Сады Солнца - Макоули Пол. Страница 31

Квартира Зи Лей была на верхней террасе поблизости от большой прозрачной стены в конце зала, глядящей на кратер Ксамба. Там царила ночь. Плотно застроенные террасы тускло отражались в стене, собранной, словно мозаика, из пластин строительного алмаза.

Шпион сел по–турецки под фиговым деревом, раскинувшим ветки по стене у дальнего края террасы. Оттуда был хороший вид на двери квартиры Зи Лей, на всех выходящих и приходящих. Шпион долго сидел в полной неподвижности, не обращая внимания на взгляды прохожих. Он не мог послать Зи Лей сообщение. Охрана проверяла всю информацию, поступающую в сеть, все письма и звонки. Явиться самому тоже нельзя — Зи Лей жила в квартире вместе с шестью людьми. А когда они с Зи Лей воссоединятся — шпион теперь так думал о будущей встрече, — он хотел бы поговорить с ней наедине. Интересно, она сумеет распознать его, несмотря на пластическую хирургию, побежит ли навстречу с радостным криком? Шпион повторял про себя то, что собирался сказать, представлял, что скажет она…

Карил Межидов однажды спросил, любит ли шпион Зи Лей — или просто влюблен? Шпион тогда не понимал разницы. Теперь — понял.

Из квартиры вышли мужчина и женщина. Сердце скакнуло в груди. Нет, женщина — не Зи Лей.

Шпион сказал себе, что подождет еще десять минут, а потом пойдет и постучит в дверь. Спустя десять минут он сказал себе, что подождет еще десять. Минуты шли, и вот из двери вышла женщина и зашагала по террасе к станции фуникулера, ведущего на нижние уровни.

Нет, не она.

Нет, все–таки она!

Шпион знал, это она, Зи Лей, стройная как тростинка, в желтой блузке, в белых брюках. Она отрастила волосы, заплела их в поблескивающую черную косу, достающую до поясницы. Зи Лей что–то несла в слинге, подтянутом до грудей.

Ребенок.

Она нежно придерживала его голову.

Зи Лей ступила в маленькую кабину фуникулера и спустилась вниз, исчезла из виду.

Но в файле ничего не было о ребенке! Быть может, она нянчит чужого, соседского?

Шпион проследовал за ней до нижнего уровня. Когда она зашла на общественную кухню, шпион прошел мимо, на мост, дугой изгибавшийся над озером, поднялся на уровень выше и встал на краю террасы, откуда открывался вид на кухню и озеро. Зи Лей сидела за длинным столом рядом с мужчиной и женщиной, вышедшими из квартиры раньше. Зи Лей расстегнула блузку, вынула малыша из слинга, уложила на согнутую левую руку. Малыш жадно сосал грудь.

— Милая картина обыкновенной человеческой жизни, — произнес чей–то голос за спиной.

Шпион обернулся.

Мужчина улыбнулся ему и сказал: «Здравствуй, Дейв».

До того как шпиону дали обличье Кена Шинтаро и послали в Париж, шпиона звали Дейв. Всех его братьев тоже звали Дейв. Шпион был Дейвом номер восемь. Сейчас ему улыбался Дейв номер двадцать семь. Он был самым умным из всех — и лучшим другом восьмого.

— Долго же ты искал ее, — заметил двадцать седьмой, — я уж подумывал о твоей гибели.

— Я был в Париже, а потом на Япете, — сказал шпион.

— Конечно, мы искали тебя в Париже. Но ты сработал отлично. Мы не смогли найти тебя.

— Я стал мертвецом.

— Ты стал Фелисом Готтшалком. И сменил внешность, — добавил двадцать седьмой. — Тоже неплохая работа. Ее хватило, чтобы обмануть нас.

— Мне повезло. Городские архивы пострадали во время войны, — сказал восьмой.

— А теперь твое везение закончилось, — заключил его брат.

Оба были тощие и бледные, одинакового роста, но двадцать седьмой — блондин, а волосы его брата изменились после инъекции ретровируса, стали черными. Потемнела и радужка. Лицо восьмого сделалось круглее, нос — площе и шире.

— Если бы ты хотел убить меня, я бы уже умер, — заметил восьмой. — Думаю, ты хочешь вернуть меня. Но я не хочу возвращаться.

