Поверженный ангел (Исторический роман) - Коротков Александр Сергеевич. Страница 53

Лоренцо Камбини, Марко Гаи, Сын Толстяка, Лука ди Мелано, Камбио ди Бартоли, Тамбо и все, на кого народ привык смотреть как на своих вожаков, ходили почерневшие, со впалыми щеками и разучились улыбаться. Давно были розданы те два мешка медных кватринов, что по монетке собрали в мае месяце. Мессер Панцано с помощью графа Аверардо и нескольких отчаянных парней из мастерской Альбицци тайком перевез в город все запасы муки, какие только мог наскрести в амбарах своего имения. Но это была капля в море. Слишком много было голодных ртов.

Мария вместе с Аньолой поселилась в хижине Эрмеллины, благо брата ее по целым неделям не бывало дома, как, впрочем, и остальных мужчин, не исключая мессера Панцано. Почти каждый день их навещала Катарина, не любившая сидеть дома одна соломенной вдовой. Пока Мария и Эрмеллина вместе со служанкой бродили по окраинам города в поисках крапивы или лебеды, она прибиралась в доме или шила приданое для маленького. Как-то в середине августа в гости к крестнице забрел теперь уже бывший смотритель часов Никколо дельи Ориуоли с пучком дикого щавеля в тряпице. Он рассказал, что прошлой ночью у них в Сан Фриано от голода умерло сразу шестеро ребятишек.

В тот вечер женщины допоздна просидели в долгих летних сумерках на ступеньках крыльца, мечтая вслух о чуде, которое дало бы им силу помочь людям, тем несчастным, обездоленным беднякам, которые были бедняками при старой власти и не разбогатели при новой, которые прежде еле сводили концы с концами, а теперь подыхали с голоду. И чуду, о котором они мечтали, суждено было случиться. Но много ли радости смогло принести оно им, не растворилась ли она, эта радость, как уходящий путник в тумане, в горечи разочарования?

На другой день Коппо, посланному с каким-то поручением, случилось проходить мимо дома Алессандро Альбицци. Он всегда проходил мимо этого дома с опаской, а когда можно было, так и вовсе старался обойти его стороной. На этот же раз словно что-то толкнуло его на знакомую улицу. Перед домом Альбицци стояли люди, та особая, сдержанно-шумная, глазастая, любопытная толпа, которая всегда собирается там, где случается несчастье. На свободном пространстве перед дверьми дома двое гробовщиков устанавливали скамьи, покрытые белым полотном. «Кто же это умер?» — спросил Коппо, подойдя к толпе. «Дочка ихняя, царствие ей небесное», — словоохотливо отозвалась скрюченная старушонка. «Паола? — воскликнул Коппо. — Господи, как же так? Такая молодая, ребенок совсем!..» — «На все его святая воля», — отозвалась старуха и, гордая своей осведомленностью, без всякой просьбы со стороны бывшего садовника принялась рассказывать о том, как произошло несчастье, то и дело ссылаясь на авторитетное мнение кухарки, которая «все знает, что в доме делается, даже получше хозяина».

Началось все как будто с пустяка. Синьору Алессандро принесли яблоки — две корзинки, большую и маленькую. Привратник, не зная посыльного в лицо, не впустил его в дом, а позвал кухарку. Та хотела было забрать яблоки и отнести на кухню, однако посыльный, мальчик лет четырнадцати, не отдал корзинок, сказав, что ему велено передать яблоки синьору Алессандро в собственные руки. На беду, синьора Алессандро не было дома. «Тогда я его подожду», — сказал посыльный и уселся в уголке вместе со своими корзинами. Так прошел почти час. За это время кухарка раз двадцать влетала в привратницкую. Она просто кипела от негодования. Виданное ли дело, какой-то мальчишка боится доверить ей несчастную корзинку яблок! Ей, кухарке, распоряжающейся всеми ключами! «Что я их, съем, что ли?» — кричала она. «Их нельзя есть, они сосчитаны», — простодушно отвечал мальчик. Чтобы избавиться от несносного для нее присутствия наглого мальчишки и все же поставить на своем, кухарка наконец предложила посыльному отнести корзинки в студио синьора Алессандро и оставить их там до его прихода. Мальчику и самому надоело ждать, поэтому, поверив кухарке на слово, что в студио яблоки останутся в целости и сохранности, он отнес их наверх и ушел. К тому времени весь дом только и говорил что о необыкновенных яблоках, которые принесли синьору Алессандро. Всех разбирало любопытство, а особенно Паолу. Улучив минутку, когда поблизости никого не было, она пробралась в отцовский студио, взяла из большой корзинки самый красивый плод и принялась его есть. К ее удивлению, яблоко оказалось самым обыкновенным, даже с кислинкой. Тогда она решила попробовать яблоко из маленькой корзинки. Оно показалось ей гораздо более сочным, однако, даже не успев доесть его, она вдруг почувствовала дурноту и резь в желудке. Вернувшийся синьор Алессандро нашел дочь на полу. Она лежала скорчившись и стонала от боли. Рядом валялся огрызок яблока. Увидев его, синьор Алессандро все понял. Закричав как безумный, он немедленно послал за аптекарем сером Камикули, но было уже поздно. Тою же ночью бедная Паола в страшных муках отдала богу душу.

