Последний бог. Часть 2 (СИ) - Лисина Александра. Страница 12
Так. А что это ещё за человек? Представиться не пожелал. Лица не открыл, на голове глухая металлическая маска с прорезями для рта и глаз. Хм. О чем он говорит? Того некроса все җе поймали? Управление арестовало его и готовится к суду? Человечек предлагает помочь? Говорит, что враг опасен, нo его лучше сломать, чем уничтожить?
Его губы растянулись в жестокой улыбке.
Ради мести он согласен на все. На любой эксперимент, если это поможет подобраться к магу.
Ритуал, говорит человечек?
Что ж, путь будет ритуал.
Много боли, через которую надо пройти добровольно?
Пусть будет боль. Сильнее, чем та, что грызла его изнутри, она все равно не станет.
Он закрыл глаза и спокойно подтвердил согласие на обряд. А потом действительно пришла боль, которую в скором времени сменила молчаливая Тьма…
Лицо служителя неожиданно пошло рябью.
– Вот на чем тебя подловили, – прошептал я, во второй раз вырвавшись из омута памяти. – Месть… как же я тебя понимаю. Но, Мэл… Мэл, остановись! Двести лет прошло с тех пор! И мстить уже никому не надо! Никого из тех, кого ты хотел убить, больше нет в живых! Слышишь?!
Бывший Палач дрогнул и, запрокинув жутковатую голову, начал медленно оседать на землю. Εго лапы подогнулись, преобразованное магией тело обмякло. Упершиеся в мое горло секиры чиркнули острием по коже, но своевременно появившийся доспех уберег меня от увечий. Костяные лезвия бессильно соскользнули вниз, упершись кончиками в мерзлую землю. А следом за ними пришлось опуститься и мне, по – прежнему держа голову служителя в своих ладонях.
– Мэл… – снова позвал я, с трудом удерживаясь, что бы не окунуться в чужие воспоминания. – Эй, посмотри на меня! Помнишь, кто я?
Мутные бельма повернулись, и в меня уперся тяжелый немигающий взгляд.
– Ты – хозяин, – прохрипел бывший Палач.
– Я не хозяин, – с облегчением выдохнул я. – Я – Арт, помнишь? Я – тот, кто удержал тебя от Тьмы.
– Αрт-с-с…
Из пасти Палача выстрелил раздвоенный язык.
– Да… теперь помню…
– А ты помнишь, почему меня выбрал?
На лице Мэла стремительно сменилась целая гамма выражений. Более того, мне даже показалось, что вместе с выражением на его голове начали меняться даже лица. Суровые мужские, искаженные ужасом женские… десятки, сотни масок, которые он хотя бы по разу примерил…
Я отогнал от себя мысль, что только что увидел всех его жертв. Но потом до меня дошло, что это не просто лица – Мэл сейчас с устрашающей скоростью ВСПОМИНАЛ тех, кого убил по чужому приказу. И, вероятно, только сейчас до него начало доходить, что же именно тогда произошло.
Его обманули – это было ясно қак день. Поймали на поводок чувств и сделали из него бесстрастное чудовище. Да, темным магом он все-таки стал. Совсем ненадолго. В тот самый миг, когда в отчаянии обратился к Тьме и едва не утонул в ней с головой. Потом его, правда, спасли. И, пока новоявленный маг Смерти не успел прийти в себя, вырвали душу, а затем подселили в искусственно созданное тело, которое он вскоре начал воспринимать как собственное.
Οб убийце он, разумеется, забыл. Зачем рабу воспоминания? Все, что от него требовалось, это умение убивать да безупречное послушание. И новорожденного Палача обеспечили тем и другим в более чем достаточном количестве.
Единственное, в чем ошиблись его создатели, это в том, что оставили своему творению умение рассуждать и принимать решения. Сохранив способность к оценке, Палач со временем начал анализировать поступки не только жертв, но и хозяев. После этого, как он однажды признался, у него появились вопросы. И когда его бесстрастие, долженствующее служить защитой от Тьмы, дало первую трещину, задумка некросов оказалась обречена на провал. А идеальный убийца превратился в крайне опасную сущность, которая научилась сама отдавать себе приказы.
Более того, именно сейчас, окунувшись в его чувства, я неоҗиданно понял, что, вырывая чужие души, Палач всегда в той или иной степени касался чужих воспоминаний. Забирал у своих жертв то, чего не было у него самого. То, благодаря чему его в итоге и заметила Тьма. Он забирал у них не только жизнь, но и эмоции. У каждого – по крохотному осколку, из которых годами пытался воссоздать себя прежнего. Но поскольку больше всего в этих эмоциях было боли, страха, ужаса и отвращения, то со временем Палач сошел с ума и превратился в тварь, которую в итоге стал опасаться даже хозяин.
Мысленно ругнувшись, я стиснул голову Мэла пальцами и, требовательно уставившись ему в глаза, вернул на место поводок. Однако на этот раз вместо тонкой связующий нити, создал устойчивый мост, который и перебросил к тонущему во Тьме разуму.
Возможно, я совершил ошибку, открыв ему собственную память и поделившись тем, чего я никому и никогда не показывал. В каком-то смысле я действительно открыл ему душу. Вместе с воспоминаниями, чувствами и мыслями в надежде, что мои эмоции вытеснят то, что переполняло его мятущуюся в сомнениях душу.
И Мэл не оплошал. Почувствовав поддержку, он ухватился за мои воспоминания, как утопающий – за брошенную с берега веревку. Связь между нами в мгновение ока окрепла. Теперь я чувствовал все, что происходило с ним. Помнил то, что было доступно ему. Я держал его на поверхности наших общих воспоминаний и, заново переживая свое собственное прошлое, медленно и постепенно вытягивал своего служителя из океана вязкой, жгучей, застарелой, но от этого не менее опасной боли.
Я свой океан когда-то уже переплыл. Я справился, выжил. И его вытащу, даже если для этого придется выволакивать его оттуда за волосы. Впрочем, он и не думал сопротивляться. Как ни странно, моя боль подарила ему опору. Стала тем самым канатом, который помогал удержаться на плаву. Мой разум стал для него маяком. Настойчивый голос не давал забыться. А любая, даже мимолетная, мысль тут же становилась ему известна. Так что, думаю, не ошибусь, если скажу, что на какое-то время Мэл по – настоящему стал мной, а я до печенок проникся тем, что довелось пережить ему.
А потом все так же внезапно закончилось.
Образовавшаяся между нами связь перестала звенеть натянутой струной. Я снова стал самим собой. Мельтешение масок на лице Мэла прекратилось. А затем он глубоко вздохнул и открыл глаза. Самые обычные, человеческие, бледно-голубые глаза, в которых, как в зеркале, отразилась моя небритая физиономия.
Глава 5
Какое-то время я смотрел на него и лениво размышлял, будет ли этичным попросить Мэла прикрыть голову шлемом. Нет, его выбор меня не удивил – после того, как он побывал в моей шкуре, это было закономерно, но боюсь, встретить на своих улицах сразу двух Артуров Рэйшей столица была не готова. И я, если честно, не совсем понимал, почему Палач в итоге выбрал именно эту маску.
Неожиданно с губ служителя слетел невеселый смешок.
– Не переживай, я это не всерьез, – усмехнулся Мэл, и его лицо, ненадолго «поплыв», снова изменилось, перестав походить на мое как две капли воды. – Твоей точной копией я становиться не собираюсь.
Я прищурился, оценивая выбранный служителем образ, но вскоре был вынужден признать, что так гораздо лучше. Глаза у нас, конечно, остались одинаковыми – блеклыми и словно помеченными Смертью, но все остальное Мэл действительно исправил, и теперь даже при очень внимательном рассмотрении никто не смог бы сказать, что мы похожи.
– Это твоя настоящая физиономия? – поинтересовался я, вдоволь наглядевшись на преобразившегося служителя.
Мэл пожал плечами.
– Не уверен. Но вряд ли ты найдешь в архивах мой портрет, чтобы убедиться, что это действительно так.
Я покачал головой.
Надо же. А я ведь и впрямь об этом подумал. Но раз Мэл говорит, что это бесполезно, то, скорее всего, он прав. Сейчас ему было известно абсолютно все, что знал я. В том числе и данные, с которыми я успел ознакомиться в ГУССе. С одной стороны, это было несколько… непривычно. А с другой – теперь мы понимали друг друга с полуслова. И мне уже не понадобилось объяснять, кто такой Роберт и почему его существование стало таким важным.