Шулер (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 111
Териан ворчит на него, не отрываясь от работы.
- Ты мог бы дать ему пожить достаточно долго, чтобы дать мне попытаться, - сказал он. - Он что, напомнил тебе кого-то?
Ревик пожимает плечами.
- Слизняк хотел умереть.
Териан поднимает взгляд, усмехается.
- То есть, это был жест человеколюбия? - он сосредотачивается обратно на ухе. - Мне ненавистно говорить тебе это... но большинство людей, знакомых с тобой, со временем начинают относиться к тебе именно так.
Мгновением позже Териан выпрямляется с триумфальным выражением лица. Он показывает Ревику изуродованное ухо. Кровь уже свернулась, едва капает из остановившегося сердца.
В голосе Ревика звучит нотка отвращения.
- Зачем ты их собираешь?
- Ты шутишь? Пресса заглатывает это дерьмо как миленькая. «Во Вьетнаме появился свой Джек-Потрошитель»... или ты не слышал? - сунув руку в карман пальто, Териан вытаскивает игральную карту, валет [14] пики. Перевернув её между пальцами, он засовывает карту в рот мёртвого человека.
- Так это ты? - Ревик качает головой. - Иисусе, Терри.
При виде широкой улыбки на лице Териана Ревик издаёт полусмешок.
- Нам нужно завести тебе питомца.
- Ага, к слову об этом, - Териан вскидывает бровь. - Помнишь того ягуара, которого ты достал мне в Бразилии?
Ревик издаёт очередной смешок.
- Я не хочу знать.
- Да в любом случае, - говорит Териан, поднося ухо к свету. - Это не только я. Галейт хочет, чтобы я распространил это.
- Зачем? - спрашивает Ревик.
Я слышу в его голосе лишь любопытство. Его глаза остаются пустыми, ровными. Я его едва узнаю. И все же, что странно, он обладает какой-то лёгкой мужской уверенностью, которая заставляет его выглядеть почти привлекательным, вопреки его угловатым чертам лица.
Я говорю себе, что знаю, кем он был.
До всего этого он был нацистом.
Но даже во время работы на немцев в его глазах жили эмоции – что-то, чему я могла сочувствовать, даже поставить себя на его место. Остальные - Мэйгар, Вэш, Чандрэ, видящие, тренировавшие меня в Индии - говорили мне, что под Шулерами Ревик совершал куда более ужасные поступки, чем когда он был нацистом.
И все же вид его в таком состоянии невыразимо тревожит моё сознание.
До меня также доходит, что я не могу это развидеть.
Териан пожимает плечами и отвечает ему.
- Зачем? - повторяет он. - Должен ли я знать, зачем? Зачем Галейт хочет, чтобы мы что-то вообще делали? Ради вербовки? Страха? По приколу? - завернув ухо в чистый белоснежный носовой платок, Териан засовывает его в карман и хлопает Ревика по плечу. - Пойдём, выпьем. Мне нужно потрахаться до следующего дела, и я знаю, что тебе это тоже нужно.
Тёмная, пахнущая кровью комната пропадает.
Как только это происходит, я обнаруживаю себя вновь в лондонском кабинете Ревика.
Галейт садится передо мной на потрёпанный кожаный диван, барабаня пальцами по мятому подлокотнику. Фотография моих родителей все ещё стоит на мраморной каминной полке. Рядом с ним стоит один из моих набросков - угольный рисунок Ревика, который я сделала, когда он все ещё каждый день показывался в закусочной Сан-Франциско. Ещё больше моих рисунков торчит из открытого ящика близлежащего стола, разложены по полу по кругу.
Я вижу больше рисунков Ревика, моего брата, Касс, Пирамиды.
Я узнаю их все.
«Я был добр, - говорит Галейт. - Ты должна знать, что я мог бы показать тебе вещи намного хуже».
«Ага, - сухо произношу я. - Очень добр. Если бы ты показал мне что-то слишком из ряда вон выходящее, я бы отбросила это как чистое безумие. Вместо этого ты показал мне рациональную версию, зная, что я её никогда не забуду».
Галейт усмехается с искренним довольством, хлопнув по краю дивана. «Очень хорошо, Элисон! Возможно, ты все ещё кое-что понимаешь в этой жизни».
