Задверье - Гейман Нил. Страница 68

Д'Верь сжимала свои цепи так, что побелели костяшки пальцев. Она молчала, но в глазах у нее светился триумф.

Мистер Вандермар уцепился за ножку стола, а мистер Круп, в свою очередь, за него самого.

– Это был не настоящий ключ, – перекрывая рев ветра, победно выкрикнула д'Верь. – Это была всего лишь копия, которую я попросила изготовить на Ярмарке Кузнеца.

– Но он же открыл дверь! – завопил ангел.

– Нет, – отозвалась девушка с опаловыми глазами. – Это я открыла дверь. Так далеко, как только смогла, но я открыла дверь.

В лице ангела больше не было ни доброты, ни сочувствия, одна только ненависть – чистая, честная и холодная ненависть.

– Я убью тебя, – пообещал он.

– Как ты убил мою семью? А по-моему, ты больше уже никого не убьешь.

Длинными белыми пальцами ангел цеплялся за колонну, но его тело лежало на ветру под прямым углом к стене, его уже наполовину утащило за дверь. Выглядело это комично и ужасно одновременно. Ангел облизнул пересохшие губы.

– Останови! – взмолился он. – Закрой дверь! Я расскажу тебе, где твоя сестра… Она еще жива…

Д'Верь передернулась, точно от боли.

А Ислингтона засосало в водоворот, унесло, пока он не превратился в крохотную, кувыркающуюся, как перышко в урагане, фигурку, которая с воплем исчезла в ослепительной бездне.

Тяга становилась сильнее. Ричард без слов молился, чтобы кандалы и цепи выдержали: он чувствовал, как его самого тащит к дверному проему, и краем глаза увидел, как болтается на своих цепях маркиз, точно марионетка, которую затягивает в пылесос.

Пролетевший мимо него стол, за ножку которого цепко держался мистер Вандермар, застрял в дверном проеме. Господа Круп и Вандермар повисли у самой двери. Мистер Круп, буквально прильнувший к фалдам мистера Вандермара, сделал глубокий вздох и медленно, но верно начал карабкаться по спине мистера Вандермара. Стол скрипнул. Посмотрев на д'Верь, мистер Круп улыбнулся, точь-в-точь лис, закинувшийся ЛСД.

– Это я убил твою семью, – оскалился мистер Круп. – Не он, а я. А теперь я… наконец… завершу…

В этот момент ткань черного костюма мистера Вандермара затрещала и порвалась. Мистер Круп с воплем кубарем покатился в пустоту, еще сжимая в кулаке длинную полоску черной ткани. Мистер Вандермар опустил взгляд на размахивающую руками фигуру удаляющегося мистера Крупа. Он тоже посмотрел на д'Верь, но в его взгляде не было и тени угрозы. Пожав плечами – насколько вообще можно пожать плечами, что есть мочи цепляясь за ножку стола, – он мягко сказал:

– Бай-бай.

И отпустил стол.

Без единого звука он полетел в дверной проем, в свет, все уменьшаясь и уменьшаясь, догоняя крохотную фигурку мистера Крупа. Вскоре они слились в единую черную точку в море бурлящего оранжевого, белого и пурпурного света, а потом и она исчезла.

«Пожалуй, логично, – подумал Ричард. – В конце концов, они ведь партнеры».

Дышать становилось все труднее. Кружилась голова, звенело в ушах. Стол в дверном проеме разломился в щепы, и их тоже засосало в свет. Со щелчком разошлись кандалы, и правая рука Ричарда вырвалась на волю. Он вцепился в цепь на левой руке, сжал ее изо всех сил, благодаря небо, что в кандалах осталась рука со сломанным пальцем. И все равно по левой руке просверкивали красно-синие вспышки боли. Собственные крики эхом отдавались у него в голове.

Он не может дышать… В глазницах взрываются белые кляксы света… Он почувствовал, как поддается цепь…

Мир заполнил грохот захлопнувшейся черной двери.

Ричарда с силой ударило о колонну, по которой он сполз на пол. На зал снизошла тишина. Тишина и полнейшая тьма царили в Великом зале под землей. Ричард закрыл глаза: тьма от этого нисколько не изменилась, поэтому он открыл их снова.

– И куда ты их отправила? – нарушил мертвую тишину голос маркиза.

