Модификаты (СИ) - Чередий Галина. Страница 10

— Больше света, — громко приказала я и даже прищурилась от того, насколько ярко засверкали некоторые детали спящих машин при усилившемся освещении.

Поморщилась, вспоминая далеко не приятные ощущения при выведении из сна. Было так чертовски жарко, будто в мою кровь непрерывно вливался кипяток, норовя сварить все органы изнутри вкрутую. К тому же возвращать подвижность собственным мышцам, которые упорно сопротивляются, тоже не относилось к приятным впечатлениям. Какое-то время я чувствовала себя буквально запертой в собственном теле, не способная даже открыть глаза или шевельнуть пальцем. Обо всех этих симптомах я знала раньше и морально к ним готовилась, но предварительная подготовка оказалась мало полезной в самый первый момент, пока разум пребывал в смятении, и я была полностью дезориентирована. Вот где глубокий голос капитана, щедро наполненный успокоительными нотками и почти гипнотическими вибрациями, пришелся более чем кстати. Да, он выполнил свое обещание дожидаться моего пробуждения, и его лицо было первым, что я увидела, когда наконец смогла совладать с веками и поднять их, после того как Тюссан проговорил со мной, наверное, почти час, рассказывая какие-то нелепые истории времен его пилотской стажировки. Надо признать, что сначала я испытала едва ли не счастье и желание обнять его, преисполнившись благодарности за то, что мне не пришлось лежать и слушать только писк приборов и краткие указания медперсонала, возвращаясь из состояния овоща, когда даже звука издать не можешь. Сейчас же я чувствовала лишь неловкость.

— Приступим, ребятки, — обратилась я к дронам, отмахиваясь от размышлений о причинах непонятной настойчивости капитана. То есть, с одной стороны, чего уж тут непонятного. Интерес примитивного характера — одна из простейших и естественных вещей, и мне ли не знать, что он произрастает из самых глубин сознания людей, и зачастую мы не всегда можем дать себе отчет, почему страстно желаем какого-то человека. Не влюбляемся, не хотим знать ближе, а именно хотим физически, хотя разумной своей половиной прекрасно понимаем, насколько это неуместно и неправильно. Но, с другой стороны, с чего проявлять такое упорство и тратить столько весьма ценного его капитанского времени ради того, чтобы переспать со мной, когда есть элементарный способ просто избегать встреч и не провоцировать влечение? Ведь Рожер дал понять более чем очевидно, что серьезных отношений он не ищет, да и количество доступных вариантов секса без обязательств для него необычайно обширно. Зачем ему то и дело пересекаться со мной и напоминать и так и эдак, что его предложение до сих пор в силе? Нет, он, естественно, не навязывался, в его поведении не было и намека на жалкое преследование или наглые приставания, никаких скабрезных шуток или прямых пошлых предложений, просто пара брошенных невзначай фраз, наполненных едва уловимой двусмысленностью, и пристальный взгляд, говорящий "помни, что ты можешь поиметь".

— Погано, что ты, Софи, слишком много думаешь об этом, — сказала вслух, хоть так разбавляя пугающее безмолвие, царящее в этом пристанище неподвижных механических чудовищ. — А значит, Тюссану все же удалось залезть тебе в голову и комфортно там расположиться. А ведь ты именно этого и пыталась не допустить.

