Гламуру вопреки - Ямпольски Карен. Страница 14

— Что?! — завопила Сара. — Вот теперь ты точно рехнулась. Сама-то слышишь, что говоришь? Не будь дурой: нет ничего страшного в том, что у тебя нет парня в двадцать один год!

Услышав это, я взорвалась гомерическим хохотом. Потому что моя подруга была права: я вела себя как полная неудачница. Наконец-то меня осенило. Боже, да мне ведь всего двадцать один год, у меня вся жизнь впереди! Я еще обязательно встречу свою любовь. Я была исполнена надежд.

Если обучение в Хиллэндере тянулось долго, как путешествие через океан на надувном матрасе с дырками, то четыре года в Беннингтоне уместнее было бы сравнить с круизом на тюнингованной моторной лодке. На вручении дипломов я сама изумилась, как быстро промчалось время. Еще больше меня изумляло то, сколько событий вместилось в столь непродолжительный срок.

Я приехала в Беннингтон запуганной, толстой, неуверенной в себе отщепенкой. А покидала его стены здоровой, счастливой и самодостаточной девушкой, точно знающей, что это за особа — Джилл Уайт. Каким бы тяжелым ни было прощание с университетской порой, я чувствовала в себе бесспорную готовность войти в реальный мир.

4

Выпускница '87 назначена главным редактором журнала «Чики». — «Вестник Беннингтона», сентябрь 1988 г.

Стипендии на покрытие расходов по реальной жизни, увы, не предусмотрены, потому я была вынуждена отправиться на поиски работы сразу после выпускного. И действовать следовало быстро, поскольку «дома», куда я могла бы вернуться и поразмыслить, как быть дальше, у меня не было. Коммуна наконец-то распалась, и родители переехали в Вирджинию. Там отец преподавал в университете на полставки, а мама продолжала лепить горшки и начала давать частные уроки рисования. В их скромной квартирке едва хватало места для двоих, не говоря уж обо мне. Алекс тем временем перешел на второй курс в Стэнфорде (там ему тоже дали стипендию), в другом конце страны. Следовательно, мои друзья представляли собой максимально приближенное подобие «семьи», на которое я могла в то время рассчитывать. Вполне логично, что однажды я поехала вслед за ними в Нью-Йорк.

Сара получила должность ассистента дизайнера в исполинском рекламном агентстве, а еще подрабатывала, рисуя иллюстрации для каталогов ювелирных изделий. Джо устроился ассистентом в «Мериллион рекордз», рассудив, что это отличная возможность «попасть в тусовку». Работать там он собирался до тех пор, пока не создаст собственную группу. Я же устроилась в «Доллар» — один из ведущих финансовых журналов. Я понимаю, что скучнее места нельзя найти, но работы для журналистов и так было очень мало. По крайней мере, я могла делать первые шажки в медиа-бизнесе.

Квартиру мы снимали вместе с Сарой, Джо и нашим однокашником Жераром Готье — да, тем самым франко-канадцем, который позднее снискал всемирную славу как дизайнер одежды и очень нехило на этом заработал. Но тогда мы были лишь компанией ребят, которые никто и звать которых — никак: темная, элегантная Сара, чуть располневший Джо, вечно сияющий Жерар и я — неформалка с кольцом в носу, гибрид Молли Ригвальд из «Красотки в розовом» [22] и Элли Шиди из «Клуба “Завтрак”» [23].

Втиснутые в одну спаленку в доме без лифта на Джейн-стрит, мы тоже образовали своего рода коммуну. Комната была разделена на четыре личных сектора занавесками для душа (идея Жерара). Джо и Сара, зарабатывавшие больше, чем мы с Жераром, и за аренду платили чуть больше, а потому пользовались привилегией делить спальню. Жерар, трудившийся над дипломным проектом на факультете дизайна в Парсоне, спал в гостиной. Я — в коридоре.

Район Вест-виллидж подходил нам идеально. А вот все остальное нуждалось в незамедлительном усовершенствовании. Гостиная отличалась потеками на стенах и своеобразным амбре. На кухне была представлена печь, почти исправная, за исключением духовки. Единственная же ванная в нашем обиталище была наспех встроена прямо в кухню. Ожидание в утренней очереди подчас действовало нам на нервы; особенно нелегко приходилось Джо, который вынужден был пропускать вперед двух девушек и одного парня-гея.

