"На синеве не вспененной волны..." (СИ) - "dragon4488". Страница 11
«Держи себя в руках, иначе лишишься его», — убеждал он себя, отводя взгляд от ширмы, где юноша переодевался, шурша одеждой. Однажды он почти нечаянно заглянул в узкую щелочку между стыками плотной ткани и огромным усилием воли подавил искушение откинуть цветную преграду в сторону, заключить юношу в объятия, покрыть его жаркими поцелуями, подарить наслаждение, которого тот не ведал, но — Данте больше в этом не сомневался — страстно желал. Габриэль был опытным соблазнителем, безошибочно угадывающим чужие желания, и он мог поклясться, что не раз замечал мелькающие в глазах этого невинного мальчишки отнюдь не благочестивые мысли. Но снова совершить ошибку художнику не хотелось, потому, как он ясно помнил испуг, застывший в голубых глазах. Неожиданно для себя, Габриэль осознал, что согласен еще немного потерпеть. Да что уж там, он будет терпеть до тех пор, пока Тимоти сам не определится и не решит, какая чаша весов должна перевесить — страх или желания. Но, пожалуй, он сойдет до этого времени с ума, так что не мешало бы ускорить процесс определения, а заодно спустить накопившийся пар.
***
Отдышавшись, Розалия откинула легкое одеяло, сладко потянулась и, приподнявшись на локотке, с интересом заглянула в задумчивые темно-ореховые глаза. Еще ни разу Габриэль не любил ее столь страстно как сегодня. Безусловно, он был великолепным любовником, виртуозно владеющим искусством плотских утех, но в этот раз он превзошел самого себя, заставив ее воспарить к вершинам наслаждения не единожды. В этот раз он не только брал ее тело, он сам полностью отдавал себя, любя ее то с невероятной, не свойственной ему нежностью, то со звериной страстью и… с плотно сомкнутыми веками. Данте не смотрел на нее, что было для него немного странно: обычно он не упускал возможности лицезреть ее наслаждение, упиваясь им с самодовольной улыбкой. Но не сегодня.
Розалия провела тонким пальчиком по припухшим губам художника и слегка нахмурилась. В момент страстной близости он был вовсе не с ней. Он был с иным человеком.
— Так ты уже соблазнил этого мальчика? — невинно поинтересовалась она, заранее зная ответ.
То, что Россетти попросил ее остаться, не утруждаясь скрыть намек и понизить тон, чтобы юноша не услышал его пикантную просьбу, сказало ей о том, что у прекрасного распутника до сих пор не получилось взять эту неприступную крепость, и он избрал другую тактику: решив поиграть на чувствах милого и невинного «Гавриила».
Данте вздрогнул, удивленно взглянув на нее, но тут же рассмеялся.
— Мадонна! Твой вопрос не просто неуместен, он — смешон! Я работаю, дорогая! И заметь, не над соблазнением мальчиков, а над спасением своей карьеры! — Габриэль поправил подушку и скептически приподнял бровь. — К тому же, с чего ты взяла, что я все еще хочу его?
Розалия покачала головой. «Потому что сегодня ты был не со мной. Ты был с ним, я это чувствую, дорогой Габриэль».
— Я может не сильно умна, но уж точно не слепа… Будь осторожен, Габриэль. Я — шлюха и совершеннолетняя, этот мальчик — ни то, ни другое…
— Ему семнадцать лет, Розалия. Не такой уж он и мальчик.
— Тебе не жаль его?
Россетти хмуро посмотрел на нее.
— Я не понимаю, о чем ты.
— Соблазнив Тимоти, ты не просто лишишь его невинности, ты — разобьешь ему сердце.
— О! — итальянец нервно рассмеялся. — Розалия, любовь моя, а ты не думала, что его невинный образ может быть напускным? Кто знает, какие черти скрываются за этим ясным взором?
— Ты знаешь, что я права и он чист, как младенец! — возразила девушка.
— В таком случае, ему бы не помешало немного повзрослеть и познать не только духовные наслаждения, но и физические, — произнес он и подмигнул. — Да, я его провоцирую и не вижу в этом ничего дурного…
— Ты разобьешь ему сердце, — повторила Розалия.
Данте фыркнул и отвернулся.
— Я больше не желаю об этом говорить, — прошептал он, глядя на огонек свечи.
Усмехнувшись, девушка поднялась и молча начала одеваться. Данте отстраненно наблюдал за ней сквозь ресницы, вновь вернувшись мыслями к белокурому юноше.
