Поющая все песни (СИ) - Констебль Кейт. Страница 27

Солнце село, а воздух в каюте остался жарким и удушающим. Звуки веселья пиратов доносились с берега, фонари висели вдоль края воды, желтый болезненный свет мерцал на потолке и стенах. Калвин тихо запела, и чары принесли прохладу в воздух, Мика присоединилась к голосу Калвин, и ветер разнес прохладу над их кроватями.

Мика сказала:

— Завтра он поведет твоих друзей на рынок рабов в Дорьюс, — он был капитаном пиратов.

Песня Калвин дрогнула, но она не ответила. Мика приподнялась на локте.

— Калвин, ты меня слышала? Пока он там, он будет спрашивать о торговце с пустым кораблем, чтобы продать тебя.

Калвин прервала чары.

— Что ты сказала? Какой пустой корабль?

— Пустой, как голова того, кто ест славы. Я сама видела. Корабль зовут чумным. Все его рабы, похоже, умерли. Он пытался купить меня, колдуна ветра. Во время Кита и Двух братьев, половину оборота лун назад, — объяснила она, вспомнив, что Калвин иначе толковала луны. Она отклонилась и убрала руки за голову. — Он думает, что дешевле купить одного колдуна ветра, чем корабль рабов, но этого не будет, не за ту цену, что он просит… Что с тобой?

Калвин судорожно выдохнула.

— Я его знаю, — сказала она. — Он не торговец. Это принц Меритуроса и колдун. Он двигает весла корабля чарами, а не рабами. Он… убил нашего друга. На западе.

— Вот как, — сухо сказала Мика. — Это повод не продаваться ему.

Калвин молчала. Мика резко сказала:

— Ты меня не слушаешь? Это наш единственный шанс, эта ночь! Можно выбраться отсюда, пока он пьет на берегу, а остальные жуют славы. Можно забраться на корабль твоих друзей.

— Это не так просто, Мика! — сказала Калвин. Мысли о Самисе вернули ощущения последних дней на «Перокрыле», отчаяние, ссоры, их безнадежность. Она мрачно сказала. — Даже если мы сбежим отсюда, все равно скоро будем в рабстве. У него. Кто знает, где оставаться лучше.

— О чем ты? — осведомилась Мика. — Ты больна? Говоришь во сне? Ты не хочешь быть свободной?

Калвин молчала. А потом медленно, с паузами, рассказала Мике о Самисе, его стремлении быть императором Тремариса, о его плане овладеть Девятью силами, и как он уже получил хотя бы пять из них.

— Мы хотели остановить его с друзьями. Но все это в прошлом.

— Ведь вы в плену.

— Нет. Нет. Все кончилось еще до этого.

— Не понимаю, — сказала Мика твердым и холодным тоном. — Этот колдун жестокий и плохой?

— Да. О, да, — Калвин подумала о белой фигуре падающей жрицы во дворе, о длинных ресницах Занни на бледных щеках, пока он пытался дышать в ту жуткую ночь, о триумфе во взгляде Самиса, когда он тянулся к Горну.

— И если он победит, люди пострадают? Погибнут?

— Наверное, — сухо сказала Калвин.

Мика села.

— Как по мне, те, кто видят зло, но никак не мешают ему раскрыться, не лучше того, кто творит зло. Если бы я могла побороть поработителей, когда они пришли в Эмеран, я бы это сделала. Я подавила его и экипаж, когда смогла, и заплатила за это. Но я была одна против многих. Ты, — она вскочила с кровати и указала на море, на «Перокрыла». — Ты с друзьями. Какое у вас оправдание? — ее голос был все выше от ярости, она почти кричала к концу.

Калвин села и смотрела на нее. Золотые глаза Мики блестели от гнева, а еще от разочарования. Калвин сказала:

— Он очень сильный. Он сильнее любого из нас, — но ее слова были вялыми, и она это знала.

— Лучше храбро попробовать и проиграть, чем забиться в угол и умереть от стыда и страха как… улитка!

Слова Мики жалили, как пчелы. Разве не это она говорила Дэрроу в Антарисе? Она презирала его за то, что он сдался отчаянию. Но потом она увидела, как Занни убили, все изменилось от этого. Но после этой мысли вспыхнул ответ, тяжелый, как удар в гонг: «Занни хотел бы, чтобы мы сражались. Или его смерть была напрасной».

Какое-то время в каюте было слышно только дрожащие песни моряков, уже уходящих в туман славы.

Мика сказала:

— Ты думаешь, как выбраться, — это было утверждением, а не вопросом.

