Воронья Кость (ЛП) - Лоу Роберт. Страница 22

— Теперь, когда ты упомянул об этом, — произнес Стикублиг, — мне кажется, изо рта Балля действительно струился дымок.

— А я видел ворона, — заявил другой. — Точно видел.

Гьялланди ухмыльнулся.

Команда королевы Ведьмы

Вечером Гудрёд сидел вместе с Эрлингом Плосконосым на берегу, расположившись чуть поодаль от остальных воинов, как и полагалось. Он играл в тафл с Эрлингом, потому что был одержим игрой, и получал удовольствие от хорошей игры, так как неизменно выигрывал. Эрлинг чуть подрагивал бескостным носом, не испытывая такого удовольствия, и как обычно, не особо сопротивлялся Гудрёду, который явно скучал, поглядывая на сидящего в одиночестве Ода. Мальчишка не нравился воинам; Гудрёду казалось, что ему не был нужен ни костёр, ни компания, ни даже еда. Эрлингу приходилось напоминать Оду, чтобы тот поел.

— Мальчишка моей сестры, — угрюмо произнёс Эрлинг, заметив взгляд Гудрёда. — Он странный от рождения, мать умерла при родах. Его отец умер в лютую зиму четыре года спустя, поэтому я взял его на воспитание.

— Кто научил его сражаться? — спросил Гудрёд, и Эрлинг, обдумывая ход, ответил не сразу.

— Я показывал ему удары, — ответил он, — но никто не учил его тому, что он вытворяет, или как двигается.

Он подался вперёд.

— Ты должен понять, — сказал он тихо и медленно, с трудом подбирая слова. — Мальчишка убивает. Это дар богов. Куры, собаки, олени, мужчины, женщины, дети, — он убивал их всех за свою короткую жизнь, и ни одна из тех смертей не впечатлила его более чем другая, или даже все вместе. Я уверен, мальчишка — порождение Локи, но я держу его в узде благодаря Тюру, объяснив парню, что убийство человека — это жертва богу, ну а самая лучшая жертва — жизнь воина. Я пробовал рассказать ему о Боге и Иисусе, но не смог доказать, что эти двое — достойные бойцы.

Гудрёд почувствовал, как кожа на руках покрылась мурашками, и он снова взглянул на Ода, который сидел тихо и неподвижно, уставившись в серо-чёрное небо.

— Возможно, рано или поздно, Тюр возьмёт его. Остерегайся мальчишку, — сказал Эрлинг, тогда Гудрёд насмешливо взглянул на него, резко поднялся и демонстративно зашагал в сторону Ода. Какое-то время казалось, что Од не замечает его, и Гудрёд, который к такому не привык, нахмурился.

— Это глаза? — Внезапно спросил Од, и Гудрёд на мгновение растерялся. Затем он сообразил, что мальчик наблюдает за звёздами, которые показались из-за облаков.

— Это угольки, — поправил Гудрёд. — Один вместе с братьями забросил их на небо, чтобы люди, такие как мы, могли следовать дорогой китов.

Он подождал, пока Од опустил голову и повернулся к нему.

— Ты играешь в хнефатафл? — Спросил Гудрёд и получил в ответ пустой взгляд.

— Игра королей? — подсказал он, и мальчик расплылся в красивой широкой улыбке.

— Игра королей, — медленно произнёс мальчик, — требует от меня убивать их врагов.

Гудрёд удивился настолько, что на миг потерял дар речи, похоже парень ни разу в жизни не играл в игры вообще. Какой же мальчишка не умеет играть в хнефатафл? Или в халатафл — в "лису и гусей" [12]?

— Ты отлично разделался с тем выскочкой, Ульфом Бьернсоном, — сказал, наконец, Гудрёд, чтобы прервать гнетущее молчание. — Одним ударом.

Од молчал, его лицо оставалось мягким, словно только что ободранная овчина. Гудрёд, пытаясь улыбаться, поведал ему о том, как он в первый раз убил человека, тогда ему было пятнадцать. Это случилось на глинистом, скользком от дождя и выпущенных кишок, склоне холма, он ткнул мечом в лицо человека, оставив его лежать в растекающейся кровавой луже. Уже после, кто-то сказал ему, что это был Риг-ярл [13] Трюггви, так что первый человек, которого он убил, оказался королём.

