Бешеный прапорщик. Части 1-20 (СИ) - Зурков Дмитрий. Страница 98

— Извините, майне хэррен, но Ваши егеря — не единственная моя паства. Меня ждут еще в трех местах… Возможно, мне не стоило это говорить, но солдаты обескуражены и испуганы тем, как много их товарищей погибло. Одно дело — на передовой, под огнем, но вот так… Вы и сами это видите. Не смею давать советы, но на мой взгляд ничто так не поднимает настроение, как, пусть и небольшая, но победа над неприятелем…

Обманчиво-ленивым движением опытного наездника вскочив в седло подведенной лошади, попрощался и ускакал в свой полк.

— Интересно, где он так научился держаться в седле? — Майер наконец-то сумел оторваться от своих мрачных размышлений. — Такое ощущение, что он управляется с лошадью еще лучше, чем читает проповеди и проводит службы.

— Мне говорили о нем в штабе. В прошлую войну он служил в черных гусарах… Да-да, в тех самых… Под Седаном они шли по горам трупов, своих и чужих. Но все же одержали победу, за что он и получил этот орден. Сейчас ему за шестьдесят, но свой долг по-прежнему выполняет, правда, уже в другой роли. Как говорится, нет святее ангела, чем бывший черт… Пойдемте, Иоганн, продолжим наши дела. Я хочу еще раз побеседовать с чиновником и врачом.

Разговор продолжился уже в канцелярии:

— Сейчас мы столкнулись с необычным противником в лице этого… лойтнанта Гуроффа и его отряда. И то, что мы до сих пор не смогли его не то, чтобы уничтожить, но даже найти, говорит о не только о выучке его солдат, но и о том, что русские применяют какие-то новые способы ведения войны. И я был послан сюда, чтобы захватить этого офицера и узнать все, что можно. Но сейчас моя задача — уничтожить весь отряд и при этом сохранить жизни как можно большему количеству германских солдат, в том числе и Вашим егерям, Иоганн, что бы там обо мне не шептались в казарме по углам!..

— Но как, дьявол их всех раздери, такое может быть возможно?! До войны мы знали о русской армии если не все, то очень многое. Они целый год воевали в полном соответствии с французской доктриной маневренной войны, наши генералы нашли свои способы противодействия, мы их побеждали… И никто никогда не говорил, что в русской армии существуют такие вот подразделения. Зная их вечный бардак, не могу в этом усомниться! Но сейчас у меня возникает ощущение, что мы воюем с абсолютно другими людьми. Да и людьми ли? Они, как будто, читают наши мысли. Все наши удары наносятся в пустоту, а когда дело все-таки доходит до непосредственного контакта, мы хороним пятнадцать человек, они — всего лишь двоих. При вчерашнем нападении на автомобили мы теряем тринадцать человек убитыми, я уж не говорю про количество раненых! Группа унтер-офицера Клабке — еще девять трупов от одного взрыва! Счастье Зайгеля, что он шел сзади и остался жив! Если бы я был таким же суеверным романтиком, как он, я бы тоже поверил в русских вервольфов и всякую мистику!.. Только трупы и следы!..

Разговор был прерван появлением цальмайстер-аспирантена Михеля Залесски. Оба офицера постарались скрыть непроизвольную усмешку, возникшую от попытки абсолютно цивильного человека пытаться выглядеть заправским воякой, изо всех сил втянув живот, и отдать честь так, как он это понимал правильным и модным.

— Гутен таг, майне хэррен!

— Здравствуйте, цальмайстер, садитесь. Расскажите нам еще раз о своей встрече с русскими. Нас особенно интересует офицер. Как выглядел, как себя вел, как разговаривал?

— Господа, это был типичный образец русского варвара, грязного и отвратительного. Воняющего немытым телом, костром и подгнившей травой. Его немецкий был едва понятен. А при каждой заминке он хватался за пистолет… Кстати, ржавый, и, по-моему, незаряженный. У него был еще нож… Тоже ржавый, видимо, он никогда не стирает с него кровь. И когда он не держал в руках пистолет, он брался за него!.. Нам всем угрожала смертельная опасность!.. Но мы держались, как подобает цивилизованным людям и доблестным воинам!.. Враг не узнал от нас ничего! Что касается лично меня, я до последнего скрывал наличие денежного ящика, и только дьявольская наблюдательность позволила этому питекантропу обнаружить его… Я пытался оказать сопротивление, но силы были неравны! Он чуть не убил меня, пытаясь забрать деньги!.. Я остался жив только благодаря Божьему провидению!..

