Кольцо судьбы. Том 2 (СИ) - Семёнова Диана. Страница 14

- То есть... произошедшее для вас - норма?

- Серые будни. Вы вытащили пулю?

- Нет. Вы были мертвы, когда я добрался до Вас. Полковник запретил снимать с Вас кулон и проводить реанимацию. Вытащил пулю, прошло несколько секунд, прежде чем Ваш кулон засветился, сердце самостоятельно завелось. Наступила кома, но полковник сказал, что это нормально. Вы были мертвы четыре минуты. Пробыли в коме три часа - за это время, парни успели расстелить новый лагерь.

Я хмуро перекатила глазами. Интересно: я была в отключке три часа, но в той комнате прошло три минуты...

- Стэн... то есть, полковник жив? - спросила я.

- Да, он не ранен даже. Слушайте, я много лет работаю военным врачом, и мне приходилось иметь дело с визардами, но то, что произошло сегодня, я видел впервые. Я вовсе не жалуюсь, но почему Вы воскресли? И выглядите так, словно не из комы вышли, а проснулись очередным утром. Да ещё и помните всё в подробностях, даже собственную смерть.

Я хмыкнула, пожав плечами.

- Просто я не в первый раз умерла. Но Вам не стоит вдаваться в подробности - вряд ли Вам ещё доведётся повстречать кого-то, похожего на меня.

- Я должен быть осведомлён о таких вещах. Ведь если бы не полковник, я бы констатировал Вашу смерть...

Я выдохнула, молча кивая. Если бы не Стэн, я бы даже не воскресла. Кулон помогает моему сердцу вновь завестись после смерти, то есть с ним мне не нужна реанимация, но пуля мешала нормальному кровообращению. Только когда её вытащили, кровообращение нормализовалось, я воскресла, но впала в кому, поскольку организму нужен был отдых.

После осмотра Риис оставил меня одну и пошёл оповещать отряд о том, что я в порядке. Достаточно скоро ему на смену пришёл Стэн. Сел на чемоданчик с лекарствами не малых размеров и долгое время молчал.

- Ты спас мне жизнь, - буркнула я.

- Я просто вытащил пулю, которую ты за меня словила.

Перекатив глазами, я хмыкнула:

- Квиты?

Стэн тихо засмеялся, кивая.

- Спасибо, Ли... - искренне, но с нотой скорби сказал он. Он напряжённо сглотнул и отвёл от меня взгляд. Я сразу всё поняла...

- Кто погиб?

Стэн ничуть не удивился моей догадливости. Ответил не сразу, обречённо выдохнув фамилию:

- Беннет.

Сердце ухнуло, на мгновение замерло.

- У него жена осталась и маленький сын... - произнёс прискорбно Стэн. - Он отца никогда не видел. Беннет узнал о беременности жены уже после взятия контракта. И он собирался вернуться домой навсегда.

Я слушаю его, а в голове аукаются слова кляксы «Он умер из-за тебя»...

- Ты не думаешь, что он стал разменной монетой? Если мне было суждено умереть...

Я не ответила, хмуро и растерянно глядя на Стэна. Как такое возможно, я не понимаю! Клякса сказал, что я не должна решать, кому жить, а кому умирать, но он сказал, что кто-то умер из-за меня. Этим кем-то оказался Беннет. Это ведь невозможно? Нельзя разменять чужую жизнь...

- Все смерти на войне случайны и несправедливы, - произнесла я. Повременила немного, глядя на Холла. Я хотела для него того будущего, которое видела... - Тебе надо уходить из армии. Найти себе девушку, жениться, завести ребёнка... иначе, зачем я тебя спасала?

Стэн молча и хмуро смотрел на меня. Он молчал, но мне казалось, что он не видит для себя такого будущего. Он не видит себя семьянином. Или не видит себя с другой женщиной?

- Я видела твоё будущее, Стэн. Это произойдёт. Я видела тебя в кругу семьи, с женой и сыном...

Стэн недоумевающе на меня уставился, долгое время он ничего не говорил.

- Они не мои, - произнёс Холл с болью, но искренне веря в это. Он привык быть один. - Селин, я...

Только не говори, нет! Если ты скажешь, что любишь меня, мне придётся причинить тебе боль своим ответом. Я не могу... я никогда не отвечу тебе взаимностью. Никому! Не говори только! Пожалуйста, Стэн!

Холл пригляделся ко мне, и словно прочитал мои мысли.

- Уйду, только если и ты это сделаешь, - сказал он совсем не то, что хотел. Он оставил недосказанность между нами, потому что знал меня слишком хорошо. Он действительно любит меня, если готов молчать о своей боли ради меня...

