Наш человек на небе (СИ) - Дубчек Виктор Петрович. Страница 18

Потому что ни один злодей в мире не перестанет злодействовать сам по себе.

Челнок, ориентируясь по посадочным огням, развернулся и сложил нижние крылья так, что они встали параллельно с верхним.

- Что за машина-то? — с интересом спросил Мясников.

- Челнок... имперский, конечно, а точный тип не скажу — такую модель впервые вижу.

С тем же спокойным гудением космолёт сместился над выделенной площадкой и начал снижаться. Шёл он совершенно ровно, гудение двигателей даже как-то успокаивало. Судя по чёткой уверенности снижения, лётчик за штурвалом сидел замечательный.

Или робот: робота проще «запрограммировать» — настроить. А человека... не то что сложней — просто незачем. Человек должен любить дело, которым занимается, верить в себя и своих товарищей — тогда ему и «программа» не потребуется.

Другой вопрос, что не все умеют любить и верить. Но такие люди — всё равно что роботы. Даже хуже, потому что машина — она же не виновата, что не умеет любить... или боится звуков «Интернационала». Бойцы роты техобеспечения спешно тыкали пальцами в пульт «патефона». Коля поморщился: ну разве так можно? К технике надо с лаской, вежливо... хоть к роботу, хоть к самолёту.

Челнок безупречно ровно коснулся площадки и тут же замер; двигатели почти смолкли, перейдя в дежурный режим. По краям днища ударили тонкие струйки пара, как в неисправном примусе. Машина села так чисто, что на красной ковровой дорожке, которую раскатали от самого Арсенала специально для встречи, не прибавилось ни единой складочки.

Люди переглядывались, волнуясь и предвкушая.

Скошенная плита днища дрогнула, по её краю пробежала тонкая трещина. Снова пшикнуло паром. Плита одним краем отделилась от поверхности челнока и плавно пошла вниз, зевая, как огромный опасный рот. Трап мягко коснулся дорожки и замер. Все присутствующие застыли; напряжение момента передавалось даже и Коле. Из глубины челнока донёсся звук тяжёлых шагов. На металл ступеней грузно опустилась массивная рифлёная подошва уже знакомого Половинкину сапога. Половинкин стоял в шеренге справа от ковровой дорожки. Напротив него оказался незнакомый сержантик, совсем молодой. Коля, приятно чувствуя себя самого бывалым, подмигнул парню; сержантик раздул ноздри, но смеяться, конечно, не стал.

Прямо скажем: нервничали все.

Лорд Вейдер медленно спускался по ступеням трапа.

Он был один; впрочем, инопланетный главнокомандующий не выглядел нуждающимся в компании. Коля даже слегка позавидовал такой самодостаточности, хоть в глубине души и считал эту самую «самодостаточность» не столько достоинством, сколько следствием неумения вписаться в подходящую компанию.

Массивная мрачная фигура в чёрном плаще развернулась вправо, затем влево. Тёмные провалы металлических глаз тускло мерцали в свете прожекторов.

Лорд Вейдер заново постигал Землю.

Товарищ Сталин шевельнул ладонью; товарищ Молотов чутко подхватил жест, и, повинуясь уже его кивку, гулким металлическим раскатом грянул марш Империи.

Эту музыку Коля слышал впервые, — как-то вот пока не довелось, — и поразился нервной агрессивности первых, барабанных тактов вступления. Впрочем, удивление не помешало ему вытянуться согласно устава; при подготовке встречи решено было не командовать построением, — комендант Кремля генерал-майор Николай Кириллович Спиридонов опасался, что команды окажутся не слышны за гулом двигателей, — и каждый в почётном карауле просто запомнил, что ему следовало делать. Лорд Вейдер решительно ступил на красный ковёр. Чёрный плащ взвился за спиной; перчатки сжались в тугие тяжёлые кулаки. Товарищ Сталин ждал в конце дорожки. Он улыбался в усы. Половинкин вытянулся в строю. Воротник нового полушубка сдавил горло.

