Закон Моисея (ЛП) - Хармон Эми. Страница 27
Моисей
— Ты можешь рассказать мне, что означают рисунки?
Я тяжело вздохнул. Доктор с азиатской внешностью, одетая в свитер цвета бронзы и в очках, придающих ей заносчивый вид, и в которых, вероятнее всего, она не нуждалась, рассматривала меня поверх оправы. Её карандаш был наготове, чтобы сделать записи о моем психическом расстройстве.
— Тебе необходимо поговорить со мной, Моисей. Тогда будет намного легче для нас обоих.
— Вы хотите, чтобы я рассказал вам о том, что случилось в доме моей бабушки. Вот что там произошло, — я взмахом руки указал на стену.
— Она умерла? — спросила доктор, пристально разглядывая сцену смерти моей бабушки.
— Да.
— Как она умерла?
— Я не знаю. Она лежала на кухонном полу, когда я вернулся домой в то утро.
Мне следовало знать, что она умрет. Я видел знаки. Вечером накануне её смерти, я видел, как он парил возле неё. Мертвый мужчина, который выглядел так же, как человек на свадебной фотографии Джи. Мой прадедушка. Я видел его дважды. Пока она спала в своём кресле, он стоял прямо позади её правого плеча. И я увидел его снова прямо за ней, пока она раскатывала коржи для пирогов в среду днем, когда я отправился на старую мельницу, чтобы закончить демонтаж. Он ждал её.
Но я не рассказал это доктору. Хотя, возможно, следовало. Я бы мог сказать ей, что позади её плеча кто-то стоит, ожидая, когда она тоже не умрет. Может быть, это напугало бы её, и она оставила бы меня в покое. Но, на самом деле, за ней никто не стоял, поэтому я попридержал свой язык, в то время как она ждала, когда я заговорю.
Она с минуту что-то писала в записной книжке.
— Как ты себя чувствовал при этом?
Я хотел рассмеяться. Она что, серьезно? Как я себя чувствовал?
— Печально, — произнёс я со скорбным выражением лица и нахмурив брови, не выдавая своих истинных чувств на её нелепый шаблонный вопрос.
— Печально, — сухо повторила она.
— Очень печально, — я поправил свои слова, произнося их таким же безучастным тоном.
— Какие мысли пронеслись в твоей голове, когда ты увидел ее?
Я встал со стула, подошёл к стене и прислонился к ней, полностью заслоняя бабушку от её беспристрастного взгляда. На минуту я закрыл глаза, устанавливая кратковременную связь, немного раздвигая воду, всего лишь до небольшой щели. Я сфокусировался на голове женщины с черными блестящими волосами, стянутыми в идеальный низкий хвост.
Доктор задала мне ещё несколько вопросов, но я концентрировался на том, чтобы поднять воду. Я хотел найти что-нибудь, что заставит доктора бежать, кричать. Что-нибудь подходящее.
— У вас была сестра-близнец? — неожиданно спросил я, когда образ двух маленьких азиатских девочек с косичками и в одинаковых платьях внезапно возник в моей голове.
— Ч-что? — ошеломлённо спросила она.
— Или, может быть, кузина такого же возраста. Нет. Нет. Она — ваша сестра. Она умерла, верно?
Я скрестил на груди руки и ждал, позволяя образам открыться моему сознанию.
Доктор сняла свои очки и хмуро уставилась на меня. Я должен был дать ей это. Не так-то просто было испугать её.
— Сегодня у тебя был посетитель. Её имя Джорджия Шеперд. Её нет в твоём списке. Хочешь поговорить о Джорджии? — парировала она, пытаясь сбить меня с толку.
Моё сердце дрогнуло, когда я услышал её имя. Но я оттолкнул мысли о Джорджии и нанёс удар в ответ.
— Что вы чувствовали, лишившись сестры? — спросил я, не разрывая с доктором зрительного контакта. — Она была такой же невменяемой, как я? По этой причине вы захотели работать с сумасшедшими людьми?
С безумным взглядом я наградил её улыбкой Джека Николсона. Она резко встала и, извинившись, вышла.
