Наказание в награду - Джордж Элизабет. Страница 24

Церковь оказалась открытой. Барбара нырнула внутрь и оказалась не в полной тишине, как ожидала, а скорее в положении подслушивающей спор между двумя женщинами – одна из которых была постарше, другая помоложе, – которые никак не могли решить, сколько цветочных венков «совершенно необходимо, Ванесса», для того чтобы украсить место к предстоящей свадебной церемонии.

– Но ведь мы же не нищие, мам, – раздраженно повторяла Ванесса.

– И я не собираюсь ею становиться, – отвечала мать. – У тебя две сестры, и им тоже захочется венчаться.

Они медленно прошли к алтарю, где сверкало цветным стеклом стрельчатое окно, каким-то образом избежавшее глаз Томаса Кромвеля [78].

Сержант не стала их беспокоить, потому что увидела мужчину, направлявшегося в сторону часовни, также украшенной громадным стрельчатым окном с цветной мозаикой, под которым находился небольшой алтарь. На мужчине была одежда, говорившая о его принадлежности к служителям церкви, так что Барбара решила поговорить с ним. Она порылась в сумке в поисках своего удостоверения и со словами «прошу прощения» подошла к нему.

Мужчина резко обернулся. На вид ближе к семидесяти; впечатляющая копна волос, убранных со лба и прилипших к черепу. Морщин на лице не наблюдалось, брови были широкими и тяжелыми, а уши – непропорционально маленькими. Ни слова не сказав, он склонил голову набок, и Барбара заметила взгляд, который мужчина бросил в ту сторону, откуда доносились голоса Ванессы и ее матери. «Возможно, испугался, что я попрошу его вмешаться в этот цветочный спор», – предположила Барбара.

Она представилась, объяснила причину своего появления и, подробно рассказав обо всем произошедшем, попросила о возможности обменяться с ним парой слов о Йене Дрюитте, если только он был викарием. И он действительно им оказался. Звали его Кристофер Спенсер, и он был рад ей помочь. Казалось, что еще больше его радует возможность выйти из церкви, где спор о цветах становился все более жарким. Ванесса вела себя как девочка, которая знает, что стоит ей закричать, и она получит все, что хочет.

– Мой дом находится совсем рядом, – пояснил отец Спенсер, – прямо через двор. Вы не будете возражать против беседы в доме, а не здесь? – Ему, мол, надо выполнить список дел, который оставила жена, а эта встреча с «дамами», как он назвал женщин, кивая в сторону матери и дочери, сбила его с толку.

Барбара ответила, что ничего не имеет против.

В доме сержанту предложили кофе, от которого она отказалась. От чая она отказалась тоже. Тогда Спенсер спросил ее, не будет ли она против побеседовать, пока он будит чистить птичью клетку. Дескать, он будет ей чрезвычайно признателен, поскольку чистка клетки входит в список дел на день – его жена, благослови ее Господь, страшно боится птиц.

Барбара ответила, что у нее с этим нет никаких проблем, до тех пор пока ей самой не придется принять в этом участие. Викария удивила сама мысль о том, что он может выдвинуть такое условие для их беседы.

– Боже, конечно, нет! Прошу вас, ступайте за мной, – произнес он.

Через кухню Спенсер провел Хейверс в помещение, которое в старом доме служило, по-видимому, кладовой. Там на мраморной полке стояла очень большая птичья клетка с двумя разноцветными волнистыми попугайчиками. На приближающегося викария они смотрели с интересом.

– Мы не всегда держим их здесь, – пояснил тот Барбаре. – Здесь для них слишком мало радости. Обычно клетка находится у окна гостиной, за исключением тех дней, когда ее чистят.

– Поняла, – ответила Барбара.

– Их зовут Фердинанд и Миранда, – продолжил викарий, – как в той грубой сказке [79].

– Ах вот как. – Сержант не была уверена, как реагировать на это. При этом ей пришло в голову, что Линли клюнул бы на это, как муха на патоку.

