Ярмарка невест - Герн Кэндис. Страница 40

Только чисто мужская тупая заносчивость была причиной его дурной репутации. Однако ей ничто не помешает попытаться восстановить то, что разрушалось в течение долгих шести лет. Это будет не так уж трудно, потому что она ходит по деревням со своими травами и снадобьями. Местные жители приняли Верити, и она верит, что ее уважают. Она начнет говорить с ними о Джеймсе. По словечку то тут, то там, и со временем ее слова пустят корни и уничтожат старые неприязненные чувства, которые, как сорняк, распространились по округе.

Верити закончила плести косу, сняла нижнее белье и натянула ночную сорочку. Когда она наконец снова Легла в постель, плакать ей почти не хотелось. Она отодвинула от себя все, что сегодня произошло, и приняла решение: хотя она не может дать Джеймсу то, что ему нужно, она в состоянии ему дать свою дружбу и его репутацию.

Джеймс сидел на краю кровати и маленькими глотками пил особый кофе, приготовленный Лоббом. В голове пульсировала боль, и Джеймс сильнее, чем когда-либо, ощущал похмелье. Похмелье, угрызения совести, ненависть к самому себе. Все это усиливало действие вчерашних возлияний.

Он надеялся спиртным заглушить отчаяние, которое чувствовал из-за того, что сотворил с Верити. Не помогло. Чем больше он пил, тем больше его охватывало отчаяние. Чем сильнее он пьянел, тем более красивой, сострадательной и страстной виделась ему Верити. К тому времени как Джеймс впал в беспамятство в своем кресле, он уже был болен любовью к ней.

При дневном свете он понял, насколько глупыми и слезливо сентиментальными были мысли в его пьяной голове. Он определенно восхищался Верити и страстно хотел ее, но его вина в том, что он сделал, была неимоверно велика. И было бы слишком безрассудно влюбиться в эту женщину.

Джеймс осторожно поднялся на ноги. Скрип кровати болью отозвался у него в ушах. Джеймс ухватился за спинку кровати, чтобы не упасть.

– У вас все в порядке, милорд?

Джеймс молча постоял, пока не утих звон в ушах, а пульсирующие удары в голове не превратились в слабый шум.

– Да, Лобб, – сказал он наконец. – Все хорошо. Только помоги мне, пожалуйста, одеться, а то я сегодня не очень твердо стою на ногах.

Джеймс умылся бодряще холодной водой, но когда начал бриться, Лобб забрал бритву из его дрожащих рук и сам побрил Джеймса. После этого, пока Лобб одевал его, Джеймс стоял, как тряпичная кукла, и придумывал, что он скажет Верити. Первый раз в жизни он собирался сделать что-то правильное и благородное. Он предложит ей выйти за него замуж, если это возможно, или по крайней мере что-то наподобие замужества, если законным образом это сделать будет невозможно. Может быть, он сумеет разыскать Гилберта Расселла и обсудите ним возможность развода. В любом случае Джеймс чувствовал обязанность и решимость связать себя с Верити, законным образом или как-то иначе, особенно если она забеременеет.

Когда Джеймс в конце концов спустился к завтраку, Верити уже была там. Как он и ожидал, выглядела она так, словно всю ночь не спала. Ее вид вызвал в нем новую волну отчаяния и такой глубокой ненависти к себе, какой он еще никогда не испытывал. Агнес тоже была здесь. Когда Джеймс сел напротив нее, та сердито глянула на него.

– Ужасно выглядишь! – бросила она. – Наверное, опять всю ночь пьянствовал?

– Доброе утро, Агнес, – сказал Джеймс. – Доброе утро, Верити.

Агнес фыркнула, а Верити кивнула, пытаясь выдавить подобие улыбки. Агнес разразилась речью о вреде пьянства и о том, что этим Джеймс вбивает еще один гвоздь в свой гроб с грехами.

Джеймс старался не слушать слова Агнес и позволил громыхающей у него в голове камнедробилке заглушить ее визгливый голос.

Съев полкусочка хлеба и выпив несколько глотков кофе, он встал, прервав Агнес на полуслове, и извинился. Перед тем как уйти, он повернулся к Верити.

– Мне надо с вами кое-что обсудить, – сказал он. – Не могли бы вы прийти в библиотеку, когда вам будет удобно?

Он чуть не прикусил себе язык. В библиотеку! Каким же чудовищем она будет его считать, если он заставит ее вернуться туда, где только вчера вечером она пережила катастрофу? Не успела Верити ответить, как Джеймс изменил просьбу:

– Нет, не в библиотеку. В старую гостиную. Я скажу Томасу, чтобы он затопил камин. Вы придете туда?

– Конечно, милорд, – ответила Верити без малейшего следа неловкости или колебания.

Впрочем, он никогда не видел, чтобы Верити прилюдно теряла самообладание.

– Скажем, через полчаса, хорошо? – спросила она.

– Как вам угодно.

Когда Томас растопил камин, Джеймс начал ходить взад и вперед по маленькой комнате. Старой гостиной пользовались редко, поэтому он обоснованно мог рассчитывать на уединение. Комната располагалась на втором этаже крыла с башней, к ней вела старая каменная лестница, ступени которой за минувшие столетия были выбиты посередине. Гостиная находилась в старой части дома, построенной в пятнадцатом веке, и в ее обстановке сохранилось много мебели эпохи Тюдоров.

Два ряда окон в северной и восточной стенах давали достаточно света во второй половине дня, но в это хмурое утро в комнате было темно и безрадостно. И холодно. Наверное, было ошибкой назначить здесь встречу с Верити.

Приход Томаса отвлек Джеймса от его мыслей.

– Здесь страшно холодно, и я принес побольше сухих дров для камина.

Джеймс повернулся спиной к камину, пока Томас занимался своим делом. Он не хотел провоцировать повторение приступа видом вспыхивающей лучины, но слышал потрескивание пламени и чувствовал тепло спиной. Когда рыжий юноша ушел, Джеймс снова начал мерить комнату шагами и бороться с искушением вытащить карманные часы.

Услышав наконец, что Верити идет, Джеймс перестал вышагивать и остановился спиной к огню, так что когда Верити вошла, он стоял к ней лицом.

Верити задержалась в дверях.

– Входи, пожалуйста, – сказал Джеймс, потом выдвинул один из стоящих у стены стульев с прямыми деревянными спинками и поставил его перед камином. – Садись к огню. В старых комнатах бывает холодно в это время года.

Верити посмотрела на стул, но ничего не сказала и не двинулась от двери. Проклятие! Надо было выбрать более подходящую комнату. Здесь не только холодно и темно, еще и мебель старинная и неудобная.

Верити сделала неуверенный шаг вперед и кивнула на стул.

– Вы присоединитесь ко мне? – спросила она. – Или собираетесь стоять? Мне было бы удобнее, если б мы оба сидели.

– Конечно, – сказал Джеймс.

Она не хотела, чтобы он нависал над ней.

Джеймс взял еще один стул и поставил его напротив первого.

Верити прошла к первому стулу и повернула его так, что он оказался спинкой к огню.

– Садитесь на этот, – сказала она. Затем подвинула второй сиденьем к огню в нескольких футах от первого и села.

Ее движение почти парализовало Джеймса. Он не сразу смог сесть, еще дольше готовился заговорить. Верити не дала повиснуть в воздухе неловкому молчанию.

– Я никогда не была в этой комнате, наверное, она очень старая. Только один раз я видела такие панели, обитые льном, в одном старом доме времен Тюдоров в Линкольншире. Он выгодно подчеркивает гобелены, не правда ли? У вас очень красивый дом, лорд Харкнесс.

«Хорошо, что она начала разговор с банальности».

– Ты действительно так думаешь? Тебе он не кажется темным и зловещим?

– Сначала казался, – улыбнулась Верити. – То же самое я думала и о вас.

Джеймс прижался к спинке стула. «Для вежливой болтовни это, пожалуй, слишком».

– Но с тех пор я обнаружила, – продолжала Верити, – что Пендурган не такой темный и зловещий, каким кажется. Точно так же, как и его хозяин.

– Верити... – недоверчиво покачал головой, затем поднялся со стула, слишком взволнованный, чтобы усидеть на месте.

Он опять начал расхаживать взад-вперед и ломать руки.

«Она делает его извинение еще труднее».

– Как ты можешь говорить такие вещи после того, что случилось вчера вечером?

Джеймс остановился перед Верити.