Ярмарка невест - Герн Кэндис. Страница 8

– Здесь на столе есть свеча, мэм, – сказал Томас, кивая на длинный стол у одной из стен. – В этих коридорах очень темно, поэтому лучше брать свечу.

Верити взяла свечу и зажгла ее, затем пошла за Томасом по темным коридорам. Наконец они поднялись по лестнице. Бедный лакей со своей ношей ворчал и тяжело дышал. Преодолев ступеньки, он остановился, чтобы перевести дух, после чего повел Верити еще по одному бесконечному коридору. Наконец они подошли к открытой двери.

– Сюда, – сказал он и отошел в сторону, ожидая, пока Верити войдет.

Она колебалась, не желая добровольно входить в комнату, которая может оказаться ее тюремной камерой. Заметив печальный взгляд Томаса, она расправила плечи и вошла в комнату. Лакей, быстро последовав за ней, со стоном поставил сундук в ногах кровати. Потом он начал разводить огонь в камине. Когда огонь загорелся и весело затрещало яркое пламя, Томас спросил:

– Вам нужно еще что-нибудь, мэм?

Верити осмотрелась. Все выглядело совсем не так, как она ожидала.

– Нет, – сказала она, делая невероятное усилие, чтобы ответить на вопрос слуги.

– Прекрасно, – отозвался Томас. – Здесь обедают в шесть, мэм. Сейчас около пяти, так что у вас есть возможность немного отдохнуть. Я позабочусь о том, чтобы к шести за вами кто-нибудь пришел.

Он поклонился и вышел из комнаты, притворив за собой дверь.

Верити со вздохом опустилась на край кровати. Спальня была удобная, хотя и старомодная. Мебель выглядела так, как будто ей было по крайней мере сто лет – тяжелой и темной. Кровать и окна прикрывали изысканные, вышитые шерстью на бледно-желтой ткани занавески. Низкий потолок, обитые гобеленом стены. Общее впечатление комната производила темное, но каким-то образом казалась почти уютной.

Однако из-за хаоса мыслей и чувств Верити была слишком возбуждена, и это лишало ее возможности отдохнуть. На первый взгляд тут нормальные слуги, ей предложили обед, старую очаровательную комнату – все это не соответствовало мрачному гранитному фасаду, жуткому холлу с оружием или загадочному хозяину Пендургана. Что же было настоящим лицом Пендургана? Какая судьба ожидает Верити?

Она несколько минут неподвижно сидела на кровати, слишком взволнованная, чтобы шевелиться. Сначала собиралась распаковать свой сундук, чтобы хоть чем-то заняться, отвлечься от событий последних нескольких часов, но распаковывать вещи было равносильно признанию своего поражения, равносильно тому, что она согласилась с этой чудовищной ситуацией. Сидя на кровати, Верити потеряла счет времени, в голове у нее не было ни единой мысли, она как будто ждала, чтобы кто-то пришел и сказал ей, что делать.

В конце концов она механически встала, развязала свой капор и положила его на кровать. Потом сняла промокший плащ и повесила его на стул возле камина. Она протянула руки к огню, чтобы согреть их, когда услышала, как у нее за спиной открывается дверь. Верити вздрогнула, выпрямилась и обернулась. В дверях она увидела темный силуэт. Это была женщина, высокая и худая, руки ее были скрещены на груди. Она вошла в комнату.

В свете камина Верити увидела пожилую женщину с узким лицом и седыми волосами, причесанными по моде тридцатилетней давности. На ней было надето простое черное платье из бомбазина безо всяких украшений, только по вороту шли сильно накрахмаленные кружева. Женщина производила одновременно странное и пугающее впечатление, и Верити уставилась на нее, как на привидение.

– Значит, ты та особа, которую он сюда привез, – наконец проговорила женщина.

Ее голос был пропитан презрением, глаза осматривали Верити с головы до ног самым оскорбительным образом.

Кто эта женщина? Если не принимать во внимание сказанные ею слова, то манера говорить была изысканной, без сильного корнуэльского акцента Томаса и мягкого – миссис Трегелли. Она явно не была прислугой: прислуга никогда не позволила бы себе такой дерзкий тон. Если, конечно, она обращалась не к другой прислуге. Это было возможно. Несмотря на удобную спальню и внешнюю гостеприимность слуг, Верити наверняка в конце концов станет прислугой. Но прислугой какого рода? Что она должна будет делать?