И тогда Ричард услышал шепот девушки. Он знал, что это может быть только д'Верь, но голос звучал так слабо, так юно, как у маленького ребенка под конец долгого и утомительного дня, когда наступает время ложиться спать.

– Не знаю. Далеко. Я… теперь… очень устала… я…

– Д'Верь, – окликнул маркиз. – Сейчас же возьми себя в руки!

«Хорошо, что он это говорит, – подумал Ричард. – Кто-то же должен это сказать». Ведь он, Ричард, кажется, говорить разучился.

В темноте раздался щелчок – это отомкнулись кандалы, за ним последовал звон ударившихся о чугунную колонну цепей. Потом чирканье спички. Зажглась свеча: слабенький язычок неуверенно замерцал в разреженном воздухе.

«Огонь, и стая, и свет свечей», – подумал Ричард и никак не мог вспомнить, откуда это взялось.

Нетвердым шагом, со свечой в руке, д'Верь подошла к маркизу. Протянув руку, она коснулась его цепей, и, отомкнувшись, кандалы упали. Маркиз потер запястья.

Потом она подошла к Ричарду, чтобы коснуться его единственного оставшегося замка. Он открылся. Вздохнув, д'Верь опустилась рядом с ним на пол. Здоровой рукой Ричард притянул девушку к себе, обнял ее за плечи и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону, напевая колыбельную без слов.

Холодно, очень холодно было в пустых покоях ангела; но вскоре тепло забытья надвинулось и обволокло их обоих.

Маркиз де Карабас еще долго смотрел на спящих детей. Сама мысль о сне – о возвращении хотя бы на краткий срок в состояние столь ужасающе близкое к смерти – пугала его больше, чем он даже мог себе представить. Но прошло время, и даже он наконец опустил голову на руку и закрыл глаза.

И ничего не стало.

Глава восемнадцатая

Леди Серпентина, старшая после Олимпии из Семи Сестер, с гордо поднятой головой шествовала по лабиринту за Улицей-Вниз. Под белыми сапогами чавкал ил. За последние сто лет она в первый раз зашла так далеко. Впереди освещала путь большим каретным фонарем мажордом с осиной талией, с головы до ног затянутая в черную кожу. Еще две сходно одетые служанки Серпентины следовали на почтительном расстоянии.

Шлейф из драных кружев платья Серпентины волочился по слизи, но она было выше того, чтобы это замечать. Впереди что-то блеснуло в свете фонаря. Рядом маячил массивный силуэт.

– Здесь, – сказала она.

Две следовавшие за ней женщины, разбрызгивая ил, поспешили вперед через топь, и когда подошла мажордом, принеся с собой качающийся круг теплого света, тени уплотнились в предметы. Свет отразился в длинном наконечнике бронзового копья. Остывшее, окровавленное, ни на что больше не годное тело Охотника лежало на спине, наполовину скрытое грязью в большой луже темной запекшейся крови. Ее ноги были придавлены трупом чудовищной вепреподобной твари. Ее глаза были закрыты.

Служанки Серпентины вытащили тело из-под Зверя и положили в ил.

Опустившись на колени в топкой слизи, Серпентина провела по холодной щеке Охотника пальцем, задержала руку у запекшейся на губах крови. Потом встала.

– Возьмите копье.

Одна женщина подхватила тело Охотника. Другая выдернула из туши чудовища копье и положила себе на плечо.

А после четыре фигуры повернулись и ушли тем же путем, которым пришли, – безмолвная процессия глубоко под миром. С каждым шагом свет и тени скользили по лицу Серпентины, но никаких чувств не отражалось на нем – ни счастья, ни боли.

Глава девятнадцатая

В первое мгновение он даже не мог понять, кто он такой. Его захлестнуло ощущение поразительной свободы, будто он волен выбирать, кем хочет быть, может быть кем угодно, примерить любое обличье: он может быть мужчиной или женщиной, крысой или птицей, чудовищем или богом.

Потом кто-то чем-то зашуршал, и он окончательно проснулся, а проснувшись, понял: он – Ричард Мейхью, кто бы это ни был, что бы это ни значило.

Он знал, что он Ричард Мейхью, но не знал, где он. Под щекой – крахмальная свежесть подушки. Болело все тело, но в одних местах – например, мизинец на левой руке, – больше, чем в других.

Поблизости кто-то есть. Он слышал чужое дыхание и осторожные шорохи человека, старающегося не шуметь.