Мой свет сжимается, зная, что это тоже был тычок в мою сторону.
Ему известно, что я осознаю разрыв между мной и другими видящими, и особенно между мной и Ревиком. Я знаю, какой медленной я кажусь им всем, как мало я могу делать со своим светом. Я помню, как играла с Ревиком в шахматы в Сиэтле, день за днём, не выигрывая ни одной партии. Я помню, как он учил меня водить автомобиль, стрелять, разговаривать с машинами, есть еду видящих.
Когда я думаю о нем, его присутствие становится сильнее.
Я также чувствую, как демонстрация, проведённая Галейтом, влияет на способность моего света найти его.
Там задерживается неохота, сомнение. Я сосредотачиваюсь на Галейте и обнаруживаю, что он внимательно за мной наблюдает. Я крепче скрещиваю руки перед своим световым телом.
«Я думала, это Териану нравится играть в игры. Разве ты не должен быть среди них взрослым, Халдрен? Возлюбленным и благодушным лидером?»
Галейт делает пренебрежительный жест одной рукой.
«Это не игры, Лиего, - говорит он. - И ты ошибаешься. Я не осуждаю тебя за твою неопытность. И не путаю это с нехваткой информации. Твой супруг тоже этого не делает».
Я не спорю с ним. Однако и не верю ему до конца.
«Так где Териан? - спрашиваю я. - Где-то там, опять пытает людей от твоего имени?»
Галейт мрачнеет, отчего смещающиеся грани его лица изменяются.
«Териан мёртв, - говорит он. - Прискорбная необходимость. Он не подчинялся контролю, - в его мыслях начинает звучать предостережение. - Но будут и другие такие, как он, Лиего. Они сделают то же самое и даже кое-что похуже, лишь бы добраться до тебя. Я не сумею разобраться со всеми ними вовремя».
Барабаня пальцами, он протяжно выдыхает.
«Ты действительно веришь, что обязана быть верна Семёрке? - говорит он. - Или тому семисотлетнему видящему, Вэшу? Ты его едва знаешь... ты всех их едва знаешь. Их мифы и суеверия ничего для тебя не значат. Не ври мне или ему, притворяясь, будто это не так».
Я чувствую в его словах тягу серебристого света.
«Если ты думаешь, что Вэш убережёт тебя и твою жизнь, Лиего, то тебе стоит поговорить с твоим мужем. Он может кое-что рассказать тебе о готовности Семёрки жертвовать близкими людьми ради их драгоценного Кодекса».
Глаза внутри этого бесконечно сменяющегося лица смотрят в мои. «Ты никогда не задавалась вопросом, как он умудрился быть нацистом и в то же время членом их клуба, отвергающего насилие? Тебе никогда не казалось это немного лицемерным, Лиего?»
Казалось.
Галейт улыбается, но я больше не чувствую там веселья. «Что ж. Тогда, возможно, это даст тебе основания простить своего супруга за то, что я показал тебе ранее».
Из темноты проступает образ.
Я вижу Вэша и Ревика, сидящих на песчаном полу, внутри какой-то пещеры с высокими потолками. Они разговаривают серьёзно, склонившись над едой и напитками. На песке перед ними разложены бумаги. Я не слышу их слов, но Ревик одет в униформу германской пехоты, на его руке повязка со свастикой. С ними присутствует третий видящий, мужчина средних лет с пронизывающими серыми глазами, каштановыми волосами и резкими чертами лица. Он почти ошеломительно красив.
«Все это спланировано, - говорит Галейт. - Вэш и Адипан намеренно поместили Дигойза в Германию. Они подтолкнули его работать на нацистов... сражаться за них, даже если это означало наблюдать, как его людей отправляют на смерть».
Мираж исчезает, сменяясь изображением готической церкви.
Мой свет вздрагивает, реагируя на Ревика, появившегося на пороге той церкви. Он одет в смокинг, улыбается, держит за руку Элизу, которая одета в такое ошеломительное свадебное платье, что походит на живую куклу. Её волосы гладко уложены и усеяны, кажется, крошечными бриллиантами.
Они оба выглядят настолько счастливыми, что сложно долго смотреть на их лица.
Ревик поднимает руку и машет толпе, кидающей лепестки цветов.