То, как нагло женщина разглядывала Верити, лишило ее сил. Она просто сидела и смотрела.

– Гм... Тебя нельзя назвать даже хорошенькой, – сказала женщина, острым взглядом охватывая намокший подол платья Верити и распрямившиеся от сырости волосы. Верити, не осознавая того, пригладила выбившиеся на висках волосы и спрятала их за уши.

Почему эту странную старуху волнует ее внешность? Может быть... может быть, в ее обязанности входит проверять, соответствует ли Верити той роли, для которой лицо и тело женщины имеют самое большое значение?

– Совсем не похожа на Ровену. Совершенно ничего общего. Вот она была красавица! – Женщина продолжала разглядывать Верити настолько назойливо, что та опустила глаза в пол. – Ну что ж, ты довольно скоро узнаешь правду о нем. – Она быстро повернулась и пошла прочь, черные юбки шелестели от ее резких движений. Дойдя до двери, она остановилась, оглянулась через плечо и сказала:

– И тогда, ей-богу, ты пожалеешь о том дне, когда приехала в Пендурган.

Верити опустилась на кровать и решила, что с нее достаточно. Ей надо выбираться из этого места. Любым способом надо бежать отсюда. У нее не было никого, кто мог бы помочь ей, так что она должна была сохранить спокойствие и все обдумать, не поддаваясь накатывающим на нее изнуряющим волнам беспомощности. Она не привыкла брать дело в свои руки, обычно позволяя другим управлять собственной жизнью: гувернантке, отцу, мужу.

Однако теперь она должна была сама взять на себя заботу о своей судьбе. Ей двадцать три года, она здоровая, благоразумная. Никогда в жизни она не страдала нервными припадками, не впадала в отчаяние. А теперь и вовсе не время уступать слабости.

Верити глубоко вздохнула, встала с кровати и направилась к двери комнаты. Может быть, женщина в черном заперла ее за собой? Была ли Верити узницей? Конечно же, была: она здесь оказалась против своей воли, не так ли? Вопрос только в степени ограничения свободы.

Верити схватилась за дверную ручку и повернула ее. Дверь отворилась... Верити облегченно вздохнула и шагнула в коридор. Он был освещен медными канделябрами, развешанными на стенах на некотором расстоянии друг от друга, и совсем пуст. Ее не заперли и не охраняли.

Бросив последний взгляд на безлюдный коридор, она спокойно закрыла дверь и прошла через комнату к окнам в дальней стене. Верити отодвинула тяжелую штору и глянула на улицу. Сумерки превратились в темноту, дождь барабанил по стеклам, не давая возможности что-нибудь рассмотреть. Но решеток на окнах не было. Совсем простые, со старомодными переплетами окна, обычные задвижки, назначение которых – удерживать рамы закрытыми от ветра и дождя. Рядом с окном даже оказалось большое дерево, до нескольких веток было очень легко дотянуться. Пожалуй, слишком легко. Может быть, она все принимает чересчур близко к сердцу, находя зло там, где его нет? Могло ли оказаться так, что в этом доме нет ничего необычного, что на самом деле она здесь в полной безопасности? В конце концов, если бы лорд Харкнесс действительно задумал причинить ей зло, он вряд ли предоставил бы ей возможность так легко бежать, он бы держал ее взаперти.

«Нет, нет и нет», – подумала Верити, внутренне встряхиваясь. Она не могла себе позволить успокоиться из-за отсутствия решеток на окнах и стражей у дверей или из-за веселого лакея и милой экономки. Она не должна поддаваться искушению поверить в свою безопасность. Это может оказаться хитростью. Ловушкой. Ловушкой, которая захлопнется, как только Верити успокоится, смирится, станет уязвимой. Нет. Она будет продолжать добиваться своего. Она уйдет отсюда. Если это возможно, то прямо сегодня вечером.

Верити вглядывалась в темноту за окном, в пелену дождя. Конечно, вид был такой же мрачный, как и из кареты, но Верити была готова смело встретить что угодно, лишь бы уйти из этого дома и освободиться от своего невыносимого положения.