Немезида (ЛП) - Бэнкс Анна. Страница 37
Когда служанка возвращается без Сепоры, он чувствует, как его желудок сжимается от страха. Он зашёл вчера слишком далеко, когда вытащил её из удобной кровати для относительно назойливого допроса? Или же бессердечная, хоть и пустая, угроза Рашиди напасть на ее королевство слишком большое бремя? Или хуже того, она убежала, чтобы найти армию Серубеля, которая послала Змея?
Нет, конечно же, нет. Она не стала бы возвращаться к королю, который плохо с ней обращался. А он уверен, что король Эрон действительно плохо с ней обращался. Она не лгала об этом.
— Возможно, она пошла проведать Змея, — говорит он служанке. — Она будет в северном внутреннем дворике, в конюшнях.
Конечно, им пришлось перевести много лошадей, чтобы Змей поместился там. Змей, который по сообщениям его Целителей, должен был к настоящему времени уже проснуться и отдохнуть. Тем не менее, именно его Целители должны были первыми проведать животное, а не Сепора.
Он знает, что ему придется наказать ее, или его охранники и слуги посчитают его слабым. Он уже и так позволил ей слишком много в разговорах и действиях, заработав вопросительные взгляды на внутреннем дворике и сердитые от Рашиди, а теперь она опаздывает к нему на службу. Несомненно, весь дворец шепчется, как мягко он разговаривал с нею вчера в саду; он должен пресечь эти сплетни. Несмотря на его интерес к Сепоре, он просто должен контролировать свою реакцию на нее, какой бы интригующей она не была.
Но когда служанка в очередной раз возвращается без нее, его терпение заканчивается. Снова и снова этим утром в его голове звучат слова отца. Строгая рука, мягкое сердце. Но как ему проявлять мягкосердечие при таком явном пренебрежении его приказов?
Он просто не может проигнорировать это нарушение.
— Найдите ее, — приказывает он служанке. — Прервите любое дело, которым она занята. И сразу приведите ко мне.
25. СЕПОРА
Я погружаюсь в воду вперед ногами и тону несколько долгих мгновений, пока мои ноги не касаются илистого дна. Мой первый инстинкт оттолкнуться от дна и вернуться на поверхность, чтобы бесшумно доплыть до берега, не потревожив подводных жителей. Но это было бы невозможно. Ведь они поджидали меня. Они наблюдали за мной так же, как я наблюдала за ними.
Но трусость не поможет выполнить задачу, ради которой я зашла так далеко. Единственную жизнь, которую спасу, если сейчас всплыву и направлюсь к берегу — это мою собственнаую
И это неприемлемо. В Серубеле я оказалась слишком труслива, чтобы вернуть себе свою жизнь и предотвратить войну. Не хочу, чтобы мои руки ещё больше пачкались в крови. Риск, который я беру на себя, стоит жизней, которые я могла бы спасти.
Внезапно я чувствую острую боль в икре и в панике начинаю кричать, выпуская пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность. Вдруг, боль жалит все мое тело, и я чувствую, как острые зубы и яд впиваются в мои руки, живот, спину. Неглубокие укусы тут и там, которые не причинят моей коже большого вреда, но это очень больно.
Я понимаю, что они меня не едят. Пока еще нет. Просто пробуют на вкус и, скорее всего, наслаждаются приглушенными мучительными криками, которые я не могу сдержать, они вырываются у меня с каждым укусом. Я надеялась или на быстрое решение, или на быструю смерть, но я не достигну ни того, ни другого, если мое единственное достижение — визг слабачки. Я пришла сюда не для того, чтобы повиснуть в воде и терпеть укусы.
Я больше не трусиха, говорю я себе, в то время как боль затопляет моё тело. Я противостояла отцу и матери. Я увещала короля Сокола. Я спрыгнула с моста Хэлф Бридж. Разве все это не свидетельствует о моей храбрости? Должна полагать, что свидетельствует. И должна верить, что теперь, когда я зашла так далеко, я закончу лежащую передо мной задачу.
Я поднимаю ладонь с крестом и задаюсь вопросом, не равносильна ли храбрость глупости.
Саен назвала Парани примитивными и дикими животными. Поверить в это сейчас совсем не сложно. Я закрываю лицо другой рукой, удивляясь своему тщеславию. Все эти следы мелких укусов оставят шрамы, ядовитые рытвины, как на ладони. Но иметь такой шрам на лице… смогла бы я вынести такое? У отца однажды был посетитель с длинным рваным шрамом на щеке. Все слуги боялись его, а когда мама представляла меня ему, я плакала, чтобы меня отпустили. Смогла бы я всю оставшуюся жизнь выносить такую реакцию незнакомцев?
Если я должна умереть, я умру. Но если выживу, хочу, чтобы глаза, нос и рот остались невредимыми, а щёки без шрамов. Поэтому, несмотря на укусы, рука продолжает прикрывать лицо, и мне стыдно от этого поступка.
Воздух, который я вдохнула, прежде чем погрузиться в воду начинает заканчиваться. Так что, если меня не съедят Парани, я обязательно утону. Легкие горят, а сердце громко стучит в груди, отзываясь в ушах ускоряющимся ритмом. В неспокойной воде почти невозможно посчитать Парани, которые плавают вокруг; все, что я знаю — они прекратили меня кусать.
Я убираю руку от лица и стараюсь предотвратить, чтобы поток воды хлынул мне в рот и нос. Насколько я могу видеть в мутной воде, меня окружает по меньшей мере дюжина из них, разных размеров и строения. Некоторые танцуют, как тени, позади других, так далеко, что я почти не различаю их. Хотя все они в два раза длиннее обычного среднего человека, и это заставляет участиться мой пульс. Больше всего меня поражает то, что все их лица выражают человеческие эмоции, и в них совсем нет ничего животного, как и у той Парани, которую я спасла от Чата и Ролана. Некоторые из них кажутся разочарованными, другие проявляют любопытство, я третьи выглядят голодными. Но они держатся на расстоянии, будто я наставила на них оружие.
Внезапно меня хватают перепончатые руки за талию и тянут наверх. Как только моя голова прорывает поверхность воды, я жадно глотаю воздух, Парани, который поднял меня наверх, тоже высовывает голову из воды. Хотя я не могу сказать наверняка, мне кажется, что это Парани мужского пола с чертами более резкими, чем у Парани, которую я украла у Чата и Ролана. Он указывает подбородком на воду, и я киваю. Так же быстро, как поднялись, мы снова погружаемся в воду со скоростью, словно меня тянет вес трех Змеев.
Пока меня тянут все дальше и дальше, я вижу, что собралось еще больше Парани. Они общаются между собой с помощью воя, издаваемого на разной высоте. Интересно, если бы не вода, эти неразборчивые шумы на самом деле напоминали бы слова и фразы и были бы языком? Общение, более многостороннее, чем рев мула или мурлыкание одной из гигантских теорийских кошек. Такое же многостороннее, как наше.
Парани, который, кажется, чувствует себя прекрасно, притащив меня за собой, толкает меня в центр толпы. Он воспроизводит серию звуков и жестикулирует руками, явно указывая на меня, пока «говорит». Другой Парани двигает руками, чтобы подплыть ко мне — как мне кажется тоже мужчина — и, взяв мою руку, открывает ее, чтобы показать ладонь. Он воет мне, и я уверена, что это вопрос, но я понятия не имею, как ответить. Я здесь совершенно бесполезна.
Мои губы дрожат, когда боль от укусов окончательно достигает тела. Я стараюсь скрыть свой дискомфорт от ищущих глаз Парани, но они должны знать, что натворили. И у них должны быть действительно сложные отношения с Теорией, если они намерено делают такое с человеком.
Я хочу передать, что мы с Саен хотим только мира, что у нас есть причины для вторжения на их территорию. Я хочу выразить благодарность, что меня не съели — по крайней мере не совсем. Боль такая, словно в моей коже застряли раскаленные крючки. Я не могу представить, что они сделают, если меня вырвет перед ними, но я чувствую, что это вот-вот произойдет. Я пытаюсь вспомнить, сколько болела моя ладонь. Должно быть прошло несколько дней прежде, чем боль утихла. Дней. Здесь внизу у меня нету дней.
Я должна проявить больше храбрости, больше силы духа, если хочу закончить начатое.