Волчье Семя. Дилогия (СИ) - Гвор Виктор. Страница 57

А вот пан Войцех оказался умнее. Раз каменная смола годится, может и обычная сойдет? Или какая другая древесная жидкость? Пробовал Войцех на Блакытных Мордах. Само название располагает. Для березового сока не время. Горелку, полученную из самых разных продуктов, хлопы и так потребляли в немалых количествах, так что начал пан Новак со смолы. Еловой. Подопытные мучались, но жевали. И чудо свершилось! Утром второго дня кожа болезных приобрела нормальный цвет. Пан Войцек возликовал, торжествуя! Хорошо похвастаться никому не успел…

Ибо к вечеру Блакытные Морды стали фиолетовыми. Повторная еловая топзадия результата не дала. Зато справилась сосна, перекрасив хлопьи хари в цвета палой листвы: желтый с золотыми разводами и вкраплениями багреца. А последующие попытки использовать растворы смол в горелке и вовсе испортили картину: земледельцы пошли пятнами всевозможных цветов.

И теперь пан Войцех, укрытый от надоевшего дождя насквозь мокрым плащом, месил грязь, направляя коня в сторону владений проклятого Мариуша Качиньского, прикидывая, как уменьшить потери: продав маеток или купив лекарство. Пан склонялся к первому: неизвестно, поможет ли каменная смола после провала лечения еловой и сосновой…

Примечание

Писюнковый злодий — половой извращенец

«эпердюция» — пан имеет в виду экзекуцию

«Конецмотация» — Подразумевается консультация.

«Бордель» — Бюджет. Плохо у пана с салевой.

«лепила» — Напоминаем, феня произошла от поленского, а не наоборот. Впрочем, какая разница…

«Топзадия» — Терапия это… Ох, пан Новак…

Глава 53

Нога заживала плохо. Старый уже. Это раньше все в считанные дни зарастало. А сейчас, каждая царапина ноет и ноет неделями. Ну а после рыси не царапины остались — серьезно зацепило. Опухоль от Агнешкиных втираний сошла, будто и не было, и синева за неделю исчезла. А вот наступать по-прежнему больно. По двору ковыляет, а дальше…

А дальше и не требуется. Всё мальчишки делают. Хорошие ребята, работящие. Дрова все перепилили, старший колет целыми днями, да с колодами пчелинными возится на пару с Панасом. Руки у парня золотые, всё, что угодно вырезать может. А младший, ларг который, охотится. Дома-то человеком ходит, а в лесу в Облик свой оборачивается. Силки все поснимал, не нужны они мальчишке. Ларг-то любого зверя догонит. Полдня охотится, а потом сидит, брату с Панасом помогает. Попытался было в Облике колоды резать. Не получается быстрее: сила-то есть, а толку от той силы, если навыку нет? Но ничего, сидит, пыхтит, учится.

Вот ведь, подарил Господь на старости лет внуков. И внучку в придачу. Вовремя девочку принесли, очень вовремя! Сгорела бы ни за что, хворь-то уже внутрь пошла. Но Агнешка управу на любую хворь найдет. Травку али корешок какой. Справилась. Это ж какая сволочь додумалась девку махонькую в тюрьму запрятать! Да еще и на костер отправить! Чтоб тем паскудникам до конца жизни тухлятиной икалось, не переставая! Нашли ларга, дерьможоры колченогие!

Сильно судьбинушка деток покорежила, ох, сильно. Старшенького особенно. От доброй жизни так ножиком махать не выучишься. Да и разговор у него — глаза закрой, карник рядом с тобой. Клички напридумывал, опять же… Ничего, оттает. Теперь-то хорошо всё. Одежку зимнюю им Панас справил. И обувку ладную. Всей беды-то несколько вечеров посидеть, да старые вещи дратвой пройти. С мясом в эту зиму не будет перебоев, младшенького даже придерживать приходится. Молоко козы исправно дают. А уж солений всяких Агнешка наготовила тьму тьмущую. Как знала! Да всё есть! И Эльзочка уже начала хорошо кушать. Вылечилась уже, только слабая пока, но это быстро пройдет!

Жаль вот только, нельзя детишек у себя навсегда оставить. Ежели огниськовыки ларга найдут — всем гореть. Перезимовать-то можно, а вот дальше — тяжело будет. Надо детей в Сваргу переправить. А как? Хотя, летом они и сами по лесам дойдут. Через Вису переправить, а там до Буга дюжина дней пути. Если лесами, да не торопясь. А Буг и переплыть можно, не столь большая река, с Висой не сравнить. А за ним — уже и Сварга.

