Расколотая - Терри Тери. Страница 51

— Я не мог тебе сказать, — говорит он. — Прости.

— Чего именно ты не мог сказать? Что вам не требовался мой сигнал? Что меня тоже возьмут в плен? Что этот мой плен — просто обман? Что?

— Все это. Если бы ты была в курсе, Нико бы понял. Ты же его знаешь.

Я пожимаю плечами, но да. Он все видит.

— Ты должна знать, что я ни за что не согласился бы на такое, будь это все по-настоящему.

— Правда? После того что ты сегодня сделал, думаю, ты способен на все.

Боль в глазах Катрана непритворная. Он протягивает ко мне руку, но я вздрагиваю, отшатываюсь. Эта рука держала нож, провела им по горлу. Убила человека.

— Тебе обязательно было убивать его? — спрашиваю я.

— Рейн, он же лордер, враг. Не считая того, что он видел нас й мог опознать тебя, да: я должен был убить его. Мы ведем войну. Люди умирают. — Он качает головой, и в глазах у него нет ничего, что говорило бы о сожалении или раскаянии. Он просто отпихнул его, когда его кровь потекла на землю, как какой-то мусор.

Горло опять сдавливает.

— Отвези меня домой, — шепчу я.

— Пошли.

Нам приходится ехать на одном мотоцикле, поскольку мой возле дома. Он сажает меня сзади. Мы сидим близко, и я жажду его тепла, но расстояние между нами как отсюда до Луны.

Тем вечером ни горячая ванна, ни ужин не в состоянии рассеять холод у меня внутри. Одеяло укутывает меня до самого носа, и радиатор в моей комнате работает на всю катушку, но я все равно дрожу.

День прокручивается у меня в голове снова и снова. Мне так хочется прогнать все это, вернуться назад, забыть, и все же...

Если я сделаю это, то как смогу жить дальше? Я должна помнить, должна понять почему. Должна посмотреть в лицо страху и увидеть, что оттуда смотрит на меня.

Так много всего требует моего внимания, но одно повторяется в голове снова и снова: «почему доктора Лизандер. Она не тратит попусту ни слова, ни мысли, говорит то, что важно. Это «почему» кружит у меня в голове, ищет, где обосноваться. Я начинаю засыпать, измученная настолько, что и тело, и сознание покачиваются в ровном ритме, как во время бега или езды верхом на лошади по полям.

Почему?

Я кричу и кричу, пока дверь не открывается и свет из коридора не падает в комнату.

— Милая, что такое? — Папа садится на край кровати. Сначала я просто плачу, но потом показываю вниз.

— Что там?

— Я что-то слышала. Там кто-то есть, — шепчу я.

— Где?

— Под кроватью.

— Ох, дорогая. Я посмотрю.

— Будь осторожен!

— Не волнуйся, буду. — Он отыскивает в шкафу наш особый фонарик для охоты на чудовищ. Наклоняется, светит под кровать, водит фонариком туда-сюда. Поднимает глаза.

— Я все тщательно проверил. Никаких чудовищ.

— Но я же слышала! Слышала!

— Там никого нет, точно тебе говорю. — Он все еще сидит на полу на корточках, лицо задумчивое. — Знаешь, лучший способ убедиться, это посмотреть самой.

Я мотаю головой, но мало-помалу он убеждает меня вылезти из-под одеяла:

— Посмотри, Люси, и тогда будешь знать наверняка. Взгляни в лицо своему страху, и он перестанет быть таким пугающим.

Дрожа, я опускаюсь на колени и свечу фонариком под кроватью. Пара туфель, пропавшая книжка.

Никаких чудищ.

ГЛАВА 39

Когда я просыпаюсь, еще темно. Я цепляюсь за свой сон, стараюсь сохранить в памяти то, что Люси чувствовала со своим папой. Знаю, он был, хотя черты его лица в моих снах никогда не бывают ясными.

Для Люси, ребенка, которым я была тогда, много лет назад, не существовало таких чудищ, с которыми ее папа не мог бы справиться. Воспоминание или всего лишь плод фантазии? Нет. Все во мне говорит, что это было. Но чем дальше отступает сон, тем быстрее оно ускользает.

И все же, если я пытаюсь вспомнить что-то о Люси, то не могу. Я знаю некоторые вещи, факты, и один из них — день ее рождения, который был всего несколько недель назад. Что бы ни говорила доктор Лизандер об определении возраста посредством клеточного анализа, я уверена, что они ошиблись: мой день рождения третьего ноября. Но чувства или лица? Ничего.

Люси должна была исчезнуть навсегда.

