрасен.

Несмотря на все ужасы Святилища, притаившиеся глубоко внизу, несмотря на Нерожденных, несмотря на загадочную и, возможно, безумную правительницу и ее колоссальные преступления, Теласса была населена довольными в целом мужчинами и женщинами. Когда–то Коул думал, что в мире — два цвета: черный и белый, что он состоит из добра и зла, героев и злодеев. Теперь он осознал: никто из мужчин и никто из женщин не может притязать ни на одну из крайностей. Жизнь была сложной и полной оттенков серого.

Шагнув на палубу, Даварус тут же оказался в объятиях гиганта, который подхватил его с деревянного настила, так что ноги юноши стали болтаться в воздухе. Счастливые стоны и окативший его затхлый запашок могли принадлежать только одному человеку. В конце концов Коул оторвал голову от большой волосатой груди и уставился в улыбавшуюся физиономию своего друга Тупого Эда. Слабоумный гигант ослабил медвежью хватку, и Даварус шмякнулся на палубу, поморщившись от боли в груди.

«Сокрушительные объятия Эда в дополнение к той двери, что пришпилила меня к полу, — завтра мои синяки станут чернее сумнианца».

— Призрак! — воскликнул Эд громоподобным голосом.

Такое прозвище дали Коулу в Заброшенном крае, где они были вместе, и, как ни странно, оно ему, в общем, нравилось. В любом случае он сомневался, что Эд запомнил бы его настоящее имя.

— Полуночница здесь, — радостно сообщил Эд.

— А кто это — Полуночница? — спросил Коул.

Он окинул взглядом экипаж маленькой каравеллы. Их было двенадцать, мужчин и женщин поровну. Капитан приветствовала его, доброжелательно кивнув. Человек, оказавшийся ее первым помощником, занимался проверкой парусов. Возможно, это была обманчивая игра света и тени, отражение огня в одном из домов поблизости от причала, но Коулу показалось, что взгляд первого помощника на кратчайший миг полыхнул красным. Тут по палубе скользнуло что–то маленькое и пушистое, и Даварус отскочил назад от удивления.

— Это — Полуночница! — восхищенно воскликнул Тупой Эд. — Я принес ее с собой, чтобы ей не было одиноко. Ее братья и сестры умерли, так же как и мама–кошка.

Лицо Эда помрачнело.

Коул вспомнил, как в ночь возвращения в Город Башен обнаружил Эда, нянчившего труп обгоревшей кошки. Один из бывших заключенных из Новой Страды, Дымина, без всякой причины поджег животное во время массовых беспорядков. Эд спас котят как раз перед появлением Коула. Глядя на Полуночницу, свернувшуюся клубком в огромных руках Эда, Даварус посочувствовал кошке. Как и у Коула, у нее не осталось семьи. Она была одинока.

— Я помогу тебе заботиться о ней, обещаю, — сказал он и похлопал друга по плечу. — Но сейчас нам нужно немного отдохнуть. Так хочется поспать для разнообразия в настоящей постели.

В общем, узкая койка в каюте каравеллы — это не бог весть какая роскошь, но все что угодно лучше каменной крыши Звездной Башни посреди зимы.

Когда Коул отправился взглянуть на каюту, в которой ему предстояло совершить путешествие на юг, у него возникло неприятное ощущение, что кто–то или что–то за ним наблюдает.

Его снова кружило. Он несся, вращаясь, сквозь тьму со сцепленными вместе руками и ногами. Даже поморщиться было невозможно — это требовало мучительных усилий, которые, казалось, длились вечность. Он понимал, что видел сон, переживая один и тот же кошмар множество раз. И постоянно испытывал неимоверный ужас.

Он почуял тошнотворное дыхание. Оно обволокло его, как болезнь, как пагуба. Он знал, что ожидало в конце путешествия. Всегда одно и то же. Он не хотел открывать глаза, не хотел снова видеть то ужасное лицо. Но у него не было выбора. Он открыл глаза.

Череп–планета заполнил все поле его зрения. Зияющая пасть, зубы словно горы, пожелтевшие за тысячелетия разложения. И тут он увидел глаза бога — будто луны–близнецы, прогнившие, цвета свернувшегося молока. Они зловеще светились, от их зеленоватого блеска его подташнивало.

И тогда бог заговорил:

— Дитя.

Голос словно отдавался эхом с невообразимого расстояния. Он заполнял его уши, глубокий, как бездна. Казалось, голос способен преодолеть и пространство, и время: столь могуч он был.

— Ты противишься мне.

Он попытался сказать: «Я не хочу быть убийцей», — но его рот был будто напичкан камнями.

— Ты убийца, дитя. Смерть — вот что ты есть. Избранное мною орудие. Тот, кто откроет дверь для моего возвращения. Для возвращения всех нас. Докажи, что ты достоин, дитя.

Коул попытался кричать, звать на помощь, но оказался способен лишь на слабые жалостные стоны. Никто не сможет его услышать. Никто не придет поддержать.

Он был уже почти внутри пещероподобной пасти. Горячее дыхание Похитителя обжигало жаром печи. Но затем, через какое–то мгновение, топка будто погасла, и колоссальный череп исчез, оставив лишь черноту и последние слова, выплывающие из бездонного пространства:

— Докажи…

Глаза Коула резко открылись. Сердце неистово колотилось. Оцепенев, он лежал, пытаясь отгородиться от ужаса, напоминая себе, что все виденное было сном. Постепенно к нему вернулись знакомые ощущения. Запах промасленного дерева. Заплесневелый душок матраса. Плеск волн о корпус судна. Его глаза стали привыкать к царившему в каюте полумраку, и он разглядел смутные очертания двери. Она была приотворена, что показалось ему странным. Он помнил, как закрыл ее и задвинул засов…

Мелькнуло темное пятно, и он подскочил на месте, чуть не врезавшись головой в потолок каюты. Об него потерся теплый меховой комок, слух приласкало тихое мяуканье. Юноша печально ухмыльнулся, проклиная свою глупость. Некогда он похвалялся стальными нервами, а теперь шарахается от котенка. Он слышал стук сердца Полуночницы, тихий и быстрый. Коул опять закрыл глаза и сделал глубокий вдох, молясь о том, чтобы на сей раз его не мучили кошмарные видения.

Затем он услышал другое сердцебиение.

Стучало сердце человека, звук приближался. Он был очень тихим, словно обладатель сердца владел специальными приемами, которым обучил Коула Темный Сын во время тренировок в Святилище. Значит, наемный убийца.

Вытянув руку, Даварус нащупал холодный эфес Проклятия Мага рядом с койкой. Капитан вернула ему оружие перед отплытием.

Темный силуэт мужчины, подобно призраку, прокрался в дверь. Коул оставался совершенно недвижим, притворяясь спящим и поджидая нужного момента.

Сквозь тьму в него впились две красные булавочные головки. Незваный гость прошептал что–то неразборчивое, и они стали ярче.