А может у паненки молодой помощи попросить? Она-то хорошая, паненка-то, добрая. Старый пан, покойник который, хотел Панаса с пасеки выгнать, молодого посадить. Как она на него напустилась! И бранью площадной крыла, и салевскими словами непонятными. Мол, старый конь борозды не испортит, и нечего людей зря гонять, и еще много чего сказала. Пан только рот открывал, словно рыба на берегу, да руками закрывался. Так и остались Панас с Агнешкой на пасеке. И слава Господу, куда им на старости лет перебираться? Здесь свой век доживут.

Так, может, обратиться к паненке? Только от нее ничего не скроешь! А там новый пан, как он к ларгу отнесется? Странный он, одежду для жолнежей ввел. Ездят в куртках цвета весеннего неба, расспрашивают… Ой! Так ведь они про деток-то спрашивали! Как же сразу не сообразил, старый дурак? Точно, двое мальчишек и девочка. И описания похожи. Только младшенький чуть поболе будет, так оно и верно, ларги быстро растут. Когда же они приезжали-то? Дней за пять до той охоты неудачной, получается! Вежливо говорили, да просили, ежели детей встретишь, весточку паненке с паном передать. И детишкам сказать про то.

Ох, страшно. А ведь сказать деткам надо, то и панову волю не нарушит, и внучкам хуже не сделает.

— Отто, — прокашлял старик.

Оба мальчика подняли головы.

— Я, дурная голова, и забыл совсем. А ведь дней за пять до того, как пришли вы, жолнежи панские приезжали. Про вас спрашивали. Только сейчас сообразил, что про вас тот разговор был.

Братья переглянулись. Старшенький виду не показал, но пальцы, что нож сжимали, аж побледнели. А младшенький фыркнул недовольно.

— А чего спрашивали, дедушка Панас?

Никогда его младший просто дедом не называет. Агнешку давно бабушкой зовет, а его с именем. Но Панас не в обиде. Дед у мальца один. Тот, что погиб, его бегство прикрывая. Хоть и надеется внук, но бортник жизнь видел. Не выжил старик, три копья — даже для ларга много! Пусть зовет, как хочет.

— Спрашивали, не видел ли кого из детей. Да всех троих и описывали. Только про то, что ты ларг, не говорили. Просили, если появишься — весточку пану заслать. Или молодой паненке.

— И? — спросил старшенький.

— А как я пошлю? — пожал плечами старик. — Хромый я. Если только сами отнесете.

Парни заулыбались.

— А еще, — продожал Панас, — передать просили, что пана вы знаете, и дело у него к вам.

— Знаем? — удивился старший. — А кто он?

— Так Качиньским мы хлопы, — ответил дед. — Раньше пан Лех был. Видный пан, только с головой вовсе не дружил. За то и сгинул. При нем всеми делами панночка Ядвига заправляла. Молодая совсем, только по весне в возраст войдет. Добрая она, зазря людей не обижает. Но строгая. А новый пан — вроде, как отец ейный. Много лет незнамо где шлендрал. А нынче вернулся. Да вовремя, как сам Господь ему шепнул в ухо…

— А зовут его как?

— А разве не сказал я? — Панас хлопнул себя по лбу. — Вот старый дурак! Так Качиньский он! Пан Мариуш Качиньский!

Братья снова переглянулись.

— Тот пшек, — прошипел старший. — Из Нейдорфа. Уходить надо!

— Он плохого не делал, — возразил младший. — За Белку вписался, столбы пожег…

— А что ему от нас надо? — заосторожничал брат. — Сколько времени прошло, а не забыл! И узнал, что мы в Полению свалили! Хлыбень сдал! Или ему, или кунице, если пшек на нее работает. Хорошего немало сделал, но благородные — они одинаковые: сегодня добрый, а завтра запорет на конюшне. Тем более, шляхта! Мы не люди им, хлопы!

Младший кивнул. Потом почесал в затылке.

— А может, сбегать, спросить, чего ему надо?

— Как ты у него спросишь?

— Так к ограде прибегу, да кликну, чтобы пан в лес на переговоры один шел. А не пойдет — убегу.

— Убежишь, — согласился старшенький. — Только придет он. И будет добрый и ласковый. Чтобы всех выманить. А как втроем придем, непонятно, что запоет. Ну его, пшека! Подождем, пока Белка сил наберется, да у деда нога пройдет. Наловишь зверья побольше, да и пойдем. Как думаешь, дед, правильно я говорю?