Он, выжидая, смотрел на Ода, но тот никак не реагировал, молчание затянулось, так что Гудрёд уже начал сердиться, это казалось ему оскорбительным. Затем Од заговорил, и Гудрёд задержал дыхание, словно его рот был набит пеплом, слушая страшную речь мальчишки.

— В пять лет я убил мальчика, который дразнил меня, — произнёс Од так же спокойно, словно говорил о срубленном дереве. — Эрлинг сделал мне подарок на именины — возможность убить первого мужчину. Это был трэлль, которого мы взяли в набеге. Кажется, он был из ютов.

— Сделал тебе подарок?

Од посмотрел на Гудрёда безмятежным, как спокойное море, взглядом, будто бы каждый дядюшка дарит это племяннику на именины. Гудрёд вдруг ощутил, как капельки пота выступили на затылке.

— Да. Я учился правильно перерезать глотки, — объяснил он и улыбнулся, словно воспоминания о том прекрасном дне согрели его. — У меня было десять трэллей, но я быстро научился, и мне понадобилось всего шесть.

Волосы на руках Гудрёда встали дыбом, и капельки пота с затылка покатились по спине. Ему удалось пробормотать, что, конечно же, оставшиеся в живых четверо трэллей были благодарны ему, на что Од снова одарил его спокойным, словно ласковое море, взглядом.

— Остальных я извёл, когда учился калечить, — сказал он, а затем, потянувшись, поднялся на ноги и зевнул.

— Это были мои лучшие именины, тогда мне исполнилось семь, — произнёс Од.

Од отправился на поиски своего плаща, оставив Гудрёда стоять во тьме, чувствуя себя старше камней и холоднее свистящего ветра, который уже давно разметал незаконченную партию игры королей.

Команда Вороньей Кости

— Они такие дорогие, будто покрыты золотом, — мрачно проворчал Воронья Кость, взмахнув клешнёй краба. Кауп, который готовил крабов возле мачты на решётке, на углях, улыбнулся ему в ответ.

— Надо было не торговаться с франками, а напасть на них, — сказал Берто, и те, кто сидел с ним рядом, посмеялись над кровожадностью венда в отношении северян. А когда ему ответили, что рисковать жизнью из-за крабов глупо, он ещё сильнее нахмурился и возразил, что франки уже давно перестали быть северянами. Он хорохорился, пережевывая крабовое мясо и сплёвывал осколки панциря, — мальчишка явно старался выглядеть как взрослый мужчина, и воины рассмеялись, вспоминая, что это значит.

— Теперь, в Валланде уже не говорят на норвежском, — признал Онунд. — Не то чтобы уже давно. Они всё еще северяне, хотя многое уже позабыли, и сейчас называют своё побережье Нормандией. Эти норманны уже больше не умеют как следует управляться с парусом и предпочитают сражаться верхом.

Он сплюнул кусок панциря, ветер подхватил его и унёс прочь за борт, а он тем временем добрался до крабьего мяса в клешне.

— В них достаточно норвежской крови, и было бы глупо их раздражать, — добавил он и бросил косой взгляд на Воронью Кость. — Мы разозлили их. Этим кораблем. Бряцание оружием и воинственные крики произвели бы тот же самое. Лучше перекрасить корабль в более спокойный цвет.

Воронья Кость нахмурился. Ему нравился черный корпус корабля и кроваво-красный парус.

— Однажды жил-был лис, — сказал он, и, поскольку парус был поднят, а гребцы отдыхали, укрытые от ветра, он оказался в центре внимания всей команды. Все уже знали, что сказки Вороньей Кости были даже интереснее, чем саги Гьялланди.

— Лис сидел на скале у воды и громко рыдал, — продолжал Воронья Кость. На его плач из щелей в скале выползли крабы и спросили: “Друг, почему ты так громко причитаешь?” Лис ответил: “Мои родичи выгнали меня из леса, и теперь я не знаю, что мне делать”.

Крабы конечно же спросили, за что его выгнали. “Потому что”, — сказал лис, рыдая, “они сказали, что вечером собираются к воде, чтобы поохотиться на крабов. Я же ответил, что мне жаль убивать таких маленьких милых существ”.