Незыблемые выси (ЛП) - Томас Шерри. Страница 65

Принцесса долго молчала, но затем медленно кивнула.

Не могу передать, сколь много значило для меня ее прощение. Я предложила принести кровную клятву в знак благодарности и преданности. Ее высочество отказалась, но сказала, что коли я желаю, то могу дать тот же обет ее маленькому сыну.

Так я и поступила. Тогда я еще понятия не имела, что годы спустя именно клятва, связавшая меня с его высочеством, позволит мне прорваться через осадный колпак в пустыне Сахара.

Причудливо сплетает Фортуна нити.

Из книги «Устная история. Последнее Великое Восстание»

7. Васудев Кашкари:

Мне было двадцать, когда я покинул дом и отправился в пустыню Сахара. Ни дня я не сомневался в желании стать частью сопротивления — даже не будь мой дядя Ахиллесом Париму, мне все равно хотелось бы внести свой вклад.

Вскоре после того, как я добрался до своей первой повстанческой базы в Западной Сахаре, с другой базы прибыла связная. За обедом я наблюдал, как она смеется и болтает с моими друзьями. Я не привык общаться с девушками, но было что-то неотразимое в ее сердечности и живости — и у нее была милая улыбка. За ужином я собрался с духом и сел рядом с ней.

Мы разговорились. Как выяснилось, ее мать выросла на Понивах — родине моих бабушки и дедушки. Потому мы продолжили беседовать… И беседовали, и беседовали. В тот вечер мы покинули столовую последними. А на следующее утро вновь встретились за завтраком и общались до тех пор, пока ей не пришлось уехать.

Когда она покинула базу, остаток дня я бродил туда-сюда как в тумане. И в ту же ночь написал ей. Всего несколько строк в двустороннем блокноте. Она тут же ответила, и мы несколько часов переписывались. Это вошло в привычку: каждую ночь мы писали друг другу о том, что произошло за день и просто обо всем на свете. [Улыбается.] Из-за столь насыщенного общения мне приходилось покупать новый блокнот каждые несколько недель.

Я много раз предлагал снова встретиться. Но она всегда находила какую-нибудь отговорку. Через четыре месяца я не выдержал и сумел добиться задания по улучшению ирригационной системы на ее базе. Но когда приехал, никто там не понимал, о ком я говорю. Они все по очереди исполняли обязанности связных, и никто не использовал позывной Богиня Дурга. Когда я упомянул ее отношение к Понивам, они указали на красивую девушку — единственную, чья мать родом с того же архипелага.

Я все задавал и задавал вопросы в блокноте, но они оставались без ответа. Я не понимал, что делать. Чувствовал себя полным дураком. А еще был совершенно выбит из колеи: мне нравилось решать задачи, а задачи, у которых нет рационального решения, делали меня нетерпеливым и раздражительным.

Я покончил с делами и уже собирался уезжать, когда она наконец написала, умоляя меня задержаться на базе, даже несмотря на то, что ее там не было и никто ничего о ней не знал. Если я останусь, заверяла она, то найду ответы.

Я помучился, решая, что же предпринять, но в итоге согласился. Я любил ее и нуждался в новой встрече. Если для этого нужно остаться на ее базе, то так тому и быть, и плевать на сомнения.

Тем временем Амару назначили следить за поставками и материально-техническим обеспечением базы, а это означало, что мы пересекались на регулярной основе. Мне эти встречи казались натянутыми: она обычно была очень немногословной и никогда не смотрела мне в глаза.

Не стоит и говорить, что мои вечерние беседы с той, кого я любил, также стали сдержанными и неловкими. Я просто не мог притворяться, будто между нами все по-прежнему.

Через три недели я заявил, что она должна встретиться со мной лицом к лицу до истечения следующего месяца. Мы долго спорили и наконец договорились увидеться через полгода.

За неделю до нашего свидания я заметил ее в другом конце столовой. Она болтала с группой ткачей ковров так непринужденно, словно ничто в мире ее не заботило. Я уставился на нее. Она подняла на меня взгляд и улыбнулась — по-дружески, но без намека на узнавание.

