Возвращение домой (СИ) - Аматова Ольга. Страница 29

Она ринулась в нападение с носорожьим напором. Бежать было некуда, я только прикрылась руками, но Урсула не собиралась бить: сжала в кольцо, рухнула сверху. В два счета оседлала меня и начала лупить. В живот не получалось: перестраховалась, сползла ниже, чтобы я не могла подтянуться. Грудную клетку и голову я защищала, но бокам доставалось изрядно. Боль обняла пуховым одеялом, так что казалось, удары сыплются отовсюду. Оглушенная, я допустила тот же промах — попыталась перехватить ее руки одной своей, чтобы второй дотянуться хоть куда-нибудь. Не просто не преуспела, а схлопотала тяжелую пощечину, от которой на миг потеряла ориентацию. Голова бессильно мотнулась, расфокусированный взгляд прокатился по зрителям, ни на ком не задерживаясь…

И вдруг остановился. Сколько длилось это мгновение, секунду, две? Я увидела ее в первых рядах, в глубоко надвинутом капюшоне, сверкающую глазами поверх чьего-то плеча. Мощный удар в солнечное сплетение заставил меня дернуться, задохнуться, слепо замахать руками, чтобы выиграть время и вдохнуть воздуха. Видение Лиз отошло на задний план, уступая чувству самосохранения.

Показалось, кто-то что-то сказал, а другой голос смешливо ответил. Позже я узнала, что Марк готов был прекратить бой. Я не смела отвлекаться на посторонние звуки. Видела только искаженное лицо противницы. Она жаждала крови, предвкушала победу. В любых других обстоятельствах я бы хлопнула ладонью по земле: легкие горели, положение виделось патовым, тело налилось тяжестью, — но сознание обожгла глупая, довольно детская мысль: Лиз была бы разочарована. Не тем, что я уступаю по массе или умениям, а этой готовностью сдаться, не испытав себя как следует. Не выжав из организма максимум. В детстве после поединков с Лиз я приползала домой, побитая, изнуренная, одинаково измотанная победой или поражением. Она всегда выкладывалась на полную. Всегда и во всем. Потому до конца боролась за место альфы, когда все и всё было против. Не могла иначе.

Я поймала руки Урсулы у моей шеи. Еще миллисекунда промедления, и делать что-либо было бы поздно. Впилась зубами в подставленный бицепс. Она дернула пострадавшей рукой, освобождая мою, и я оглушила ее ударом ладони по уху. Изогнулась всем телом раз, другой, уперлась подошвами в землю, приподнимая таз, одновременно без стеснений метя локтем в открытый пах. Урсула вскрикнула, накренилась, и я опрокинула ее, отползая в сторону. Боль пульсировала внутри, дыхание вырывалось с хрипом, но я встала на дрожащих ногах и кинулась вперед, когда она еще не выпрямилась толком. Мы покатились по земле, и я обхватила ее туловище ногами, поймала шею в «замок». Она билась, пытаясь стряхнуть меня, царапала кожу, чтобы освободиться от удушающего объятия. Заводила руки над головой, силясь добраться до моего горла. Меня спасал рост — рост и длина рук. Ее давление ощущалось, но менее интенсивно. Я дышала через раз и только тянулась, чтобы не дать ей ни глотка воздуха.

Ладонь хлопнула по земле.

Откинулась назад, глядя на хмурое небо. Она скинула мои ноги и отползла, едва не выхаркивая легкие. Я должна была встать.

Утвердилась на четвереньках и рывком поднялась. Спотыкаясь, опасно кренясь, пошла к Марку — высокому темному пятну на шаг ближе остальных. Я почти не видела его лицо, но не отпускала взгляд.

Его глаза расширились, рот открылся.

В основание шеи словно зарядили битой.

Хруст.

Я мгновенно перестала чувствовать тело. Голова, столкнувшись с землей, взорвалась сверхновой.

11

Сол присматривал за Шуга. Наблюдал. Анализировал. Даже влез в форму, обезличиваясь в ряду одинаково камуфляжных парней. Альфа зафиксировал его нахождение и сосредоточился на женских фигурах в центре. Напускное спокойствие обманывало многих, но не самых близких: Марк беспокоился за свою женщину. Любой бы переживал.

Не Дамиан.