Да, и это тоже парадоксальная особенность человеческой психики. Чем больше мы что-то или кого-то стараемся изгнать из своих мыслей, тем быстрее нежеланное пускает корни в закоулках разума. Что-то довольно громко звякнуло позади, и я подпрыгнула, едва не грохнув об пол планшет, в котором как раз задавала параметры поиска дронам. Оглянувшись, я поняла, что один из моих маленьких круглых помощников, очевидно, врезался в "ногу" стоящего метрах в десяти от меня экзоскелета и произвел этот шум. Странно, учитывая, что десятки гибких щупов с микроанализаторами работали по принципу кошачьих вибрисс, позволяя дронам прекрасно ориентироваться в пространстве и избегать любых столкновений с чем бы то ни было. Видимо, нужно его пометить и отправить на диагностику к техникам. А пока стоит пошевеливаться. Этот чертов отсек просто огромен, и мне надо за сегодня обшарить хотя бы его треть на предмет появления бактериального или любого прочего загрязнения, а на это уйдет вся моя двенадцатичасовая смена. И опаздывать нельзя, или весь график обследований полетит. Конечно, абсолютно все, каждый предмет, попавший на борт "Ковчега", проходил очень жесткое обеззараживание, и, в принципе, шанс на попадание чего-то патогенного был сведен почти к нулю. Но реальность такова, что именно мы, люди, и являлись главными источниками бактериальной и микробной опасности, и с этим ничего нельзя поделать. Примерно десять тысяч видов всевозможных бактерий живут в нас и на нас со времен сотворения как вида, если можно так выразиться. Они никак не проявляют себя в обычных условиях и абсолютно безвредны. Но под воздействием космической радиации, измененной гравитации, всевозможных излучений, не все из которых еще в совершенстве изучены, любой из этих крошечных организмов может подвергнуться спонтанной мутации и начать вытворять что-то гадкое, способное поставить под угрозу и жизни людей, и исправность техники. Кто-то, скажем, коснулся того монстроробота или стены — да чего угодно — пальцем или чихнул, уронил волос, чешуйку кожи, оставив после себя сразу сотни тысяч живущих на коже или внутри бактерий. Оказавшись без привычной среды обитания, большинство из них погибнут и весьма скоро. Но может случиться и по-другому. Спустя какой-то месяц есть вероятность обнаружить в этом месте колонию радикально изменивших свою суть и биологию микробов, которые теперь стали жрать металл, пластик — все, что сочтут съедобным. Конечно, печальную участь старой станции "Мир", практически полностью захваченной бактериями, которые даже смогли в своей эволюции достигнуть фазы многоклеточных червей-колоний, ни один корабль не повторял, но прецеденты были. А учитывая, что мы уже сейчас в полугоде полета от дома, помочь нам некому, бежать с корабля некуда, нельзя допустить и намека на заражение, что как раз и входит в мои обязанности. Само собой, мониторинг всего корабля ведется непрерывно, и масса сложной техники следит за любыми изменениями. Но живое обследование, способное выявить возможную угрозу там, где ее пропустит самый чуткий прибор, имеющий, как ни крути, четкие, но ограниченные определенными критериями настройки, еще никто не отменял. Человеческая наблюдательность, а иногда и пресловутая интуиция точнее и результативнее любых приборов. На то, чтобы облазить весь "Ковчег", уходит стандартный месяц по графику, составленному Тишиным. Шесть полных обходов до следующей фазы стазиса. Плюс — контроль производства пищевого белка, над созданием которого тоже трудятся малышки-микробы… да масса всего еще. Скучать как-то не приходится. На Земле я работала в разы меньше, но жаловаться не собиралась. Мне все очень-очень нравилось. Ну, кроме этого, блин, долбаного подобия кладбища из старых фильмов ужасов. Позади опять что-то звякнуло.

— Да прекрати ты уже, — раздраженно крикнула, оглядываясь. И да, я прекрасно понимала, что нервничать и повышать голос на дрона — полнейшая глупость. Мой рык не сделает его исправным. Минуточку. Разве вон та металлическая громадина была в такой позе? Разве не должны они все стоять одинаково?

— Надо заканчивать побыстрее в этом проклятом саду горгулий, — пробормотала я и шагнула вперед, отворачиваясь, но тут же снова засекла движение краем глаза.

— Какого… — Я вся аж взмокла под одеждой, мгновенно поняв, что один из роботов-экзоскелетов совершенно бесшумно повернул свой массивный корпус, будто отслеживая меня. — Немедленная дезактивация.

Робот не шевельнулся и на команду никак не среагировал. С другой стороны, откуда мне знать, не должно ли так и быть?

— Ла-а-адно, — прошептала, беря под контроль свое дыхание и отступая на шаг. — Чем он может мне угрожать, в конце концов? Это всего лишь машина, запрограммированная на подчинение человеку, и вреда не нанесет в принципе. Ведь так?