Хотя, признаться честно, я никогда особо не спешила на работу. Я ее люто ненавидела и каждое утро отдирала себя от кровати, как приклеенную. В будни я вынимала кольцо из носа и облачалась в самую консервативную одежду наибеднейшей расцветки. Каждый день, приближаясь к величественным башням офисов Мидтауна, я испытывала легкий приступ тошноты. Мой офис был полон сотрудников правых взглядов. В основном, мужчин. В основном, мудаков. Занимаемая мною должность носила гордое название «ассистент редактора», однако это следовало отнести к разряду казусов, поскольку в течение рабочего дня я только и делала, что отвечала на телефонные звонки, подносила кому-то кофе, выслушивала обидные шутки и делала копии на ксероксе. Единственным способом узнать что-либо о том, как функционирует журнал, было впитывать все, что происходило вокруг, напрямую меня не касаясь. И все же я теперь могла записать в резюме первую строчку, да и за квартиру нужно было как-то платить.

Поскольку жили мы очень бедно, приходилось исхитряться, чтобы хоть как-то себя развлечь. Мы перепробовали все, что было бесплатно или стоило гроши. Иногда мы заходили в паршивые стариковские бары в «счастливые часы» и обжирались закусками из нагревательных шкафов, хотя мне, как упертой вегетарианке, обычно доставались сухие кренделя и арахис. Или же мы просто сидели в нашей квартирке и болтали о будущем: как Сара напишет и лично проиллюстрирует детскую книжку, как Жерар завоюет мир моды, а Джо получит премию «Грэмми» (хотя ему еще предстояло создать свою группу). Я же еще толком не знала, чего мне хочется, — ну, кроме того, чтобы убраться из журнала «Доллар». Я старалась не вспоминать о своем дневнике и тех целях, которые были в нем прописаны во время учебы в Хиллэндере. Слишком уж сложно казалось примирить позицию «измени весь мир» с тем, чем я вынужденно занималась в данный момент.

Но больше всего мы веселились, когда Жерар водил нас в клубы. Ему нравилось одеваться в стиле «дрэг-куин», и он вскоре превратился в заядлого клаббера. Его самодельные наряды, вдохновленные чем угодно, от костюма Женщины-кошки до эмблем цветочных магазинов, неизменно помогали ему попадать на страницы журнала «Пэйпер». Таким образом, нам никогда не нужно было платить за вход в самых крутых клубах типа «Дэнсетерии», «Палладиума» или «Пирамиды».

Единственным поводом расстаться с кровными денежками являлись для меня концерты. Конечно же, когда я увидела, что «Third Rail» будут играть в заведении под названием «Мята», я, ни секунды не колеблясь, купила билеты. Джо нередко сопровождал меня на концертах и, несмотря на историю, связанную с этим ансамблем, пошел со мной и на этот раз. Это был, так сказать, пиковый добрый поступок старого Джо. И, вероятно, последний.

Небольшая часть меня так и не сумела оправиться после того, как Ричард Руиз разбил мне сердце, не позвонив после прожитой вместе недели. Но вместо того чтобы двигаться дальше, я в глубине души продолжала надеяться, что во всем виноват напряженный гастрольный график. Однако, стоило мне узнать, что он приезжает в Нью-Йорк и я смогу опять встретиться с ним, — былые чувства вновь овладели мною. Я вспомнила о прочной связи между нами и была уверена, что, как только мы встретимся, сквозь нас вновь проскочит искра.

В тот вечер я, усердно работая локтями, с огромным трудом пробилась к сцене в первом же отделении. Выждав, казалось, целую вечность, я наконец смогла встретиться с ним глазами — во всяком случае, мне так показалось. Когда же он мне улыбнулся, я подумала: «Ну наконец-то! Узнал-таки!» Я даже не сомневалась, что после концерта наш роман возобновится с прежней страстью.

Джо, заметно погрустневшего, я потянула за собой к черному ходу сразу же по окончании концерта. Хотя мы с Джо расстались сто лет назад, мне хватило проницательности, чтобы ощутить: на Ричарда Руиза он по-прежнему реагирует не вполне адекватно. И я не могла его в этом винить. Но в тот вечер на его старые раны мне было плевать. Меня волновало лишь воссоединение с Ричардом.