А в следующее мгновение Амара взяла меня за руку и поволокла на улицу. Мы чуть не подрались, пока она меня тянула, а я пытался вернуться к девушке, без которой страдал месяцами.

— Это моя кузина Шулини, — прошептала Амара мне на ухо. — Ты никогда с ней не встречался, как и она с тобой. Я приняла ее облик, когда приезжала к вам на базу.

Я был настолько потрясен, что потерял дар речи — многоликие столь редки в реальной жизни, что такая возможность мне даже в голову не приходила. Амара объяснила, что, покидая родную базу, частенько принимала облик Шулини, потому как люди постоянно таращились на ее лицо. Однако ей пришлось прекратить, поскольку она стала слишком взрослой, чтобы преображаться по желанию, во всяком случае, без риска навсегда остаться с чужим лицом.

Я разозлился. К тому времени мы были знакомы десять месяцев. Она могла объяснить мне все в любой момент. А вместо этого позволила томиться от беспокойства. Амара сказала, что боялась потерять меня, ведь я никогда не выказывал к ней ни малейшего интереса.

— И что теперь? Ты все равно меня потеряла, — ответил я ей и умчался прочь.

Несколько дней я показывал Шулини базу. Она была милой девушкой, но между нами не проскакивало ни малейшей искорки, что приводило меня в еще большую ярость. Амару я полностью игнорировал.

Однако она не сдалась и добилась, чтобы нас двоих назначили в ночной патруль. В темноте, когда я не мог видеть ее лица, а слышал лишь голос… Вот почему она так мало разговаривала со мной с тех пор, как я приехал — голос-то остался прежним. А я любил его, любил звук ее смеха, четкость гласных и особенно то, как она временами тихонько напевала себе под нос.

С тех пор началось наше примирение. Далеко не сразу я полюбил ее лицо — каждый раз, как видел его, я вздрагивал, особенно если мы какое-то время сидели бок о бок, беседуя и не глядя друг на друга. Позже Амара шутила, мол, захотела выйти за меня замуж, потому что я был единственным мужчиной, который предпочитал находиться рядом с ней в темноте.

[Снова улыбается.]

Так что вот такая она, наша история.

Интервьюер: Как долго вы были вместе после примирения?

В. Кашкари: Три года и одиннадцать месяцев.

Интервьюер: Слишком короткий срок.

В. Кашкари: Все лучшие годы коротки, как и все счастливые жизни.

Из книги «Устная история. Последнее Великое Восстание»

8. Принц Тит VII:

Утром в день государственных похорон мне сообщили, что атланты передали нам мисс Арамию Тиберий. После обеда я приказал привести ее ко мне вместе с Алектом и леди Калистой.

За короткое время, прошедшее с низвержения Лиходея, Алект превратился в старика: плечи его ссутулились, на лице застыло выражение вечного замешательства. Леди Калиста, похоже, утратила все свое изящество, за кое ею восхищались — передо мной в реверансе присела дерганая женщина. Арамия же казалась до ужаса испуганной.

Сначала я обратился к ней:

— Вижу, вы целы и невредимы, мисс Тиберий.

Ей хватило ума промолчать.

— Ваше высочество, почему мне не позволили присутствовать на похоронах дочери? — вмешалась леди Калиста. — И почему, в самом деле, вы ни словом не упомянули меня в докладе о том, как был повержен Лиходей? Моя дочь была великой героиней своего поколения. И вы заставили народ поверить, будто ее родители — те голодранцы из Консерватории?

Я не сводил с нее глаз, пока она не занервничала, после чего вновь присела в реверансе.

— Приношу извинения за эту вспышку. Пожалуйста, простите меня, сир.

— Мисс Сибурн не была вашей дочерью, — сообщил я ей.

— Возможно, я не вырастила ее, но дала ей жизнь. Моя кровь течет в ее жилах, а также кровь барона Уинтервейла, величайшего героя моего поколения.

— Барон Уинтервейл предал мою мать.