— Мы уже посчитали тебя мертвым. Но затем мы арестовали женщину по имени Кейко Сасаки, участницу сопротивления. Во время допросов она выдала много имен, включая твое. Вернее, Фелиса Готтшалка. Она сказала, что Фелис на самом деле — Кен Шинтаро и он ищет женщину по имени Зи Лей. Разумеется, мы снова обыскали Париж сверху донизу, взяли у всех пробу ДНК, сопоставили с записями. Очень нудная и тяжелая работа. Мы нашли подделанные тобой записи — но не тебя. Мы проверили все остальные города под нашим управлением, заглянули сюда, нашли Зи Лей — но не тебя. А ты был на Япете, единственном недоступном для нас месте. Формально Тихоокеанское сообщество — наш союзник. Однако администрация Япета не захотела помочь нам в поисках бедной заблудшей овечки, бездумно и позорно забросившей почетную и важную миссию. Мы попробовали сами, но администрация Япета — высокомерна и халатна. Она не собрала информацию о жителях, а те по–прежнему рассеяны по всей луне. Потому мы устроили ловушку здесь, не сомневаясь в том, что ты в конце концов обнаружишь свою женщину живой и придешь к ней.

Шпион молчал. Не отрывая взгляда от собеседника, он старался определить возможных наблюдателей. Он был напуган до тошноты, возбужден, до крайности напряжен, видел все вокруг в мельчайших деталях, четко и ясно.

— Не беспокойся, я один, — утешил Дейв‑27. — Меня послали контролировать общую ситуацию в Ксамбе. Вчера мой демон обнаружил твою активность в европейской сети. Я оставил все дела, чтобы присмотреть за твоей подругой. И вот мы оба здесь.

— Европейцы знают о твоем присутствии?

— Если ты об официальности моего визита, то нет. Они считают меня беженцем. Мне жаль говорить тебе об этом, но ты опоздал. Прибыв сюда, Зи Лей попала в больницу. Ведь Зи Лей перестала принимать лекарства, сдерживающие ее болезнь. Ее шизофрению. Зи Лей пыталась убить себя, не смогла. И влюбилась в другого пациента. Они стали парой в прошлом году и, как видишь, обзавелись дочерью. Ей всего пять недель.

Шпион понял, почему в файле нет упоминания о дочери. Запись изменили, чтобы не спугнуть добычу. Чтобы он, восьмой, смело пошел в ловушку, расставленную братом.

— Я рад тому, что она в безопасности, — сказал восьмой.

Двадцать седьмой улыбнулся и покачал головой.

— Это ничего не меняет, — добавил восьмой. — У меня своя жизнь.

— Ты сделал своим заданием ее поиск. Поиск окончен. Задание выполнено.

— Я дезертировал. Я не могу вернуться, — сказал восьмой.

— Здесь для тебя ничего уже нет. Твоя женщина с другим, у них ребенок. Какими бы ты ни считал свои чувства к ней, они — всего лишь часть фальшивой личности, данной тебе перед войной. Они — не настоящая часть тебя.

— Я еще не отыскал настоящего себя.

— Женщину ты не можешь забрать. Что еще тебе нужно здесь? — спросил двадцать седьмой.

Как же можно объяснить ему, насколько изменила душу и разум работа в развалинах Парижа, дни, проведенные вместе с Карилом Межидовым на темных равнинах Япета, еда, работа, долгие разговоры ни о чем с незнакомцами? Как можно объяснить то, что невозможно вернуться домой, ведь восьмой — уже совсем не тот, кем был до войны?

Любой другой пропустил бы едва заметную дрожь, но восьмой тренировался в паре со своим братом три тысячи дней, учился всевозможным единоборствам — и всегда был чуть быстрее, сильнее. Восьмой поставил блок удару в горло и рубанул по локтю ребром правой ладони, целя в точку, где нерв выходит из сустава. Двадцать седьмой выронил шприц, который прятал в ладони правой руки, развернулся и пнул шпиона в бедро.

Затем драка пошла всерьез. Удары и блоки следовали с ошеломляющей быстротой. Каждый пытался отыскать слабину в защите другого. Под градом ударов шпион отступил к самой кромке террасы, прыгнул на ограждение, лягнул двадцать седьмого в грудь, качнулся назад и спрыгнул, приземлился на лодку, привязанную у берега, и запрыгал как кузнечик, удирая, пока двадцать седьмой двигался вниз. Двадцать седьмой кинулся в погоню за ним по лодкам. Те колыхались под ними, качались и дергались, к дальнему берегу катились ленивые толстые волны. Люди на берегу радостно кричали и подбадривали дерущихся, считая, что видят представление уличного театра.