Словно не сомневается в победе. Скалится, довольный, выкрикивает азартные лозунги. Его люди также возбуждены. Следят за поединком пристально, жадно. Справедливости ради, не они одни. Стая впервые видит альфа-самку в деле. Если повезет, особо ретивые угомонятся, перестанут мотать вожаку нервы помесью нытья и ревности. В каждой семье найдется невеста на выданье, да только Марк не спешит мириться с меньшим злом. Злые языки уже пророчат ему в пару недавно рожденных — лет через двадцать у них есть шанс побороть Лиз. Ходит и другая молва — о привязанности к давно покинувшей клан девушке.

Думал ли о ней? Вспоминал?

Сол этого не понимает. Женщина может быть красивой, умной, роскошной любовницей и идеальной спутницей. Ею можно любоваться, восхищаться и гордиться, но любить? Для любви есть семья. Родители, братья и сестры, дети. Жену следует оберегать, содержать, относиться с уважением и благодарностью. Но любить? Да еще не растерять чувства за долгий срок? Нелепость.

Самовнушение.

Во взгляде Шуга нет страха. Удовлетворение, злое предвкушение. Досада, когда клубок распадается, и Ада навязывает дистанцию. Сол не отвлекается на поединок. Изучит позже запись, ознакомится с отчетами. Его задача — слежка за альфой агрессивной стаи.

Дамиан — младший сын. Последний из ублюдков Старика. Слабый, эмоциональный. Напыщенный засранец с манией величия и неустойчивой психикой. Если бы его братьев не перебили, никогда бы не возглавил стаю. Стечение обстоятельств и вовремя приближенная свора головорезов. Слухи ползут. О недовольстве вожаком, о терроре силовиков. Не все попытки побега удалось замолчать, всплыли трупы. Иные — в буквальном смысле. Вызов на бой неспроста. Чего-то они добиваются.

Чего?

На периферии зрения Ада отпускает противницу. Кое-как встает, поворачиваясь к ней спиной. Сол почти упускает мелькающую на лице Шуга эмоцию. Подается вперед, напрягая слух.

— Урсула.

Только имя. Тяжело понять посыл. Что в голосе: неверие, разочарование, злость?

Угроза?

Женщина не может выпрямиться, ей тяжело дышать. Заплетаясь в ногах, вряд ли видя сквозь пелену слез от грудного кашля, идет за противницей. Снова повалит? Если Адалина сочла поединок законченным и потому отпустила (ей бы поменьше благородства да придушить суку до потери сознания), бесполезные трепыхания выглядят жалко. Если правда на стороне Урсулы, опять будут барахтаться. Обе устали и ранены, зрелище скорее удручающее, чем волнующее.

Ранены, но живы.

Еще не оформившиеся подозрения толкают вперед. Кречет перехватывает взгляд, молча вопрошая о причинах телодвижений. У ребят четкий приказ: предотвратить непоправимое. Ни к чему командиру дергаться.

Они не успевают.

Никто не ждет, что женщина нападет со спины. Точнее, вложит остатки сил в один-единственный удар и рухнет, ведомая инерцией. Но страшно не это. И даже не алчущее лицо Дамиана, словно получившего лучший рождественский подарок в жизни.

Ада падает.

Страшно лицо Марка. Ошеломленное, недоверчивое, стремительно темнеющее перед встречей с яростным, выжигающим доводы рассудки торнадо.

Сол срывается с места. Его люди слаженно выступают вперед, перехватывая контроль над ситуацией. У него другая цель: не дать альфе совершить ошибку. Нельзя вмешиваться в поединок, мстить самке, это гарантированный скандал и плохая репутация на весь континент. Стая не простит вожаку новый промах.

Каждая клеточка тела протестует против жесткого столкновения. Они катятся по земле, борясь за контроль. Попытка спеленать Марка обречена на провал. Челюсть ноет.

— Ты нужен Аде, — шепелявит, сплюнув кровь.

Любой довод, лишь бы погасить пламя.

Услышал. Замкнулся, подавляя гнев.

Около Ады суетится ассистентка мистера Грина: врач ворчливо отказался от приглашения, напомнив, что по характеру повреждений будущих пациенток поймет, кто и как одержал верх.

— Она победила! — некстати вмешивается Дамиан. — Урсула победила!

Сдержать Марка повторно невозможно. Он обманчиво спокоен, никто из охраны не напрягается, когда альфа делает крюк и приближается к Урсуле. Сол остается на месте, молясь, чтобы другу хватило благоразумия не калечить самку на глазах у всех.