Князь Холод - Евдокимов Дмитрий Викторович. Страница 2

Из состояния ступора меня вывел звук выстрела и выбившая кусок коры из ствола сосны пуля. Следом мне пришлось увернуться от летящего в голову пистолета. Ну, а там уж и второй противник подоспел с перекошенным от ненависти лицом.

Он так размахнулся шпагой, словно хотел перерубить меня напополам, а я упустил момент, когда можно было поймать его на этом богатырском замахе, поэтому пришлось встречать летящий клинок сильной частью шпаги. На миг мы замерли пародией на памятник «Рабочий и колхозница», потом я сделал быстрый шаг вперед и ударил нападавшего лбом в лицо. Обладатель зеленого кафтана отшатнулся, давая мне возможность высвободить шпагу. Отскочив назад, я парировал вялую попытку рубящего удара слева и тут же, что называется «на автомате», сделал выпад.

Противник упал с пронзенной грудью.

– Вот черт! – я оторопело смотрел на дело рук своих и отказывался верить в происходящее. А как? Скажите мне, как можно поверить в то, что ты пять минут назад отбивался на стройке от хулиганов, а теперь стоишь на лесной поляне над трупами убитых тобой мужиков в старинных мундирах? А может, все-таки это следствие полученного удара по голове? Может, меня еще раньше где-то приложили, еще до стройки, тогда и драка с хулиганами является частью видения? Ну, в самом деле, не просто же так голова болит и тонкой горячей струйкой по левой щеке стекает кровь? И эта версия хоть как-то объясняет все эти «переключения кадров».

– Князь! Живой!

– Слава богу, живой!

Мои измышления самым беспардонным образом были прерваны появившимися из лесу радостно голосящими людьми в синей форме. Это уж было слишком для моей бедной головы, я на участие в подобном безумии не подписывался! Силы резко оставили меня, в глазах потемнело, и все бредовые видения вмиг испарились.

2

Пробуждение было резким и тревожным. Вздрогнув всем телом, я открыл глаза и уперся непонимающим взглядом в низкий грязный потолок. Что еще за новости? Где я? Как здесь оказался? Затаив дыхание, осторожно пошевелил руками и ногами, повернул голову влево-вправо и позволил себе облегченно вздохнуть. Жив. Тело слушается. Уже кое-что.

Отчаянно кося глазами и, на всякий случай, стараясь производить как можно меньше шума, я стал осматриваться. Темные бревенчатые стены, земляной пол, почерневшая от грязи и копоти русская печь. Сквозь задернутое плотной занавеской маленькое окошко с трудом просвечивают косые солнечные лучи. Не нужно быть пророком – сейчас либо рассвет, либо закат.

С потолка свисают связки чеснока и лука, две стены сверху донизу увешаны пучками сушеных трав, ими же завалена крышка стоящего в углу массивного деревянного сундука. Из стоящей посреди стола глиняной миски верх поднимается тонкая струйка пара. Заставив меня вздрогнуть от неожиданности, на стол бесшумно запрыгнул пушистый черный кот. Усевшись возле парящей миски, он безмолвно уставился на меня своими желтыми глазищами. Ни дать ни взять – апартаменты Бабы-яги. Чертовщина какая-то.

Из-за грубо сколоченной двери доносились приглушенные голоса. Вроде бы звучали они взволнованно, но, как я ни старался, как ни напрягал слух, разобрать хотя бы слово не удавалось.

Вопреки здравому смыслу мысли текли вяло и неспешно, никакой паники не было. Было лишь ощущение, будто я наблюдаю за происходящим со стороны. А ведь это неправильно! Необходимо срочно найти ответы на ряд вопросов. Что происходит? Что со мной случилось? Где я? Что с женой, детьми?

Поток моих безответных вопросов прервал препротивный скрип открывшейся двери. В комнату вошла та самая старуха, чье лицо мне было уже знакомо по вчерашней странной ситуации. Вчерашней? Не знаю, почему, но по моим ощущениям вся эта ерунда случилась именно вчера.

– Проснулся, касатик? Вот и хорошо! – ласково проворковала вошедшая, к слову, оказавшаяся не согбенной страшной старушенцией, а вполне опрятной и доброжелательной бабулей.

– Проснуться-то проснулся, – осторожно ответил я, принимая сидячее положение и попутно отмечая, что лежал на широкой лавке, застеленной звериными шкурами, – только вот проснулся во сне или наяву?

