Поющая во тьме (СИ) - Эм Леди. Страница 32

- Я из Румбада. Едешь один?

- Нет, с женой. Оставил ее в гостинице. Сил нет стоять на таком пекле, - он отер рукавом пот с лица. - А ты едешь один или мальчишка с тобой?

- Слуга, - коротко бросил Лекс, явно не желая поддерживать откровенную беседу, - так, говоришь, желающих больше не нашлось?

- Ни одного.

- Вчетвером ехать опасно. Я предлагаю присоединиться к торговцам, что уезжают каждую неделю из Дармаса в западном направлении. Часть пути проедем с ними, а там как повезёт.

- Похоже, выбор у нас невелик, верно?

- Так и есть. Пошли, узнаем у торговцев, когда они отправляются. Если нам повезло, то сможем уехать уже завтра. Или застрянем здесь еще на одну неделю.

Им удалось договориться с караваном, направлявшимся в западном направлении. Вместе с ним они добрались бы до Орхама, а оттуда до Атбара было всего три дня пути. Передвигаясь вместе с крупным караваном, можно было пребывать в относительном спокойствии насчёт безопасности: мало кто отважился бы нападать на большой караван, находящийся под надёжной вооруженной охраной.

Беспокоиться нужно было совсем о другом: с каждым днём Лексу становилось всё хуже. Все старые раны воспалились и начали лопаться, сочась сукровицей, а после и гноем. Ему все сложнее было удерживаться сидя в одном положении. Воспаление ран сопровождалось ознобом, как от лихорадки. Его кидало из жары в холод, и обратно. С каждым днём он выглядел плачевнее, от того привлекательного молодого мужчины, которым он был всего несколько дней назад, осталась лишь ослабевшая тень, уже направившая свои стопы к вратам Бездны.

Но хуже всего были припадки боли, внезапно взрывающейся у него в голове ослепительным шаром Пламени, сжигающего рассудок. В такие моменты он лишь беспомощно смотрел бессмысленным взглядом в пустоту, разглядывая в ней образы, видимые лишь ему одному. Участились видения, обретавшие все более реальные очертания и обраставшие мельчайшими подробностями. И что самое страшное, они казались ему живыми.

Караван преодолел всего половину пути, когда стало понятно, что править повозкой он больше не в состоянии. Он, как обычно правил лошадьми, следуя за впереди идущими обозами, как вдруг изменил направление, заставив лошадей резко дёрнуться вправо, потому что он увидел, как впереди разверзлась земля. Он слышал крики лошадей и людей, летящих в пропасть, он видел, как куски почвы срывались вниз, в чернеющую пустоту, у которой не было дна... Он чувствовал липкие щупальца страха на своей шее и всплеск беспокойства, обратившего спокойный ток крови в бурлящий водоворот. Он раззевал рот в немом крике.. но все это происходило лишь в его воспалённом воображении.

Ани́, мгновенно почувствовав неладное, отобрала у него поводья, заставив его всего лишь прилечь на дно телеги, а он в это время падал вниз, прямо в пасть своему кошмару, судорожно цепляясь за края повозки.

Половину времени он пребывал в цепких лапах бреда, а когда бодрствовал, сходил с ума от страха и паранойи. В каждом движении рабыни ему чудилось предательство и желание сбежать, бросив его подыхать на равнине под палящим солнцем Хендала. Он не сводил с неё глаз, всюду ковылял за ней, осторожно ступая безобразно раздутыми ногами. С каждым днём он выглядел всё хуже, многие при взгляде на него торопливо отводили глаза, чувствуя близкое дыхание смерти.

Они неторопливо продвигались на запад, все чаще встречая обозы, спешившие на восток. Лица людей были омрачены ощущением надвигающейся беды, столь ужасающей, что они не произносили это вслух. На все вопросы эти несчастные лишь отвечали затравленным взглядом и прикрикивали на лошадей, вынуждая их двигаться быстрее. Они словно бежали без оглядки, но от чего? В воздухе витал липкий запах страха, неведомого раньше жителям долины, живущим по своим кровавым законам.

Каравану не было дела до пары сотен людишек. Люди всегда перебегали из одного места в другое, надеясь найти там жизнь посытнее и перину помягче, так стоит ли переживать из-за этого? Что бы ни случилось, людям всегда нужны будут масло и соль, мыло и кусок ткани, чтобы прикрывать срамные места. Так рассуждали торговцы, с любовью поглядывающие на обозы, забитые до отказа тюками дорогой ткани ручной работы, бочонками с ароматическими маслами, тонкостенной посудой и многими другими товарами.

