Отец наших отцов - Вербер Бернар. Страница 15
– И в каком же состоянии находился перед смертью профессор Аджемьян?
– Пока что я могу вам сказать, что он был отличным знатоком коньяков и детективов. Ученые часто зачитываются полицейскими романами, ценя закрученную интригу, которой недостает «новому роману», этим романизированным автобиографиям. По части стиля они изысканны, а вот сюжет частенько хромает. Можно подумать, что современные писатели забыли о первых сказочниках и сказителях – своих пещерных предшественниках, обладавших инстинктом рассказчиков и знавших цену преувеличения за отдыхом у костра, после охоты. Вот где истинный источник всех романов!
Лукреция все еще сражалась с тремя колесиками, высунув от усердия кончик языка.
– Вот я вас и поймала! – воскликнула она. – Вы признаете, что отсечение корней наносит вред. Даже пишущему роман полезно знать о своих корнях.
Исидор Каценберг пролистал еще несколько книг, а потом с радостным выражением лица схватил со стола футляр с ручками, достал из него резинку и подложил под блокнот.
– Детство играет? – спросила его журналистка, прижимаясь ухом к сейфу. – В вашем возрасте пора перестать забавляться с ручками и ластиками.
– На-шел! – медленно произнес он.
– Что вы нашли?
– Практически – ответ на вопрос, что собой представляет эта истории с убийством профессора Аджемьна.
Она отвлеклась от сейфа и уставилась на собеседника.
– Уже?!
– История недостающего звена известна трем людям. Профессор доверял всем троим, один из них его и убил.
Девушка вытаращила глаза.
– Откуда вы все это взяли?
– Дайте мне вашу пудреницу.
Она безропотно повиновалась.
Он достал пуховку и нанес слой пудры на поверхность блокнота, после чего дунул. Пудра разлетелась, осталась только та, что задержалась в бороздках на бумаге. Лукреция Немрод подошла и прочла три фамилии: проф. Сандерсон, проф. Конрад, проф. Ван Лисбет.
И приписка снизу: «Клуб «Откуда мы взялись?» теперь должен оказать мне поддержку. Вы трое нужны мне, чтобы поделиться тайной. В нужное время я вас созову, и вы должны непременно явиться на зов».
23. Дальше в глубь пещеры
Стая медленно уходит в чрево горы. Взрослые догнали молодняк. После экскрементов гиеновидных собак они натыкаются на львиный помет и сбавляют шаг. До них эту пещеру обследовали крупные хищники, наследили в ней, но по неведомым причинам не остались здесь.
Что за звери напугали львов?
Все чуют опасность и все же движутся вперед. Внезапно раздается звук, похожий на негромкое похрюкивание. Есть надежда, что это – журчание подземной реки. Если пещера пуста, и вдобавок в ней течет река, то это огромная удача! Все уже надеются здесь поселиться. Беременные самки высматривают углы, чтобы приютить там своих малышей. Кое-кто из самцов на всякий случай мочится на землю – метит территорию.
Но звук внезапно стихает. Значит, это не река.
Вожак стаи издает ответное вопросительное хрюканье.
Стая продолжает спуск. В пещере все темнее, она становится все просторнее. Их уже окружает кромешная тьма, но острота слуха и обоняния позволяет им угадывать формы стенок; обычно стае удается определить по звукам и по запахам, какие животные населяют пещеры.
Снова неясное бормотание.
Вожак опять издает ответный звук, в этот раз немного громче. Его не запугать!
Новые испражнения издают сильный запах. Неясно, кто мог их оставить, но, попробовав их на вкус, стая заключает, что они принадлежат плотоядному зверю, более того, хищнику высочайшего уровня.
В его испражнениях присутствуют даже остатки взрослого льва! Стаю колотит страх. Она всегда считала взрослого льва вершиной пищевой цепочки, а тут…
Самки предлагают повернуть назад. Вожак дает понять ворчанием, что последнее слово не будет за трусихами. Еще через несколько шагов кто-то спотыкается об остатки львиной грудной клетки.
Снова странный звук – похоже на глубокое дыхание.
Дети медлят, самки тоже. Но доминантных самцов так легко не запугаешь. Доминируемые самцы тоже не желают уподобляться малодушным самкам. Они издают негромкие звуки, обращенные к прячущемуся где-то поблизости чудовищу: покажись, мол!
Именно так оно и поступает.
В мгновение ока это стоит жизни двоим из стаи: их куски летят во тьму. Слышен только хруст: мощные челюсти перемалывают кости.
Никто не видел чудища, но все уяснили, что оно огромное.
24. Дым и пар
Исидор Каценберг зажег на письменном столе профессора Аджемьяна лампу, чтобы лучше осветить страницу блокнота.
– Итак, имеется клуб «Откуда мы взялись?», в него входят люди, исследующие происхождение человечества. Профессор Аджемьян связался, видимо, с одним из его членов и попросил его о помощи. Это был, без сомнения, роковой шаг: вместо того чтобы помочь, его убили.
Девушка кивнула в знак согласия, после чего принялась искать какое-нибудь приспособление. Сгодился ледоруб: пользуясь им как рычагом, она надеялась справиться с запорами сейфа.
– Вы – сторонница разрубания гордиевых узлов? – осведомился Исидор Каценберг.
– Что такое «гордиевы узлы»?
– Александру Великому попался однажды узел из веревок, который невозможно было распутать. Как все до него, он сначала попытался с ним справиться, но потом вспылил и разрубил веревки мечом. Выражение прижилось, его употребляют для обозначения людей, которым не хватает терпения, чтобы спокойно справиться с ситуацией, и они предпочитают рубить с плеча.
– Что касается меня, то я выбираю простые и быстрые решения.
Она нажала еще, и дверца наконец поддалась. Девушка посветила внутрь сейфа карманным фонариком и обнаружила двенадцать двухсотфранковых купюр и пачку порнографических журналов, которые небрежно бросила на ковер. Больше в сейфе ничего не было.
Исидор Каценберг сделал пигмейские завывания потише и уставился на взломанный сейф.
– А вы молодчина! – похвалил он Лукрецию. – Вы овладели искусством взлома в сиротском приюте?
– Вскрытие сейфов шло как факультатив, – скромно ответила она. – Я стремилась к карьере знатной бандитки, поэтому посещала вечерние курсы вместе с взрослыми. У выпускниц приюта было, знаете ли, два варианта жизненного пути: бандитизм или проституция.
– Что вы имели против проституции? – осведомился Исидор Каценберг.
– Мне слишком близка любовь, чтобы превращать ее в ремесло. К тому же я недурно начинала карьеру взломщицы.
– Почему тогда вы ушли в журналистику?
Исидор сел на диван и утонул в нем своей тушей. Так ему было удобнее слушать рассказ Лукреции.
Журналисткой она стала случайно. Дело было в Камбре, на севере Франции. Она вздумала обчистить квартиру в зажиточном районе, которую сочла пустующей. Она уже складывала в мешок серебряные приборы – серебро проще сбыть, чем картины, – как вдруг в замочной скважине завозились ключом. Она выключила фонарик и спряталась за занавеской. Но это не помогло: пришедший, увидев беспорядок в гостиной, стал искать виновника и быстро нашел воровку.
Это был крепкий мужчина, настоящий буфет на ножках. Юная Лукреция быстро убедилась, что при всех своих талантах мастера «интернат-квондо» не сможет его одолеть. Тогда она решила его разжалобить.
Миниатюрность была ей на руку. Она испробовала на колоссе свой коронный номер: сыграла бедную маленькую сиротку, брошенную родителями и обреченную на нищету. Последовал рассказ о чудовищных условиях жизни в церковных сиротских домах. В ход пошли все мифы: монахини, предпочитающие телесные наказания, принуждение к лесбийским связям…
Разговор затянулся на всю ночь. Хозяин квартиры оказался главным редактором провинциального ежедневного издания. Он не держал на грабительницу зла, наоборот, хвалил ее за смелость, находчивость и изворотливость – качества, которых, по его мнению, часто недоставало журналистской братии. Он жаловался, что в редакциях остались одни исполнители, работающие от сих до сих, пригревшиеся в кабинетах и ленящиеся заниматься расследованиями. С приходом нового поколения ситуация грозила усугубиться. Стажеры неизменно попадали в редакции «по блату» и грозили превратиться в таких же пресыщенных лентяев, как их старшие коллеги.