– Это хорошо, что ты не беспокойничаешь. Это хороший знак. Выпей-ка отвара, он придаст тебе сил.

– Не вели казнить, князь!

– Не вели казнить, кормилец!

Вслед за бабкой в помещение стремительно ворвались, бухнулись на колени и согнулись в поклоне до пола тощий мужичок с жидкой рыжеватой бородкой клинышком и невысокий широкоплечий крепыш, темноволосый и гладко выбритый.

– Прости, Михаил Васильевич! Не ждали засаду у себя-то в Холодном Уделе! – опасливо косясь на меня снизу вверх, добавил крепыш.

Я удивленно воззрился на новую картину. Как будто мало мне было загадок, а тут еще мужики какие-то, князь, Холодный Удел! Нужно было что-то сказать, ибо пауза явно затягивалась, и к чему это может привести, спрогнозировать весьма проблематично. Может, поймут, что я никакой не князь, и продырявят чем-нибудь – вон у крепыша к поясу шпага пристегнута! А может, решат, что нет им прощения, и начнут сводить счеты с жизнью прямо здесь, у моих ног!

Случайно встретившись с внимательным старушечьим взглядом, я вдруг отчетливо понял, что бабулька является здесь самым осведомленным человеком. И, будто удостоверившись в том, что я веду себя правильно, хозяйка избы – а это, несомненно, было ее жилище – пришла мне на помощь.

– Говорила же вам: обождать еще нужно! Михайло Васильевич десять дней и ночей между жизнью и смертью блуждал, почитай, от самых ворот в потусторонний мир вернулся и только глаза открыл, а вы тут со своими «прости» да «не вели казнить»! Ну-ка, брысь на улицу!

– Так как же? – заголосил было тощий.

– Ждите! Сейчас князь отвара целебного выпьет, вдохнет полной грудью, тогда и поговорите!

Бабка определенно была в большом авторитете – без всяких споров мужчины покинули помещение. А мне пришлось пить отвар. Был он чуть горьковатый, но вполне удобоваримый. Тошноту не вызывал, но и никаких положительных эмоций вроде прилива сил или необычайной ясности сознания не доставлял.

– Полегчало? – хозяйка отняла у меня опустевшую миску.

– С семьей что? – спросил я, глядя старухе в глаза.

– Всё хорошо с твоей семьей, – предельно серьезно ответила она, – и с тобой тоже всё хорошо. Ты не умер, ты не болен. Ты остался там, где и был. Но теперь будешь еще и здесь.

– Звучит как бред, ничего не понял, – я осторожно слез с лавки и прошелся из стороны в сторону, болезненно морщась в моменты наступления босыми ногами на частички мусора.

– Иди-ка сюда, – бабулька достала из складок одежды небольшое зеркало в простой деревянной рамке, – гляди, пока я еще могу связь поддерживать.

Предельно заинтригованный необычным предложением, я взял зеркало в руки. Изображение было слегка мутноватым, тем не менее, интерьер моей квартиры в нем легко угадывался. Вот только это была прихожая, а в данный момент она была пуста.

– Ты пальцем-то подвигай, – подсказала старушка в ответ на мой вопросительный взгляд.

Я недоверчиво хмыкнул, но промолчал. Пользуясь поверхностью зеркала, словно экраном планшета, я «перешел» в кухню, где обнаружил жену и дочь. Затем в детской комнате нашелся делающий уроки сын, а в зале, уткнувшись в экран ноутбука, сидел я собственной персоной. И картинка не была статичной, все персонажи двигались, жили своей обычной жизнью. Повинуясь сиюминутному порыву, я развернул и увеличил изображение таким образом, чтобы был виден нижний угол ноутбучного дисплея: девятнадцать пятьдесят шесть, двадцать четвертое апреля…

– Почему двадцать четвертое? – внезапно осипшим голосом спросил я – память отчаянно кричала, что вчера было тринадцатое.

– Долгим переход получился. Не на то я рассчитывала. Разбойники вмешались.

– Я реально десять дней провалялся? И как так может быть, что я и здесь и там? – я развернул зеркало изображением к всезнающей бабуле.

– Князь обречен был, болезнь его пожирала. Душа уже едва держалась в теле, а тут и удар по голове, и купание в ледяной воде, и ранение. Не выдержал горемычный… Теперь тебе за него придется быть.