***

Орхам. Дальше караван менял своё направление, а Лекс с рабыней в обществе кузнеца и его жены, осели на пару дней в городе, присматриваясь к обстановке и ища попутчиков до Атбара. Орхам мало чем отличался от остальных городов Хендала, если бы не хорошо ощутимая атмосфера тревоги и слухи, передающиеся шепотом о бесплотных тварях, что передвигались ночью, пожирая людей. Говорили, что нет силы, способной встать на пути у безымянного ужаса. Говорили, что часть жителей Атбара в панике покинула насиженные места и пустились наутёк, сея панику среди оставшихся...

Они нашли попутчиков: всего вместе с ними набралось десять человек, наняли охранников для того, чтобы доехать до Атбара. Троица стражей запросила невероятно высокую цену за свои услуги, но других желающих провожать путешественников в Атбар не нашлось.

Попутчики с сомнением смотрели на Лекса, едва передвигающего ноги, и морщили носы, учуяв смрад гниения и разложения. Он держался лишь на одном упорном желании во что бы то ни стало добраться до Атбара. Боль была постоянным его спутником, бессменным слугой у его постели. Она вгрызалась в его тело, выворачивая его наизнанку, превращая в кровоточащий обнаженный нерв, чутко реагирующий на малейшее прикосновение. Боль ломала его, разрушала по маленькому кирпичику до самого основания. От неё невозможно было избавиться, наркотик лишь давал передышку на несколько минут. Он словно глотал свежего воздуха, а затем вновь погружался с головой в пучину страдания, задыхаясь и моля лишь о том, чтобы всё это поскорее закончилось. Большую часть времени он пребывал в плотном коконе видений и галлюцинаций, беспрестанно крича от ужаса и боли.

В конце второго дня пути до Атбара кто-то не выдержал, устав от бесконечных криков Лекса. Среди небольшой группы нашлись те, кто решил избавиться от надоедливого попутчика, привлекающего слишком много внимания. Они сидели у костра, переговариваясь, раз за разом повторяя все доводы, толкающие их на это злодеяние, словно пытались убедить себя в необходимости такого поступка.

Лекс был не в состоянии сделать хоть что-то. Он сидел, прислоненный спиной к телеге, невидящими глазами уставившись в одну точку.

Прямо над ним колыхались сухие, острые ветки гиблого леса. Было непривычно тихо, слышалось только негромкое трепыхание чего-то, словно крыльев на ветру. Он поднял голову, ориентируясь по звуку, и увидел... Высоко над головой медленно хлопала на ветру высохшая кожа, клочьями свисающая тут и там. Она была настолько сухая, что при малейшем касании о ствол или о ветвь, рассыпалась в труху, падая вниз. Его ноги утопали в этой сухой трухе, ступая по ней будто по ковру. Труха оседала на одежде, на коже и на волосах, делая его похожим на серый труп. Он поднял руку, стряхнул с лица крошки тлена и пошёл дальше, ища что-то очень ценное. В голове крутилась мысль, образ искомого то и дело мелькал в сознании, но ухватить его не удавалось... Однако он знал, что едва увидит это, сразу же поймет, что именно он ищет.

Он шёл вперёд, раздвигая руками заросли колючих кустарников. Шипы впивались ему в кожу, раздирая до крови, шары колючек цеплялись намертво к волосам. но он упорно передвигал ноги, боясь остановиться хоть на мгновение. Вокруг ног клубилась тьма, тянущаяся жадными щупальцами вверх по икрам, желая проникнуть под кожу. Он сжимал зубы до скрипа и шёл вперёд, пытаясь выбраться из этого гиблого места.

Наконец, он почувствовал, что лес будто расступается, отпускает его из своих цепких лап. Впереди было открытое пространство, тонущее в белесом тумане. В глубине его будто было что-то, и он осторожно, на ощупь, пошёл к этому нечто, чувствуя небывалое волнение. Туман немного рассеялся, он увидел фигуру, смутно знакомую со спины и подошёл ближе. Застыл в нескольких шагах, не веря своим глазам. Завитки мелких кудряшек, рассыпанные по узеньким плечам. В кончиках пальцах заныло от желания прикоснуться к ним, наслаждаясь, насколько они мягкие на ощупь. Он негромко окликнул её, не веря своему счастью: