Терпкость вишни - Сова Изабелла. Страница 49

— Вот я и думаю. Плату вы не задерживаете, на отсутствие удобств не жалуетесь, но иметь дело с налоговой инспекцией, вы уж меня извините, я не хочу.

— И когда нам съезжать? — нервно осведомилась Миленка.

— Ну, не будем сразу о худшем. — Хозяин смущенно почесал в затылке. — Я вовсе не хочу вас обижать… Ну, скажем, в конце месяца. Вы не против?

ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ

Не против. А что нам еще остается? То есть остается до переезда чуть больше десяти дней, и мы отчаянно ищем квартиру. Это значит — ищут Травка, Ирек и Филипп (который безумно рад, что сможет жить рядом с Миленкой). Мария сдала экзамены и в награду отбыла на Мадейру (подарок от гордого ее успехами автора). На прощание сказала, что обязательно вернется, так как привыкла к нам.

При этом одарила всех нас многообещающей улыбкой, каковую Травка использовал как повод, чтобы дать ей очередной, предпоследний шанс. Виктория помогает нам готовиться к экзаменам. Нет, она не проверяет наши знания, не ксерит нам материалы. Она делает то, что делали женщины героев. Готовит, убирает, стирает и уверяет, что все будет хорошо. Мы благодарны ей. Но кто отблагодарит тысячи тех, с помощью которых выигрывали войны и обретали независимость?

ЛЕТО

СВЕТОЯНСКИЙ ВЕЧЕР

Через несколько дней мы переселяемся в пустой дом в окрестностях Матечного. Ребята уже вставили выбитые стекла, отдраили дочиста пол и прошлись по стенам белой краской. Травка хотел покрасить зеленым (цвет надежды), но мы накинулись на него: нет времени на цветовые эксперименты.

— Приедет Мария, чего-нибудь намалюет, — утешил его Ирек.

— Ох, чувствую, что она будет жаловаться на рамы. — Травка показал на покоробившиеся от старости и краковских дождей деревянные рамы. — Вы посмотрите, какая щель. Туда влезет целая ладонь.

— Спокуха, — утешил его Филипп. — Осенью заткнем туда старое одеяло, а потом зальем все монтажной пеной, и будет тепло, как в и́глу.

А сейчас мы кончаем паковать вещи. На этот раз помогаем Виктории. Миленка признала, что нельзя все время эксплуатировать молчаливое меньшинство. Даже если оно не протестует, поскольку получило в наследство от предков гены спокойствия и смирения.

— Ну дела! — Миленка оглядела кучи всевозможных коробок, заполняющих нашу комнату. — Больше всего времени, если не считать пребывания в солярии, я провожу за зубрежкой, распаковыванием коробок, упаковкой коробок, перевозкой коробок, жизни среди коробок, а также поисков нового места для старых коробок. Неужели так выглядит подлинная жизнь?

По мнению Болека, выглядит она гораздо хуже.

— Больше половины моих пациентов живут на каком-то временном постое. Они снимают углы, живут нелегально, без регистрации, самовольно вселившись, спят в приютах, больницах и тому подобных заведениях, — говорил он, макая палочки в холодный чай (это его любимое лакомство). — Вообще, если подумать, мало у кого есть свое жилье. А если и есть, то очень ненадолго. Потому что вскоре человека доканывает инфаркт, алчные внуки, которые отправляют его в дом призрения, или налоговое ведомство. И мы возвращаемся к исходному пункту. Меня лишь удивляет: зачем некоторые люди тратят столько энергии, чтобы получить в собственность бетонную коробку?

НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

А меня это нисколько не удивляет. Вместе жить замечательно. Вот только переезды… Если бы у меня была своя бетонная коробка, я могла бы забыть о прозе жизни и заняться чем-нибудь высоким.

— Ты говоришь прямо как Марыся, — заметила Виктория.

— Ну хорошо, я могла бы заняться чем-то важным и серьезным. Например, наукой.

— А сейчас ты изъясняешься как твой папахен, — поморщилась Миленка.

Кстати, о нем. Он перестал звонить, после того как я категорически объявила ему, что не вернусь на СЭРБ. Да я и сама тоже не горю желанием беседовать с ним. Хотела написать ему письмо, но как-то не было ни времени, ни мотивации. И лишь визит хозяина квартиры активизировал во мне такие запасы злости, что я схватилась за перо. А точнее, за клавиатуру.

Поначалу это должны были быть несколько сухих коротких предложений, однако я разошлась и в результате настучала без малого пять страниц предложений хоть и не всегда коротких, но, вне всякого сомнения, язвительных. В них я выразила всю свою горечь и сожаление по поводу разрушительной деятельности папы. В запале я сравнивала его со зловещим Лордом Вейдером, который губил все возвышенное и благородное, а также с мстительной Поппеей (в версии, которая нам известна по роману Сенкевича «Камо грядеши»), с коварным Саруманом Белым, преступным профессором Мориарти и еще кое-какими другими отрицательными героями. Дописав письмо, я бросила его в почтовый ящик.

Уже через несколько минут я пожалела об этом. Но было поздно.

ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО ЭКЗАМЕНОВ

Только-только завершили перевозку барахла На «микрофиате» Ендрека; как известно, в Польше это самое популярное грузовое такси. Устав от перетаскивания коробок и зубрежки идиотских формулировок, я вернулась к проблеме, которая не дает мне покоя уже много недель. Кто тот неведомый благодетель, который посылает мне деньга?

— Могу попросить бабушку, чтобы она раскинула карты. Может, ей удастся найти какие-нибудь указания, — предложил Ирек, когда мы гуляли по Краковскому парку.

— Ой, было бы здорово! Мне так хочется узнать, кто это.

— А кого ты подозреваешь? — Он подпрыгнул и сорвал цветущую ветку сирени. Хулиган.

— Да нескольких человек. В первую очередь родителей Миленки. Затем, пожалуй, Филиппа. У него-то самого с деньгами не очень, но при его умении убеждать он мог уговорить каких-нибудь спонсоров.

— А ведь я, пожалуй, ревнивый, — признался Ирек, постаравшись, чтобы это его высказывание прозвучало как можно беззаботней.

— Не стоит ревновать, рядом с тобой у него нет никаких шансов, — сказала я и дернула его за чуть длинноватый рукав куртки.

— По правде сказать, я предпочел бы услышать что-нибудь о моих глазах, которые сжигают как пламя, но сойдет и так.

И это говорит любитель «Саги о Форсайтах», герои которой выражают терзающие их страсти легким движением бровей или бравурной песенкой, как бы небрежно сыгранной на старом пианино.

— Но тебе вовсе не надо говорить этого. — Ирек посмотрел мне в глаза. Мысли он мои читает, что ли? Или прочел по движению бровей? — Я знаю, что ты чувствуешь. И то же самое чувствую я.

Откуда Иреку известно, что это именно я? И откуда мне известно, что это именно он? Откуда Травка знает, что это именно Мария? Откуда уверенность Миленки? Филиппа? Моей мамы?

Я могу говорить только за себя. И отвечу, как женщина на вопрос, почему перед месячными она готовит шесть кастрюлек супа. Потому! И все.

ПЕРВОЕ ИЮЛЯ, РАННЕЕ УТРО

— Сколько у нас осталось времени?

Я посмотрела на часы:

— Около получаса, если я сумела правильно определить положение стрелок. Руки у меня дрожат, как листья осины на ветру.

— А я так нервничаю, что у меня зудят десны, — пожаловалась Миленка. — В последний раз такое со мной было на выпускных экзаменах.

— Может, поговорим о чем-нибудь приятном? — предложила я, растирая занемевшие пальцы.

— Давай. Ты уже знаешь, кто выступал в роли святого Миколая?

— Кое-какие подозрения у меня имеются, но ничего определенного. Бабушка Ирека сказала, что это мужчина и что все выяснится в августе.

— Придется подождать, ничего не поделаешь, — вздохнула слегка разочарованная Миленка. — Господи, кто это звонит в такую пору?

Я подбежала к двери и получила странную посылочку от папы. Воспитательный фильм.

— Ну, вскрой хотя бы, — сказала Милена, одергивая синюю юбку до колен. — Посмотрим, что он выбрал.