Звездная пыль - Гейман Нил. Страница 22

– Ты? Но ты давно должна была умереть!

– О Лилим всегда болтают, что они давно мертвы, но, как ты сама видишь, слухи лгут. Белка еще не нашла тот желудь, из которого вырастет дуб, предназначенный, чтобы сделать колыбель для ребенка, коему судьба вырасти и убить нас.

Пока она говорила, в костре вспыхивали и угасали серебряные язычки.

– Значит, это все-таки ты. И твоя юность возвратилась к тебе, – вздохнула мадам Семела. – Что ж, ведь и я собираюсь помолодеть.

Леди в красном поднялась в полный рост и бросила чашу из-под жаркого в огонь.

– Никогда ты не помолодеешь, – возгласила она. – Ты что, не слышала моих слов? Как только я уйду, ты забудешь, что когда-либо видела меня. Ты забудешь все произошедшее, даже мое проклятие, хотя оно и забытое будет беспокоить и мучить тебя, как боль в давно отрезанной ноге. И может быть, это научит тебя в будущем учтивей обращаться с гостями.

Деревянная чаша загорелась, испустив длинный язык пламени, задевший листья дуба высоко над костром. Госпожа Семела палкой вытолкнула обугленную чашу из огня и затоптала ее пламя в высокой траве.

– Что такое на меня нашло, что я бросила собственную чашу в костер? – вслух подивилась она. – И посмотрите только – у моего любимого ножа обгорела ручка! О чем я, глупая, думала?

Ответа не было. Издалека, со стороны дороги, донесся топот копыт – возможно, козлиных. Госпожа Семела потрясла головой, будто желая прочистить запылившийся разум.

– Старею, старею, – пробормотала она. – И ничего уж тут не поделаешь.

Старухина птица нервно переступала ногами на жердочке.

Рыжая белка, то и дело приостанавливаясь, забежала в круг света. Она подобрала с земли желудь, пару секунд подержала его перед собой в передних лапках, сложенных, как для молитвы. Потом поскакала прочь, чтобы спрятать желудь понадежнее и вскоре позабыть о нем.

Скейтс-Эбб – так называется маленький портовый городок, построенный из гранита и на гранитной почве. Это город мелких лавочников, плотников и парусных дел мастеров; старые моряки, у которых часто недостает пальцев, а то и рук и ног, открывают здесь пивные – или просиживают в чьих-нибудь еще пивных целыми днями, по-прежнему заплетая остатки волос в просмоленные косицы, хотя щетина у них на подбородках давно уже припорошена сединой. Шлюх в Скейтс-Эбб не водится, по крайней мере никто из тамошних женщин не причисляет себя к представителям этой профессии – хотя многие из них, будучи хорошенько расспрошены, могут признаться в многомужестве. Один муж с такого-то корабля навещает жену раз в полгода, а второй муж с сякой-то шхуны заявляется в порт каждые девять месяцев и проводит с супругой не меньше четырех недель подряд.

В итоге все остаются довольны. И хотя случаются, конечно, разочарования мужей, которые возвращаются не вовремя, когда срок действия предыдущего мужа еще не истек, – такие дела разрешаются дракой, а для утешения проигравшего существуют винные лавки. Почти все моряки не чуждаются подобных соглашений – ведь все-таки приятно, когда находится хоть одна живая душа, которая заметит, если ты не вернешься с моря, и оплачет твою смерть. А жены, в свою очередь, утешаются мыслью, что мужья, несомненно, тоже им неверны – они куда больше, чем к ним, привязаны к морю, и море остается им матерью и возлюбленной. А когда приходит время, именно морю принадлежит право омыть тело любимого, выбелив его до жемчужной, коралловой и костяной чистоты.

В этот самый городок Скейтс-Эбб и прибыл однажды ночью лорд Праймус, весь одетый в черное, с бородой густой и жесткой, как аистово гнездо на городской трубе. Он приехал в карете, запряженной четверкой вороных коней, и снял комнату на Кривой улице, в «Отдыхе моряка».

Хозяевам он показался весьма странным постояльцем, потому что приехал с собственной едой и питьем, отнес бутылки и свертки в свою комнату и запер в сундук. Сундук он отпирал, только чтобы достать себе яблоко или кусок сыра или налить перцовой настойки. Чтобы никто даже случайно его не потревожил, лорд занял самую верхнюю комнату в гостинице, устроенной в высокой башенке на скале.

Он потратил пригоршню медяков на уличных мальчишек, чтобы те сразу же докладывали ему о любом встреченном незнакомце, пожаловавшем в город по воде или посуху. В особенности им надлежало высматривать высокого и костлявого черноволосого парня с худым лицом и безразличным видом.

– Праймус определенно учится осторожности, – сказал Секундус пятерым своим мертвым братьям.

– Как говорится, – поддержал его Квинтус тоскливым мертвым голосом, который тем днем прозвучал плеском далеких волн, набегавших на песок, – кому надоело следить, нет ли за плечом Септимуса, тому надоело жить.

Утро в портовом городке Праймус обычно посвящал разговорам с капитанами, чьи корабли стояли в гавани. Он щедро угощал их грогом, но сам не пил и не ел вместе с ними. После полудня лорд отправлялся осматривать корабли в доках.

Вскоре слухи, расползавшиеся по Скейтс-Эббу с огромной скоростью, обрели большую определенность: бородатый господин собирается сесть на корабль, плывущий на восток. За этим открытием последовало еще одно: он отправляется на «Сердце мечты», корабле капитана Йанна, судне черного дерева с палубой, крашенной алым. Судно сие обладало более-менее сомнительной репутацией (каковое выражение подразумевает пиратские рейды в дальних просторах) и собиралось отплыть, как только бородатый господин прикажет.

– Добрый сэр! – обратился к лорду Праймусу уличный мальчишка. – В город берегом прибыл чужестранец! Он остановился у госпожи Петтьер. Из себя такой тощий, на ворона похож; я видел, как он в «Реве океана» угощал грогом весь кабак. Говорит, что он – моряк, оставшийся без места, и ищет себе работы на каком-нибудь корабле.

Праймус погладил мальчика по грязной головенке и дал ему медяк. После чего вернулся к своим приготовлениям, и после полудня было объявлено, что «Сердце мечты» снимается с якоря через три дня.

В последний день перед отплытием «Сердца мечты» Праймус продал черную карету и лошадей одному конюху с Торговой улицы и отправился в гавань, по пути раздавая мальчишками мелкие монетки. Он вошел в каюту на «Сердце мечты» и строго-настрого приказал никому его не тревожить ни по какому поводу, пока их с городом не будет разделять по меньшей мере неделя пути.

Тем же вечером с матросом, отвечавшим на судне за такелаж, приключился несчастный случай. Будучи пьян, он поскользнулся на мостовой Таможенной улицы и сломал бедро. Хорошо еще, что нашлось кем его заменить – пришлым моряком, с которым на пару бедняга напился тем вечером. По странному совпадению, пьяный весельчак упал, когда пытался по просьбе собутыльника изобразить особенно сложную фигуру хорнпайпа [6]. Новый моряк – высокий, темный и похожий на ворона – той же ночью был занесен в судовые документы, а наутро перед отплытием поднялся на палубу.

Отчалив от берега в утреннем тумане, «Сердце мечты» направилось к востоку.

Лорд Праймус из Штормфорта, с гладко выбритым подбородком, наблюдал за удалявшимся парусом с самого высокого утеса. А потом вернулся на Торговую улицу, где вернул конюху деньги (даже приплатив немного сверх прежнего), и выехал к западу по береговой дороге в своей черной карете, запряженной четверкой вороных лошадей.

Признаки выздоровления были очевидны. По крайней мере огромный единорог без особого труда следовал за путниками иноходью уже целое утро, иногда тычась звезде в плечо своим широким лбом. Раны на его изодранных боках, истекавшие алой кровью под львиными когтями всего-то день назад, теперь подсохли и покрылись коричневой корочкой.

Звезда хромала, спотыкалась, то и дело останавливалась отдохнуть. Тристран шел рядом с ней, их запястья соединяла холодная цепочка.

С одной стороны, Тристран понимал, что в идее оседлать единорога есть нечто кощунственное: в конце концов, это же не лошадь, он не отвечает ни за какие древние пакты меж Человеком и Конем. В черных глубоких глазах странного зверя жила неукротимая свобода, шаги были слишком легки и опасны. С другой стороны, Тристран чувствовал – хотя никак не смог бы обосновать такое ощущение, – что единорог заботится о звезде и хочет ей помочь. Так что в конце концов юноша обратился к ней: