Ярмарка невест - Герн Кэндис. Страница 2

– Восемь фунтов! – ответил жестянщик.

– Восемь фунтов десять! Женщина стояла на старой каменной площадке, неподвижная и словно застывшая. Голова ее была опущена, край капора отбрасывал густую тень на лицо. Несмотря на кажущуюся неподвижность незнакомки, Джеймс заметил едва уловимое напряжение плеч при каждом выкрике предлагаемой цены. Женщина напоминала Джеймсу солдата, которого секут за какое-то незначительное нарушение, а он стоически сносит каждый удар плетью.

Позади незнакомки Джеймс увидел хорошо одетого молодого человека, стоящего рядом с Джадом Моуди. Глаза молодого человека были широко раскрыты, по-видимому, от страха. Он вглядывался в толпу, потом буравил Моуди безумным взглядом отчаявшегося человека.

– Смелее, парни! – крикнул старый Моуди толпе и кивнул в сторону молодого человека. – Она чужая здесь и все такое прочее, даже, может быть, пришла издалека. Но она не какая-то шлюха подзаборная, она знатная дама, говорю я вам. Так притворяться невозможно. Это въедается до мозга костей. К тому же она жена джентльмена. Она стоит дороже, чем несколько фунтов, ей-богу. Давайте настоящую цену, разумную цену.

– Тогда дай нам как следует посмотреть на нее! – раздался мужской голос.

Старый Моуди потянул за ошейник, повязанный вокруг шеи женщины, и голова ее ненадолго поднялась.

– Ну-ка, милочка, покажи им себя хорошенько, – сказал он.

Женщина выглядела моложе, чем ожидал Джеймс, ей было лет двадцать пять. Темные волосы едва виднелись под капором. Глаза тоже казались темными, хотя Джеймс не был уверен: он стоял слишком далеко. Женщина снова опустила глаза. Казалось, она была в ужасе. Нет, решил Джеймс, присмотревшись к ней повнимательнее. Страх лишил ее лицо красок, но в плотно сжатых зубах и в плечах, приподнявшихся, когда Моуди потянул за ошейник, был еще и намек на презрение.

Незнакомка дернула шеей и отклонилась назад, отчего Моуди закачался и на мгновение потерял равновесие.

«Молодец, – подумал Джеймс, – молодец».

– Посмотрите, какая женщина! – продолжал Моуди. – Красавица! У нее еще целы все зубы, – добавил он, хлопнув ее снизу по подбородку. – И молодая. Просто создана для того, чтобы согревать постель кого-то из вас. Гляньте сюда. – Аукционист отогнул плащ незнакомки и приглашающе провел рукой по ее платью спереди, где ткань лифа туго обтягивала грудь.

Джеймс сделал шаг вперед, как и Мэг Паддифут, которая отвлеклась от своего пшеничного пудинга, нахмурилась, погрозила аукционисту длинной деревянной ложкой и возмущенно крикнула:

– Эй, убери руки!

Однако хорошо одетый молодой человек уже оттолкнул руку Моуди.

– Не дотрагивайся до нее, – сказал он.

Ветром сдуло плащ с плеча женщины. Муж протянул руку и поправил его. Женщина вздрогнула от его прикосновения.

Как странно, думал Джеймс, что мужчина, бессердечно выставивший свою жену на продажу, как рабыню, хотя бы в такой мелочи проявляет уважение к ней.

– Ах, посмотрите, какая она леди! – сказал Джади. – Она заслуживает, чтобы за нее дали больше, чем жалкую горсть монет, и джентльмен знает это. Вы же не хотите, чтобы она досталась рябым желтокожим парням, не правда ли, сэр?

Муж уставился на Моуди, потом опустил глаза и покачал головой.

– Давайте, парни, – продолжал Моуди. – Кто хочет заплатить за то, чтобы взять в жены настоящую леди? Кто готов выложить двадцать фунтов?

– Двадцать соверенов? Это цена хорошенькой девочки для развлечений, а не для жены!

Толпа разразилась смехом.

– Тогда купи ее себе для развлечения, Нат, – отозвался старый Моуди.

Нат Спраггинс глупо ухмылялся, в то время как другие мужчины ободряюще хлопали его по спине.

– Не-е, моей жене это не понравится, – ответил Нат под общий смех.

– Конечно, не понравится, – отозвалась стоящая рядом миссис Спраггинс. – У тебя, Натти, по ночам не хватает сил вспахать свое поле, куда уж тебе лезть на чужое.

Смех стал еще громче.

– Лучше найди холостяка, Джад Моуди, – раздался женский голос. – Ни одной жене это не понравится, не только Хилди Спраггинс.

– Давайте же, холостяки, – продолжал Моуди. – Кому из вас нужна красивая молодая жена? Уже распечатанная этим милым молодым человеком. Думаю, она умеет ублажить мужчину в постели. Не так ли, сэр?

Молодой человек сердито посмотрел на Моуди, потом отвернулся и ничего не сказал. Ублюдок.

– Даю десять фунтов!

– Чили Краддик, не надо оскорблений. Чтобы настоящая леди грела тебе постель и ублажала тебя за какие-то жалкие десять соверенов? Не смеши меня! Честное слово, она стоит по крайней мере столько же, сколько твоя лучшая лошадь. Ну, да ладно... Кто еще предложит цену? Давайте, парни, шевелитесь! Назовите мне настоящую цену. Кто даст двадцать монет?

– А почему он ее продает? – раздался сквозь гам мужской голос. – Может быть, она ведьма или у нее что-то не так? Почему этот парень так хочет от нее избавиться?

– Ты, Джакоб, знаешь, как это бывает, – ответил Моуди. – Если каждую ночь у тебя одна и та же женщина, она надоедает. Хочется разнообразия и все такое. Так что этот милый джентльмен хочет отдать ее вам за хорошую цену и осчастливить одного из вас. Так кто же будет тем счастливчиком?

Джеймс нахмурился, услышав непристойность. Однако он был еще большим ублюдком, чем негодяй муж, так что неудивительно, что ему в голову пришла грязная мысль.

Джеймс внимательнее присмотрелся к привязанной женщине. Действительно ли она знатная дама? Женщина его круга? Он никогда не слышал, чтобы дворяне продавали жен. Муж выглядел богатым, хорошо одетым. Держался он скромно, даже немного скованно.

Каким человеком надо быть, чтобы сотворить такое с собственной женой? Как он может так легко отказаться от нее, прилюдно унизить? А как же его клятвы? Честь?

Джеймс внезапно опомнился, пораженный нелепостью своих суровых оценок, и невесело усмехнулся. Кто он такой, чтобы судить о чести мужчины? Какое он имеет право осуждать другого мужчину за его отношение к жене? Что из того, что молодой человек собирается походя бросить ее? Что из того, что он ее публично унижает? Что из того, что он глуп и не понимает, как повезло ему, когда она ему досталась, и как пуста может быть жизнь мужчины без жены? Ну и что? Все это не имеет к Джеймсу никакого отношения и его не волнует.

– Может быть, Большой Уилл? – раздался женский голос. – Он хоть сможет попользоваться женой, ведь его наверняка никто больше не захочет!

Толпа опять взорвалась хохотом. Джеймс заметил внезапное движение на противоположной стороне площади, где стоял громадный Уилл Сайке, кузнец Ганнислоу, и глазел на женщину, которую держали на ошейнике. Его мускулистые, до плеч обнаженные руки, поросшие черными волосами, покрытые сажей, жиром и бог знает чем еще, были сложены на могучей груди.

– Ну как, Большой Уилл? – спросил Моуди, когда несколько мужчин вытолкнули вперед огромного детину. – На какую глупость ты опять потратишься? А здесь милая, мягкая женщина ждет не дождется твоих нежных ласк.

Кузнец, разинув рот, уставился на молодую женщину. Большой Уилл Сайке всю жизнь жил в Ганнислоу и всегда был хорошим кузнецом, но его рост, недостаток ума и своеобразное представление о чистоплотности много лет делали его мишенью для шуток местных острословов. Женщины издалека его дразнили, но близко ни одна не подходила.

– Что скажешь, Уилл? – начал его обхаживать старый Моуди. – Наконец у тебя будет своя собственная жена. К тому же настоящая дама.

Большой Уилл облизнул губы, и у Джеймса свело желудок. Было ли ему жаль женщину? Заинтересовала ли она его? Нет. То, что с ней происходило, его совсем не касалось. Ему безразлично, что молодой муж оказался первостатейным хамом, который позволил этому огромному слюнявому животному с вожделением смотреть на свою жену и был готов передать свою ответственность за нее тому, кто больше заплатит. Был ли Джеймс так уж уверен в своем чувстве чести? Верил ли он действительно, что сам не был способен на подобную подлость?