Пафосная речь военного чиновника была прервана появлением ассистенцарцта Йозефа Вальтрауба. Доктор, входя в канцелярию, услышал последнюю фразу и саркастически усмехнулся, что не прошло незамеченным со стороны фон Штайнберга.

— Хорошо, цальмайстер, можете быть свободны. Если вы нам понадобитесь, мы вас позовем… А вы, доктор, что можете нам сказать?

— Если, герр гауптман, ваш вопрос касается раненых, то я — только что с осмотра. Кто находился в тяжелом состоянии, еще вчера были отправлены в госпиталь, здесь остались только те, кому повезло… М-да, за свою практику я повидал достаточно, но чтобы доставать из ран монеты, — такого еще не было ни у меня, ни у коллег… Извините, господа, немного отвлекся. Итак, что вы хотите от меня услышать?

— Герр Вальтрауб, нас интересует впечатление, которое произвел на вас русский офицер. Ведь вы, врачи, имеете привычку наблюдать за пациентами.

— Насчет этого вы правы, герр гауптман. Такие наблюдения помогают найти правильный подход к больному и, соответственно, способ лечения. Ну, я думаю, вам это будет неинтересно… Что же касается того офицера, — о нем можно сказать следующее… — Ассистенцарцт задумался на несколько секунд. — Хладнокровен, хорошо владеет собой. Умеет быть убедительным… Сначала, признаюсь, я испугался за свою жизнь, но потом понял его игру. Не лишен артистизма, во всяком случае, то, что Залесски знает русский язык, понял довольно быстро, а затем убедительно разыграл со своим подчиненным скетч-импровизацию. Вы ведь посылали солдат на предполагаемое место их стоянки? И никаких следов там не нашли?.. Я бы не верил ни одному слову цальмайстера, принявшего этот фарс за чистую монету, тем более, как мне кажется, он является поклонником барона Мюнхгаузена, вот ему и мерещатся ржавые ножи и пистолеты…

Хотя, в медицине бывали случаи, когда такое поведение замечалось у людей с психическими отклонениями. Человек ведет себя, как обычно, его поступки ничем не выделяются, но вдруг становится непредсказуемым… и чаще всего — опасным.

— Ну, за его психику я бы переживать не стал. — Фон Штайнберг задумчиво пробарабанил пальцами по столу. — Все говорит о том, что он тщательно просчитывает все свои действия…

За окном послышался невнятный шум, который по мере усиления превратился в столь знакомый и дорогой гауптману звук летящего на небольшой высоте аэроплана. Выйдя наружу, офицеры увидели, как самолет разворачивается вдалеке, и летит обратно, превращаясь из небольшой и малозаметной черточки в страшную большую «птицу», чей клюв обрамлен блестящим ореолом вращающегося винта. Заметив, видимо, что на него смотрят с земли, летчик покачал крыльями, демонстрируя черные кресты Fliegertruppe (военная авиация), затем внезапно снизился и с ревом пронесся над головами зрителей, направив биплан к небольшому полю, расположившемуся рядом с въездными путями на станцию. Там развернулся против ветра и зашел на посадку.

— Шмидт! — Гауптман подозвал дежурного. — Возьмите мой автомобиль, пару человек для охраны, и привезите ко мне летчика. Возле аэроплана выставить пост. Выполняйте!

— Цу бефель (Слушаюсь), герр гауптман! — Унтер-офицер козырнул, затем подозвал двоих солдат, и через несколько минут автомобиль уже мчался к севшему аэроплану.

— Пойдемте, Майер, мы еще не закончили разговор. — Фон Штайнберг направился в канцелярию, где их терпеливо дожидался врач.

— Герр Вальтрауб, скажите, как быстро раненые солдаты смогут вернуться в строй? И что из медикаментов для этого необходимо? — Командир роты решил уточнить интересующие его вопросы.

— Герр обер-лойтнант, в каких-либо боевых действиях они смогут участвовать не ранее, чем через неделю. Но по внутренней службе смогут исполнять свои обязанности уже послезавтра. Что же касается лекарств и перевязочных средств, у меня все в наличии. Благодаря честности русского офицера.