Вейдер сделал всего несколько широких шагов. Он поравнялся с Колей и вдруг остановился так резко, словно влетел в кирпичную стену. Сухое прерывистое дыхание замедлилось и сделалось ещё жёстче. Вейдер повернулся к Коле всем корпусом, как будто его шлем составлял единое целое с кирасой. Иголочки прямо-таки взвыли; бояться Половинкину было нечего, но стало как-то... ну, так, не по себе. Тут же привычное давление в висках отхлынуло; в наступившей вдруг тишине Коля опрокинулся затылком назад... нет, показалось! Просто в голове стало совсем пусто; такой бесцветной и мёртвой была эта пустота, что Коле хотелось заскулить. Прямо перед ним, грозно застыв в движении, возвышалась громадная фигура лорда Вейдера, и Половинкин впервые всерьёз задумался об этом массивном человеке со звёзд, человеке в чёрном доспехе... немыслимо, непредставимо одиноком человеке.

И опять, с привычным уже недоумением Коля понял, что не сумел бы объяснить это своё знание; он почувствовал, как невидимая рука сжимает его сердце — не зло, всего лишь тоскуя по честному живому теплу. ...Коля был слишком молод и слишком жив, чтобы по-настоящему поверить в существование такой невыносимой тоски.

Он сморгнул.

Наваждение длилось всего долю мгновения.

Лорд Вейдер уже шагал прочь по красному ковру, и тяжёлый чёрный плащ испуганно жался к высоким сапогам. Коля смотрел вслед инопланетному гостю со странной смесью жалости, сочувствия и осознания того, что пора бы подобрать отвисшую челюсть. Сержантик напротив выглядел очень бледным, но было ясно, что бледность эта есть всего лишь следствие холода и важности момента; никто в почётном карауле не увидел того, что открылось Коле. Грохотал имперский марш, и Половинкину непроизвольно хотелось дополнить музыку словами. Но писать стихи он не умел, поэтому... И в этот момент стоявший справа Мясников начал подпевать, совсем тихонько, подражая торжественности марша с той тщательностью, что могли дать только его способности осназовца:

А посуда вперёд и вперёд

По полям, по болотам идёт...

Половинкин, не рискуя сломать строй, скосил глаза. Пел майор очень тихо, почти не шевеля губами, но совершенно отчётливо, идеально попадая в мотив и ритм.

Книжку про «Федорино горе», вышедшую в 1926 году, Коля, конечно, читал. Но в исполнении майора слова детской сказки подходили к мотиву космического марша настолько безукоризненно, что казалось, будто в СССР по книге успели снять, например, мультфильм, а имперский композитор просто крайне удачно спёр мелодию.

Мясников дождался очередного музыкального переката и, не меняя выражения лица, еле слышно взвыл:

И чайник шепнул утюгу:

«Я дальше идти не могу!..»

- Лорд Вейдер, — очень просто произнёс товарищ Сталин. — От лица Союза Советских Социалистических Республик приветствую Вас на Земле. Чёрная фигура склонила голову так, словно в этот момент Вейдер решал, не следует ли ему встать на одно колено.

Половинкина аж передёрнуло от подобного впечатления: кланяться перед Сталиным! Да ведь товарищ Сталин всю свою жизнь посвятил тому, чтобы нигде-нигде в мире ни один человек больше не кланялся другому человеку! А тут — такое...

«Прям как угнетённый», подумал Коля, осуждающе рассматривая согбенную спину и затылок Вейдера, «интересно, а какой он под маской? Вдруг, например, и правда негр?..»

Неловкость ощутили, кажется, все. Положение спас «всесоюзный староста» товарищ Калинин. Он приветственно затряс бородкой и протянул Вейдеру хлеб-соль на вышитом житомирском рушнике.

- Добро пожаловать, дорогой товарищ союзник, — радостно сказал Михаил Иваныч, — Вам у нас непременно понравится, просто обязательно.

- Весьма впечатляет, — глухо произнёс лорд Вейдер, распрямляясь и осматривая забранную брезентом площадку. — Здесь... красивая местность. 1

Глава 5. Антенны и барабаны

Первое, что сделал капитан Игнази — занял кресло Лорда Вейдера в Резервном оперативном центре.

Кто теперь посмел бы оспорить право капитана? Кто отнял бы у него командирский бластер? Кто?!.

На совещании, собранном сразу после отбытия Владыки Вейдера на Землю, Таус огласил свои ближайшие планы. Конечно, огласил — это громко сказано: флаг-капитан Банну, полковник Септен, дежурный дроид-секретарь — вот и все слушатели.