— Ты еще и мысли читаешь?

— Ты не уйдешь без меня! — яростно сказала Мика. — Ты не сойдешь с корабля без меня. И пяти вдохов не протянешь на этом острове.

— Спокойно, — сказала Калвин. — Я не собираюсь тебя оставлять.

* * *

«Перокрыл» уже не был связан, но люк на палубу был закрыт, на страже всегда было три или четыре пирата. Каюту было не узнать, капитан приказал своим обыскать ее, но они не нашли ничего ценного. Даже подушки на скамейках вспороли, оттуда высыпались лишь перья, шкафчики опустошили, содержимое забрали на корабль пиратов. Трое сидели мрачно среди бардака, как они делали много дней.

— Будет просто напасть внезапно и бросить их за борт, — сказал Тонно в сотый раз.

Траут тоже в сотый раз поразился:

— И что потом? Мы не можем сбежать без Калвин. Мы не можем уплыть без новой мачты.

— Но мы возле суши, и проблема не так велика, — Дэрроу посмотрел в окошко на хижины на берегу. — Тут бандиты чинят свои корабли. На острове должны быть новые мачты. Тонно, там стоят неплохие, они повесили на них фонари.

— Неплохо. Да, одна из тех подошла бы.

— Но мы запеты тут, а шесты на берегу! — воскликнул Траут.

— Нужно использовать шанс, — Тонно говорил спешно с Дэрроу, не слушая Траута. — Они могут в любой момент повезти нас на рынок рабов. Если потеряем «Перокрыл», нам конец. Нужно вернуть корабль. Что дальше — не важно, нужно выбраться из рук бандитов.

— А Калвин? — сказал Тонно.

Дэрроу сказал:

— Тонно прав. Если «Перокрыл» будет наш, мы сможем попробовать спасти Калвин. Но если мы попробуем спасти Калвин без «Перокрыла», мы все будем в опасности.

— Повезло, что она не здесь, не слышит, что корабль для тебя важнее нее, — буркнул Траут так тихо, что Дэрроу не должен был услышать его.

Но Дэрроу слышал лучше, чем он ожидал.

— Никто не думает о безопасности Калвин больше меня, — резко сказал он. — Но Калвин сама согласилась бы. «Перокрыл» — первый. Когда мы будем вместе, сам у нее спросишь.

* * *

Казалось, прошла половина ночи, пока девушки услышали, как кто-то вяло двигается возле их каюты. Мика стала стучать в дверь.

— Эй! Эй, там! Принесите воды, ладно? Мы тут засыхаем!

Им ответило бурчание, но Мика застучала сильнее.

— Эй? Оглохли? Воды!

Дверь открылась, моряк с мутными глазами появился с кружкой в руке.

— Заткнись! Хочешь разбудить корабль?

— А почему нет? Вы нам спать жалким пением не даете, хоть солнце уже село, — парировала Мика. Калвин запела, словно насмехаясь над их нескладными песнями. Моряк лишь хмыкнул, сунул кружку в руки Микки, расплескав половину воды, и ушел за порог. Калвин и Мика переглянулись. Они слышали, как он пытается задвинуть засов. Он смог подвинуть его наполовину, сдался и ушел.

Мика хлопнула от радости в ладоши. Песня Калвин была не насмешкой, а чарами, что наколдовали кусочек льда, перекрывший путь засову. Она присела у двери и тихо запела, чтобы лед разросся понемногу, двигая засов.

— Быстрее! — торопила Мика шепотом.

— Я не хочу шуметь.

— Никто не услышит. Быстрее!

С треском, похожим на удар грома для Калвин, засов отъехал. Мика толкнула дверь, и она открылась.

Мика сразу побежала по лабиринту коридоров, Калвин увидела, как мелькали ее босые ноги на бегу, как бледная рыба в мутной воде. Коридоры извивались, поворачивали, стены возникали перед ее лицом. Она не знала путь так хорошо, как Мика, которая могла бежать и в повязке на глазах. Калвин вытягивала руки, спотыкаясь, пыталась не отставать.

А потом путь стал знакомым — прутья лестницы вели на палубу. Она сжала дерево и потянулась вверх, чтобы выглянуть из удушающей тьмы, увидеть свет луны. Но на палубе было все еще темно. Только один полумесяц парил у горизонта, жутко сияя красным. Фонари на берегу догорели, но приглушенные огни сияли из некоторых домов. Большой пик Дорьюса возвышался над ними, черный на черном. Калвин поежилась.