– К нам они попали уже с этими именами, – рассказывал викарий. – Если хотите знать мое мнение, то это не самый лучший вариант, хотя это и не Ромео и Джульетта. Должен признаться, что я так и не знаю, кто из них кто. Я никогда не видел, чтобы они занимались чем-то, что позволило бы отличить их друг от друга. Правда, они на эти имена и не откликаются. Хотите стул? Я могу принести с кухни. Или табурет? Может быть, вы предпочитаете табурет?

Барбара сказала, что она вполне может разговаривать стоя, поскольку так она лучше увидит процесс чистки клетки – на тот случай, если у нее когда-нибудь появится собственная птичка, что само по себе было маловероятно. После этого викарий приступил к работе, начав с того, что открыл клетку, просунул в нее руку и позволил птахам усесться на нее. Когда он вытащил их, они с удовольствием уселись на самый верх клетки. Потом одна из них спросила: «Кофе готов?», а вторая уточнила: «С молоком и сахаром?».

Викарий объяснил, что это единственные фразы, которые знают птицы, и никто их им специально не учил. Они просто подхватили слова, как это обычно бывает. Как будто поняв, о чем идет речь, птахи издали громкий крик и взлетели в воздух. Барбаре пришлось пригнуться, когда они метнулись ей прямо в лицо, а потом скрылись у нее за спиной на кухне.

– Не обращайте на них внимания, – небрежно сказал Спенсер, вытаскивая поддон клетки. Барбара увидела, что тот покрыт внушительным слоем птичьего помета. – Они вернутся, когда проголодаются. – С этими словами мужчина свернул лист газеты, покрывавший поддон. Выбросив его, он взял свежую газету из аккуратной стопки, которая лежала в корзине, стоявшей на полу. – Чем я могу вам помочь? – спросил он. – Что бы вы хотели узнать о Йене?

– Все, что вы готовы рассказать, – ответила Барбара.

Казалось, что Спенсер размышляет над тем, что хочет рассказать, пока складывал газету так, чтобы она поместилась в поддон. Затем он вынул из клетки все жердочки и начал говорить.

Барбара узнала, что Дрюитт получил церковное образование уже после того, как окончил университет вторым номером на своем потоке по специальности «социология». Только после окончания университета молодой человек принял решение в пользу церкви как наилучшего места для применения своих знаний. Но хотя и прошел все курсы, необходимые для рукоположения, своей финальной цели он так и не добился. По словам викария, Дрюитт, к сожалению, так и не смог сдать необходимый экзамен, который позволил бы ему получить свой приход.

– Несколько раз пытался, – рассказывал Спенсер, с сожалением качая головой. – Бедняга. Нервы… Так и не смог – и решил остановиться на диаконстве. И, кстати, стал прекрасным диаконом.

Замолчав, Спенсер достал пластиковый тазик из угла комнаты. Кроме этого, он взял проволочную щетку и приступил к первой из деревянных жердочек, помет с которой счистил на чистый газетный лист. Барбара про себя отметила, что с кишечником у птичек все было в порядке… если только у птиц вообще есть кишечник. Она ничего не знала об анатомии пернатых, кроме того, что у них есть крылья и клюв.

– Для нас то, что он так и не получил сан священника, оказалось истинным даром Божиим. С самого начала Дрюитт служил в Ладлоу. Конечно… – Тут Спенсер заколебался, держа жердочку в одной руке, а щетку в другой. На кухне одна из птиц опять заговорила о кофе; вторая ей не ответила. – Если говорить честно, то, на мой взгляд, он немного перегибал палку со всей этой религией.

– Что вы хотите этим сказать?

Спенсер продолжил чистку жердочек. Делал он это со страстью, откладывая каждую в сторону, когда чистка завершалась.

– Он жил в соответствии с десятью заповедями, – пояснил Спенсер. – Думаю, правильно будет сказать, что он хотел всю свою работу выполнять на «отлично», но иногда взваливал на себя слишком много. Много лет назад Дрюитт организовал лагерь для детей; он разносил еду старикам и тяжелобольным; он был добровольным психологом для жертв преступлений – в этом ему, на мой взгляд, помогала его степень в социологии. Он переводил книги на алфавит для слепых, иногда помогал в начальных школах и следил за дорожками общего пользования. А еще он принял активное участие в организации движения «Божественный патруль» [80], которое для нас очень важно из-за алкоголизма, стремительно распространяющегося среди молодежи.