Звездная пыль - Гейман Нил. Страница 10

Тристран собрал дорожный чемоданчик, куда отправились и принесенные матерью запасы: шесть зрелых красных яблок и каравай хлеба домашней выпечки, а также круг свежего сыра. Миссис Тёрн почему-то не смотрела Тристрану в глаза. Он поцеловал ее в щеку и попрощался, после чего вышел за дверь в сопровождении отца.

Впервые Тристран стоял на страже у стены, когда ему исполнилось шестнадцать. Тогда ему дали всего одну инструкцию: задача караульного состоит в том, чтобы всеми возможными средствами не пропускать через отверстие никого со стороны Застенья.

Шагая рядом с отцом, Тристран дивился, что бы тот мог придумать. Может быть, вдвоем удастся одолеть стражей? А может, отец решил отвлечь их каким-нибудь хитрым способом, в то время как Тристран быстренько проскочит в брешь… А может…

К тому времени, как они дошли до стены, Тристран уже проиграл в воображении все возможные варианты – кроме того единственного, который случился на самом деле.

Тем вечером на страже у стены стояли Гарольд Кратчбек и мистер Бромиос. Гарольд, сын мельника, крепкий молодой парень, был на несколько лет старше Тристрана. Волосы мистера Бромиоса оставались все такими же черными и вьющимися, а глаза – зелеными, от него исходил аромат винограда и виноградного сока, ячменя и хмеля.

Дунстан Тёрн направился прямо к мистеру Бромиосу и встал перед ним. Тот переступал с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.

– Добрый вечер, мистер Бромиос. Добрый вечер, Гарольд, – сказал Дунстан.

– Здрасьте, мистер Тёрн, – отозвался Гарольд Кратчбек.

– Добрый вечер, Дунстан, – сказал мистер Бромиос. – Надеюсь, у тебя все в порядке.

Дунстан подтвердил, что так оно и есть. Они немного поговорили о погоде и сошлись во мнении, что для фермеров она не слишком-то удачна и что судя по количеству ягод на тисах и падубах зима предстоит холодная и долгая.

Тристран, слушая их разговор, едва не лопался от нетерпения, но старательно держал язык за зубами.

Наконец отец перешел к делу.

– Мистер Бромиос, Гарольд, если не ошибаюсь, вы оба знакомы с моим сыном Тристраном?

Тристран нервно приподнял свою шляпу.

И тут отец сказал нечто совершенно непонятное:

– Думаю, вы оба знаете, откуда он пришел.

Мистер Бромиос молча кивнул.

Гарольд Кратчбек ответил, что люди разное говорят и вряд ли хотя бы половина пересудов заслуживает внимания.

– Так вот это правда, – объяснил Дунстан. – И теперь пришло ему время вернуться обратно.

– Все дело в звезде… – начал было Тристран, но отец знаком велел ему замолчать.

Мистер Бромиос потер подбородок и взъерошил пятерней свои черные кудри.

– Хорошо, – сказал он наконец. После чего развернулся к Гарольду и тихо поговорил с ним. Тристран не расслышал ни слова.

Отец вложил ему в руку что-то маленькое и холодное.

– Что же, ступай, парень. Ступай и возвращайся со своей звездой, и да хранит тебя Господь и все Его ангелы!

Мистер Бромиос и Гарольд Кратчбек, стражи ворот, расступились, пропуская молодого человека.

Тристран шагнул через отверстие меж каменных глыб стены – и оказался на лугу по ту сторону.

Оглянувшись, он увидел троих мужчин, обрамленных аркой прохода, и снова подивился, почему ему так просто позволили пройти.

Держа в одной руке чемоданчик с поклажей, а в другой – вещицу, которую дал ему отец, Тристран Тёрн зашагал вверх по пологому склону, по направлению к лесу.

Он шел, и ночной холод с каждым шагом будто бы слабел. Уже оказавшись в лесу на вершине холма, Тристран вдруг с изумлением заметил, что в просвет меж ветвей прямо на него светит яркая луна. Юноша был немало удивлен, потому что луна вообще-то села уже час назад; и удивился вдвойне, осознав, что зашедшая луна была узеньким серпом, а сквозь ветви на него светит полный золотой диск.