Уже в дверях, Розалия обернулась к нему и тихо повторила:
— Будь осторожен. Ты должен понимать, чем все может закончиться.
Он рассеянно кивнул и, как только закрылась дверь, упал лицом в подушку. Тимоти не желал покидать его мысли.
***
Задумчивый взор Тимоти был обращен в окно, за которым покачивал резными листьями старый клен.
Юноша смотрел, но ничего не видел, погруженный в свои мысли. Ему было над чем поразмышлять. Например, над причиной, заставившей неожиданно вспомнить о небольшом сонете Петрарки, который он когда-то тщетно старался перевести на свой лад, о котором забыл, недовольный результатом перевода, и который несколько мгновений назад ясно сложился у него в уме. Несмотря на все мучения и неудачи, терзающие его ранее, в голове вдруг щелкнул волшебный механизм, поставив каждую драгоценную деталь на свое место.
Данте — вот была причина, что вдохновила его.
Данте, который накануне причинил ему неожиданно острую боль, без тени смущения попросив Розалию остаться. Эта боль возникла где-то в груди, за мерно вздымающимися ребрами и поднялась выше, заполняя его своим ядом, вспенившись в уголках глаз, нестерпимо защипав их слезами глупой обиды. Но он сумел не показать своих истинных чувств и, с улыбкой попрощавшись с воркующей парочкой, ушел, высоко подняв голову. Россетти имеет право быть с кем хочет, а он… Наверное, он так и будет до конца жизни терзаться своей невыносимой робостью, обрекая себя на горькое одиночество.
Снова была бессонная ночь, наполненная бесплодными размышлениями, обидой и укорами самому себе. Но стоило ему утром войти в студию, как все душевные терзания развеялись, уничтоженные горящими карими глазами и солнечной улыбкой, и Тимоти ничего не оставалось, как признать — он готов простить обладателю этих сокровищ абсолютно все. За одну улыбку, за один взгляд.
О, эти глаза!.. Они оказались приговором его страхам и живительным эликсиром для его мечтаний и надежд.
— Габриэль… — позвал он, ощущая острую необходимость срочнейшим образом записать результат своего вдохновения, — мы можем сделать небольшой перерыв?
Итальянец вскинул на него удивленный взгляд — не далее, как полчаса назад они отдыхали, попивая освежающий лимонный напиток и слушая милую трескотню Розалии, которая беззастенчиво делилась пикантными подробностями отношений с новым престарелым кавалером, заставляя Тимоти не только безбожно смущаться, но и невольно посмеиваться.
— Что-нибудь случилось? Ты нехорошо себя чувствуешь? — поинтересовался Россетти, наблюдая, как расцветают ярким румянцем щеки юноши. — Можем закончить на сегодня… — он глянул на холст и вздохнул, — вообще-то, мы уже закончили. Остались мелочи, и ваше присутствие вовсе необязательно…
Габриэль почувствовал, как к горлу подкатил горький комок. Он, бунтарь, красавец и сердцеед не узнавал сам себя. Что с ним? Что он делает?!
— Нет-нет! — воскликнул Тимоти. — Это ненадолго. Мне нужно кое-что сделать… срочно.
Данте пожал плечами и кивнул, с легким недоумением проводив взглядом метнувшегося за ширму юношу. Еще больше недоумения отразилось у него на лице, когда Тимоти вернулся, сжимая в руке маленькую тетрадь, и робко попросил у него карандаш. Габриэль протянул ему остро заточенный карандаш и с улыбкой поинтересовался:
— Может, ты предпочитаешь писать пером? У меня есть и перо, и чернила.
Тимоти отрицательно покачал головой, не заметив веселой иронии, прозвучавшей в бархатном голосе.
— Благодарю, но все еще может претерпеть изменения, — он очаровательно улыбнулся, сверкая яркими глазами человека, которого посетило озарение. — Пером я запишу, когда буду уверен…
— Как пожелаешь… — пробормотал заинтригованный Данте, переглянувшись с Розалией.
Тимоти занял место на широком подоконнике низкого распахнутого настежь окна в другом конце студии. Пребывая в неудержимом творческом порыве, он совершенно позабыл о поведении своего коварного облачения — легкий шелк тут же затрепетал, подхваченный теплым ветром, предоставляя художнику возможность беззастенчиво рассматривать юное нагое тело. Но Тимоти уже ни на что не обращал внимания, всецело поглощенный вдохновением. Быстро записав переведенный сонет, он пробежал глазами по строчкам и счастливо улыбнулся. Пожалуй, можно было принять предложение Данте и воспользоваться пером.