Глава 4

Шестнадцатого февраля две тысячи двенадцатого года я вновь возвращалась домой. Такси проезжало мирные улицы Сакраменто, я смотрела в окно почти всю дорогу, наблюдая огни вечернего города. Теперь уже эти улицы не кажутся мне чужими, их спокойствие меня не настораживает. Я знаю, что улицы больших городов таят опасности, и они лишь относительно мирные, но всё же не война, и теперь меня это радует. Впервые за четыре года, я ловлю себя на мысли, что устала от армии, устала от её графиков, я хочу иметь возможность спать до обеда хоть иногда. Хочу иметь возможность сходить в клуб, бар, в магазин. Я хочу встречаться с людьми, которые с большей вероятностью, чем на войне, будут жить завтра и на следующей неделе.

- Вы служили в армии? - спросил таксист. Я хмуро посмотрела на смуглого мужчину за пластмассовым стеклом.

- С чего вы взяли?

- У Вас на сумке висели военные жетоны - я заметил, когда клал сумку в багажник.

Я усмехнулась: всё гениальное - просто.

- А так и не скажешь, верно? - прыснула я.

- Ну, это сложно объяснить. Вам на вид лет двадцать, но в глазах живёт боль и отчаяние. Вы многое пережили - это видно.

Я напряжённо сглотнула, покачав головой.

- Афганистан, две командировки.

Лоб таксиста изумлённо наморщился. Да, я знаю. Вскоре я привыкну к подобной реакции незнакомых людей. При взгляде на меня их терзают сомнения. В пятнадцать лет я выглядела на двадцать, а затем... время не пошло назад, я не переставала взрослеть и стареть, но ещё много лет буду выглядеть так, как выгляжу сегодня. Я отношусь к тому типу людей, кому с легкостью можно дать и семнадцать-девятнадцать лет и двадцать пять, но вряд ли - больше. Это у меня, наверно, папины гены больше, нежели ускоренная регенерация. У меня мягкие черты лица, небольшой рост, я выгляжу мило, как юная девушка. Но я не полезу за словом в карман, не гнушаюсь нецензурно выражаться, у меня пистолет за пазухой, и в глазах, как сказал мужчина за рулём, боль и отчаяние, смерть и страх, множество знаний. В этих глазах, наверно, можно увидеть живущую внутри меня пенсионерку...

Вскоре такси остановилось возле бежевого домика с черепичной крышей. Тем вечером я вернулась домой. Но уже через три часа поняла, что не задержусь в доме родителей. Нет, всё прошло нормально - я позвонила заранее, меня встретили мама с папой, мы поужинали, поговорили о моих планах на ближайшее будущее. Но за тем ужином я поняла, что уже никогда не будет всё как прежде. Тем вечером я поняла, что Укус губит семьи, забирает детей и возвращает взрослых женщин и мужчин, уже не приспособленных к жизни с родителями. Укус возвращает в семью самостоятельного человека, универсального солдата, обученного убивать. Ещё вчера мама заплетала мне косички, а неделей позже отправляла на обучение в Центр. А сегодня перед ней женщина, овдовевшая в двадцать два года, лейтенант армии, прошедшая горячую точку. Всё произошло слишком быстро. Её дочери, той девочки, больше нет, как бы грустно это не звучало... это факт. Родители гордились мною, знаю, но и... им было невыносимо больно от того, что я тайно вышла замуж за их сверстника. Уехала с мужем на полгода в другую страну. Затем дёрнула в Афганистан на войну. Потеряла мужа, вернулась домой, где разжигала костёр на заднем дворе и вела себя просто как ненормальная. Через месяц я вновь беру контракт и еду на войну. Профессия военного весьма противоречива. Она вызывает гордость, уважение и ненависть одновременно. Это нужная работа, полезная, но жить с военным человеком невыносимо больно. Потому что однажды он может не вернуться домой. Я была на войне, я была в аду. Но я знаю, что мои четыре года в Афганистане были куда большим адом для моих родителей. И вот... Томми был прав - мы причиняем боль тем, кто нас любит. Я много боли причинила своим родителям. Они уже, наверно, не знают, чего ещё от меня ждать. Поэтому, несмотря на то, что я решила съехать от мамы в день своего возвращения с войны, я всё же повременила с этим. Решила дать маме время свыкнуться с мыслью, что я в порядке, я рядом, и я по-прежнему её дочка - живая, здоровая, нормальная. Я прожила с мамой две недели, мы завтракали вместе и ужинали, разговаривали, ходили по магазинам. А потом спокойно поговорили, и она поддержала меня в том, что я уже слишком взрослая, чтобы жить с мамой...