Вдруг холодная вещица в его кулаке тонко зазвенела хрустальным мелодичным звоном, будто колокола крохотной стеклянной церквушки. Тристран раскрыл ладонь и поднял отцовский подарок к свету.

Это был подснежник, целиком сделанный из стекла.

Лица коснулся порыв теплого ветра, принесшего запах мяты, смородиновых листьев и спелых, сочных слив. Тристран впервые понял, как удивительно все, что с ним происходит. Он шел по Волшебной Стране в поисках упавшей звезды, не имея ни малейшего представления, где и как ее искать – и вообще что делать, когда силы иссякнут. Юноша оглянулся, не зная, увидит ли он когда-нибудь еще горящие за спиной огоньки Застенья, уже едва заметные в тумане, но все такие же манящие.

И понял, что, если он развернется и пойдет обратно, никто никогда его за это не упрекнет – ни отец, ни мать; и даже Виктория Форестер при следующей встрече не станет смеяться над ним и обзывать мальчишкой на побегушках и отпускать шуточки о том, как трудно искать упавшие звезды.

Мгновение он колебался.

Но потом подумал о губах Виктории, о ее серых глазах, о том, какой серебристый у нее смех, распрямил плечи и вставил хрустальный подснежник в петельку для верхней пуговицы, теперь уже расстегнутой. Слишком невежественный, чтобы бояться, и слишком юный, чтобы благоговеть, Тристран Тёрн зашагал по уже известным нам полям…

…в глубь Волшебной Страны.

Глава третья,

Крепость Штормфорт была воздвигнута на высочайшем пике горы Гуон первым лордом Штормфорта, который правил с конца Первой Эпохи до начала Второй. Следующие повелители Штормфорта все время увеличивали крепость, отчасти перестраивали и расширяли, пока она не достигла своего нынешнего состояния – вгрызшийся в небо скальный пик серого гранита, похожий на покрытый причудливой резьбой клык огромного зверя. Штормфорт возносился в небеса, туда, где собирались грозовые облака, прежде чем спуститься в нижние слои воздуха и пролиться дождем, неся на землю опустошающие бури и молнии.

Восемьдесят первый лорд Штормфорта лежал при смерти в личных покоях, выбитых в камне самой высокой скалы, как дупло в больном зубе. В землях по ту сторону стены тоже есть смерть, как и везде.

Умирающий призвал к себе сыновей – и они явились все, и живые, и мертвые, вздрагивая от холода в ледяных гранитных чертогах. Они собрались вокруг отцовского ложа и почтительно ждали: живые по правую руку, мертвые – по левую.

Четверо из сыновей лорда были мертвы: Секундус, Квинтус, Квартус и Секстус; они стояли неподвижными серыми фигурами, бесплотными и молчаливыми.

Живых сыновей насчитывалось трое: Праймус, Терциус и Септимус. Они с некоторой неловкостью топтались справа, переминаясь с ноги на ногу и почесываясь, словно стесненные молчаливым присутствием мертвых братьев. Они ни разу не взглянули в сторону покойных, притворяясь изо всех сил, будто, кроме них и отца, нет никого в этих холодных покоях, где в окна – огромные отверстия в граните – задували ледяные ветра. Отец не знал, почему живые сыновья решили игнорировать мертвых родичей: потому ли, что не видели их, или из нелюбви к призракам, или из-за боязни разоблачения, или из чувства вины – ведь некогда они сами убили своих братьев, каждый – по одному, кроме Септимуса, который прикончил двоих: Квинтуса и Секстуса. Первого он отравил блюдом из угря в остром соусе, а второго попросту столкнул в пропасть, когда они вдвоем любовались сверкавшей далеко внизу грозой.

Раньше восемьдесят первый лорд надеялся, что ко времени его кончины из молодых принцев в живых останется только один, а остальные умрут. Тогда единственный выживший и станет восемьдесят вторым лордом Штормфорта и повелителем Высоких Скал; в конце концов, несколько веков назад сам он точно таким же образом взошел на престол.

Но нынешняя молодежь обленилась, прежнего пыла и настойчивости почти не осталось, ничего общего с энергичным и напористым юношеством прежних времен…