Это был первый раз, когда я делал что-то подобное. Это было необычно и странным образом удивительно. Я перестал бы беспокоиться, поверят ли мне. Раз я не имел шансов выбраться из психушки, то мне было все равно. По крайней мере, здесь я был в безопасности. Джи ушла. Джорджия тоже. Я был уверен в этом. И это единственное, что я мог бы теперь сделать для неё. Она видела, как они заталкивали меня в машину скорой помощи. Я боролся. Но когда перед глазами все стало плыть, а мир закружился, я заметил её напуганное, измазанное краской лицо. Она плакала. И это была последняя вещь, которую я видел прежде, чем мир вокруг меня погас.
А теперь я был здесь. И это меня больше не волновало. Моя ненормальность вышла наружу. Джорджия дразнила меня, говоря, что я чокнутый, и поэтому мой талант смог проявиться — неиссякаемый, выдающийся и жестокий.
И так продолжалось в течение следующих двух недель. Сложней всего было, когда психотерапевт или доктор никого не теряли. Были и такие люди. И в таком случае я не имел никого на другой стороне, чтобы использовать против них. Сказать, что весь этаж был потрясен, значит, ничего не сказать.
Они пытались вылечить мое сумасшествие с помощью медикаментов так же, как делали это всю мою жизнь, но лекарства только делали меня еще более чокнутым и практически вводили в ступор. Ничего, что они пробовали, не заставляло меня перестать видеть вещи, которые я мог видеть. И я начал рассказывать им абсолютно все, что мог видеть. Я делал это не из любви или сожаления. Я так поступал, потому что мне уже было на все глубоко наплевать. И я не соблюдал деликатность, сообщая им это. Я обрушивал слова на их голову в стиле Джорджии. Глядя прямо в лицо, рассказывая все, как оно есть.
Джорджия
У моей мамы были связи в системе опеки, и она нашла для меня Моисея. Я не думаю, что она хотела искать его. Но какие бы на то не были причины — может, чрезмерное сочувствие к попавшим в беду детям или из уважения к Кейтлин Райт — она разыскала его. Наши имена должны были внести в список для того, чтобы повидаться с ним. В этот список были включены врачи, ближайшие родственники и люди, которых Моисею разрешили добавить.
В первый раз мама поехала со мной, и мы ждали снаружи служебных помещений, пока не произнесли наши имена и не пригласили в помещение для организации встреч на другом этаже. В здании было несколько уровней с электронными замками и кодами доступа. Но мы смогли добраться не дальше стойки регистрации посетителей. Мы не были родственниками, и Моисей не внёс в свой список ни одного имени. Я задалась вопросом, навещал ли его кто-то из семьи. Я в этом сомневалась. Мама похлопала меня по руке и сказала, что может это и к лучшему. Я кивнула, но знала, что для Моисея так не было лучше. Я должна была попытаться без нее.
Я прогуляла школу и поехала на своей Мёртл в Солт-Лейк, когда предприняла новую попытку вторжения. Или организации побега из тюрьмы. Я бы увезла его, если бы он позволил. У меня заняло три часа, чтобы добраться туда на этом проклятом грузовике. Мне пришлось ехать по крайней правой полосе, вдавливая педаль в пол. Мёртл тряслась даже сильнее, чем я. Мы тщательно обсудили это, и я похвалила Мёртл за рывок вперед, объясняя, что там нечего бояться. Мы не станем торопиться. Машины и грузовики проносились мимо меня с несметным количеством гудков и гневно высунутых кулаков. Но я сделала это. Я снова приехала на следующей неделе и на следующей, каждую неделю в течение месяца. Неделя за неделей, Мёртл никогда не выходила из строя, а Моисей никогда не позволял мне войти.
Наконец, на седьмую неделю в зону регистрации посетителей пришла женщина и проводила меня в уединенную комнату для встреч. Я обратила внимание, как семьи направлялись в такие же комнаты. Мой пульс подскочил, а ладони начали потеть в предвкушении. У меня были большие надежды на то, что я смогу увидеть Моисея. Мне необходимо было увидеть его. Мне необходимо было поговорить с ним.
— Джорджия?
Дама опустила взгляд на свой планшет для бумаг и улыбнулась мне, хотя я могла сказать, что она хотела скорее покончить с этим. Если она была терапевтом или психологом, то ей следовало бы поработать над своим равнодушным лицом. Она проявляла нетерпение и была раздражена, от чего между ее бровей пролегала маленькая складка. Может быть, это из-за того, что я была одета в ковбойские сапоги и джинсы, а волосы были заплетены в длинную косу. Возможно, я выглядела так, что от меня легко избавиться, отмахнуться и прогнать.