По выражению доктора, меня расслоили, раздвоили — Люси и Рейн, — и Рейн спряталась, когда Люси стерли память. Так откуда же эти сны?

И потом еще это «почему» доктора Лизандер. Я заставляю себя вернуться ко вчерашнему, ко всему, что было сказано. Перед тем как нас схватили, я раскрыла ей свои секреты. Так, как понимаю их.

И тем, за что она ухватилась тогда, было: почему мне стерли память?

Это ли самое «почему» она прокричала мне вслед, когда я уходила?

Я тяну за нити памяти, пытаюсь следовать по ним, но они — запутанный клубок. Лор- деры стерли мне память, потому что поймали меня, — это просто. Я этого не помню. Либо воспоминание об этом стерлось, либо запрятано так глубоко, что я не могу его отыскать. Так или иначе — не важно. Я не знаю, что случилось.

Но, возможно, своим вопросом она подразумевала не это, а, к примеру, что привело меня в то место. Ну, Нико, разумеется. Если бы я не состояла в «Свободном Королевстве», меня бы никогда не зачистили. Но мы все идем на этот риск. Как бы там ни было в прошлом, в этот раз я сама выбрала свой путь: не выполнять сделку с Коулсоном и противостоять лордерам.

И все-таки есть в этом «почему» доктора Лизандер нечто такое, что не дает покоя, как ноющий зуб. Его нужно вырвать, и ты это знаешь, но заставить себя пойти к стоматологу не можешь.

И более того. Даже там, у Нико в заключении, находясь в опаснейшем из положений, в которое попала из-за меня, она все равно пытается мне помочь?

Внизу ждет сюрприз: мама с отцом завтракают вместе.

— Как-то ты рано поднялась сегодня, — говорит мама.

— Угу. Проснулась и больше уже не смогла уснуть.

Я наливаю себе чаю, сажусь. Чуть позже спускается Эми, взвизгивает от радости и обнимает отца. Она как Люси и ее папа, и в глубине души я ей немножко завидую. Эми после зачистки обрела семью со своими приемными родителями. Особенно она близка с отцом. Со мной он всегда был странным: порой милым, порой холодным и суровым. Что-то в отношениях отца и Эми не дает мне покоя.

Мама суетится на кухне, вот только отца ее взгляд старательно обходит. Отец слушает болтовню Эми, но смотрит на меня. Внимательный, оценивающий, даже любопытный, но сдержанный, и это на него не похоже. Что-то щелкает у меня в голове. Быть может, я все неправильно поняла.

Наверху я, постучав, вхожу к Эми. Она носится туда-сюда, бросает вещи в сумку.

— Эми, помнишь тот день, когда нашла мои рисунки? Больницы и персонала. Ты рассказывала об этом отцу?

У нее виноватое лицо.

— Прости, он позвонил, и да, я ему рассказала. Он попросил меня присмотреть за тобой, чтобы ты не попала ни в какие неприятности. Тебе здорово влетело от него?

— Нет, нет, все нормально, — отвечаю я, потому что не хочу, чтобы она опять побежала к нему.

— А маме? Маме ты рассказывала?

Она хмурит лоб:

— Нет вроде бы. А что?

— Ничего. Забудь.

Я возвращаюсь в свою комнату и причесываюсь, глядя невидящими глазами в зеркало.

Итак, я все же неправильно все поняла. Я думала, это не мог быть он, потому что его не было дома. Мне и в голову не пришло, что Эми выболтала ему все по телефону.

Значит, это отец пошел к лордерам. Это из-за него нас с Кэмом схватили в тот день. Бедная мама. Мне хочется побежать вниз и обнять ее, извиниться за то, что я отгородилась от нее.

Но теперь уже слишком поздно. Рубикон перейден. Доктор Лизандер в плену из-за меня, а ее охранник мертв. Я уже больше не могу впустить маму в свою жизнь. Я выбрала свой путь, и назад дороги нет.

Но если я так ошиблась насчет мамы, то в чем еще я могла ошибиться?

Почему я была зачищена?

— Эми, Кайла, — кричит мама снизу. — Джазз приехал.

На дороге, на выезде из деревни, нас ждет «пробка». Продвигаясь с черепашьей скоростью, мы наконец добираемся до причины ее возникновения. Там «Скорая» и несколько л ордеров. Дорога в одну сторону блокирована, один из лордеров регулирует движение, и мы ждем своей очереди, чтобы проехать. На земле лежит что-то, накрытое простыней. И обгоревший белый фургон, врезавшийся в дерево. Внутри у меня все холодеет, потому что я знаю, что на нем написано, хотя надпись уцелела не полностью.