Слушая рассказ болтливой старухи, Коппо невольно вспомнил ссору синьора Алессандро с нищим слепцом, слова повара о том, что хозяин позвал аптекаря Камикули, и тотчас догадался, кто прислал синьору Альбицци отравленные яблоки и кому они предназначались. «Хорошо бы предупредить старика, а то, не дай бог, явится сюда…» — подумал бывший садовник. Он машинально оглянулся и чуть не вскрикнул от удивления, увидев в конце улицы знакомую фигуру нищего. Спотыкаясь, словно пьяный, слепец торопливо ковылял за своей собакой, явно направляясь к дому Альбицци. Коппо бросился ему навстречу. «Стой, дедушка! — крикнул он. — Нельзя тебе туда!» — «Пусти… моя дочь… — дрожащими губами пролепетал нищий. — Злодей… он убил жену… а теперь дочку… мою Марию…» С великим трудом удалось Коппо втолковать старику, что умерла совсем не Мария, а родная дочь синьора Алессандро, Паола, что его Мария жива-здорова и вместе с мужем сбилась с ног, разыскивая его по всему городу…

Ринальдо грустно улыбнулся, вспомнив счастливое, залитое слезами лицо Марии. А его дядя, синьор Алессандро, говорят, за одну ночь превратился в дряхлого старика… Как все странно переплелось в этом мире! Радость и горе, они как две стороны монеты — вечно рядом и неотделимы друг от друга.

На другой день при содействии мессера Панцано и нотариуса сера Аньоло Латини Чекко получил от настоятеля Сан Сальви свою тысячу флоринов. Казалось, он должен был чувствовать себя счастливым. Сколько он мечтал об этих деньгах, и вот они у него в руках. Но странное дело, глядя на эту неправдоподобно огромную груду золота и серебра, он не испытывал никакой радости. Больше того, эти деньги мешали ему, мешали чему-то разбуженному в его душе встречей с дочерью, которую он не чаял уже увидеть в живых. Наконец он понял, что должен сделать. «Знаешь что, дочка, — сказал он, когда они вместе с Марией сидели вечером на крыльце дома Эрмеллины, держась за руки, словно боясь, что судьба снова разъединит их. — Знаешь, не было у нас этих денег, и ни к чему они нам. Без них проживем. Грех сидеть на золоте, когда кругом люди голодают». Мария радостно вскрикнула и побежала поделиться новостью с Эрмеллиной. Аньолу тотчас послали за женой Тамбо. Она прибежала сияющая, словно именинница. Вскоре пришел и Тамбо, приведя с собой неразлучную троицу — так прозвали мессера Панцано, Сына Толстяка и Ринальдо. Решено было разделить деньги по совести между всеми голодающими чомпи. Ночь напролет мужчины пересчитывали монеты, а женщины шили маленькие мешочки и перекладывали в них столбики золотых флоринов, серебряные гроссы, балоньины и кватрины так, чтобы в каждом было по сто лир. К утру они еле держались на ногах от усталости, зато на душе у них был праздник. «Господи, как их много! — воскликнула Эрмеллина, глядя на груду мешочков, выросшую на столе. — Теперь-то у всех будет еда, всем хватит!»

Денег хватило на неделю. «Нет, милостыней народ не накормишь, — говорил Сын Толстяка. — Работа людям нужна. Если бы Ландо и приоры хотели, то давно бы уже заставили жирных открыть мастерские. Других надо приоров выбрать, вот что я скажу. И гонфалоньера другого надо. Не такого, как этот Ландо. Самостоятельного».