"На синеве не вспененной волны..." (СИ) - "dragon4488". Страница 48

— Благодарю вас, мистер Россетти. Надеюсь, эта красотка станет вам достойным ужином.

— Несомненно, — кивнул Габриэль, поражаясь самому себе. — Погожий день сегодня будет.

— Весна в разгаре, сэр, — улыбнулся старик и вернулся к своим делам.

— Да, в разгаре…

Данте бросил взгляд на далёкий горизонт в жемчужной дымке и ощутил, как притихшая было тоска вновь стремительно наполняет его. Кажется, рано он поверил в перемены. Тяжело вздохнув, он скептически посмотрел на свою неожиданную покупку и поплёлся домой.

Скрипнув низкой калиткой, Габриэль оставил рыбу в прохладной тени крыльца, покосился на зашторенные окна и прошёл в небольшой сад, огороженный от чужих глаз каменным забором. Он сразу прикипел сердцем к этому пятачку, не блещущему особыми ботаническими изысками: несколько старых, раскидистых яблонь, кусты сирени и камелии, и небольшая зелёная лужайка с островками трогательных незабудок, вторую весну подряд неизменно напоминающих ему…

— Твои глаза… — прошептал Россетти, сбросил сюртук на покрытую росой траву, со вздохом опустился на него и, прикрыв ресницы, припал щекой к тонкому молодому деревцу.

Он сам посадил его прошлой осенью, почти не веря в то, что оно приживётся. Но оно прижилось.

Деревце почти отцвело, покрыв землю хрупким узором из бледно-розовых лепестков. Нежных и лёгких, как первый невинный поцелуй. Грустная улыбка тронула губы итальянца и тут же исчезла, сменившись гримасой страдания. Проведя ладонью по молодой гладкой коре, он не сдержал тихого стона. Скоро лето и созревшие сочные ягоды станут ещё одним ярким напоминанием о прошлом.

Сердце нещадно заныло, оно не желало забывать…

— Завтрак на столе, Габриэль…

Художник вздрогнул и быстро прикрыл ладонью глаза, пытаясь незаметно стряхнуть дрожащие на ресницах слезы.

— Я думал, ты ещё спишь, — предательски дрогнувшим голосом произнёс он и досадливо поморщился, понимая, что скрыть скользнувшие по щёкам прозрачные капли не удалось. — Прости…

— Все в порядке, не надо извиняться…

Тёплая рука ласково провела по его лицу, нежные пальцы осторожно вытерли мокрые следы, а мягкие губы коснулись виска.

— Знаю, что не надо, — прошелестел он и смущённо посмотрел в понимающие глаза, — Но ты уже должна была устать от всего этого…

— Но я не устала. Если только совсем немножко, — улыбнулась Розалия и присела рядом, положив голову ему на плечо. — Габриэль, Маньяк прав: больше года прошло, ты должен перестать губить себя и подумать о будущем.

— Я губил себя в Лондоне, здесь всё не так.

Розалия грустно усмехнулась.

— Да, здесь ты не убиваешь себя, но тихо угасаешь. Я волнуюсь за тебя… все волнуются.

Габриэль благодарно сжал её пальцы.

— Я признаю, что после… — он болезненно поморщился, — после всего, что случилось, я наделал ещё кучу ошибок, и сожалею обо всем, — тихо произнёс он и, почувствовав, как напряглась Розалия, добавил: — Кроме одного.

Девушка едва слышно усмехнулась:

— Ты считаешь это ошибкой?

— Я не знаю… Нет… Для себя — нет, но… Я до сих пор не понимаю, как у тебя хватило мужества согласиться, ведь быть со мной — весьма сомнительное счастье.

Розалия ничего не ответила, но этого и не требовалось — он знал, что прав.

Едва Габриэль вновь начал соображать, выдернутый из опиумного дурмана, Джон Рёскин настойчиво напомнил ему о своём втором совете. Он безропотно принял его. Как ни сильна была боль, как ни противилось растерзанное сердце, Данте понимал — сплетен стало слишком много и они были слишком грязны, чтобы он мог позволить своему патрону и другу запятнать имя, спасая репутацию такого беспутного протеже как он.

Розалия оказалась единственным вариантом, который Россетти мог рассматривать — бывшая любовница и верная подруга, она понимала его как никто другой. Оба знали, что их брак станет лишь благочестивым прикрытием, которое, скорее всего, не осчастливит ни одного из них. Но он сделал предложение, а она согласилась, сознательно обрекая себя на жизнь с полусумасшедшим художником, сердце которого ей не принадлежало. Они обвенчались уже здесь, в маленькой темной церквушке, свидетелями стали Фрэд и Эффи.

«Прости, но я не смогу стать для тебя…» — начал он, когда они остались наедине, отправив немногочисленных гостей спать.

«Я знала, на что шла», — перебила она и грустно улыбнулась.

***

Габриэль нервно мерял шагами студию, ежеминутно поглядывая на часы. Райли убедил его не появляться в таверне раньше назначенного часа.

«Не стоит приходить заранее. Будет лучше, если тебя увидит как можно меньше народу, ну, а вас с Тимоти вместе — вообще никто. Явишься ровно к восьми и сразу пройдёшь в комнату — бережёного Бог бережёт, Габриэль. Встретить ни тебя, ни его я не смогу — буду занят. Но мальчишку, если придёт, проводят к тебе, не переживай». Россетти нехотя согласился.

Стрелки часов ползли мучительно медленно, но, в конце концов, механизм тихонько звякнул, возвещая о семи тридцати пополудни. Итальянец схватил пальто, нахлобучил шляпу и, распахнув дверь, тут же столкнулся с Розалией. Невольно скривившись, он в досаде закатил глаза — объяснения с подругой, разумеется, не входили в его планы.

— О, дорогая… рад тебя видеть, однако прости, мне некогда, — скороговоркой произнёс он и попытался проскочить мимо, но девушка решительно схватила его за руку и с неожиданной силой втолкнула обратно.

— Куда ты собрался?

— Какого дьявола?! — возмущённо сверкнул глазами Данте. — Меня ждут Маньяк и Фрэд!

Уперев руки в бока, Розалия недобро прищурилась.

— Не лги, Данте, — спокойно сказала она. — Я видела Маньяка, он и Фрэд ужинают сегодня у Миллеса, а вот ты — отказался, сказавшись больным, поэтому я и решила тебя проведать. Но, как вижу, ты вполне здоров. Так куда ты собрался?

Габриэль бросил взгляд на часы и нервно выдохнул.

— Я передумал. Мне стало тоскливо и я передумал… Прости, но я опаздываю.

Он попытался обойти подругу, но Розалия не думала сдаваться.

— Никуда ты не пойдёшь, пока не скажешь правду! Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы не суметь прочесть в твоих глазах желание натворить глупостей!

— Это каких же?!

— Ты собираешься встретиться с Тимоти!

— Чушь! Я пообещал не подходить к его дому, и я сдержу обещание! — рявкнул Габриэль и попытался отодвинуть Розалию от двери. — Уйди с дороги! Чёрт тебя дери! Да что ты себе позволяешь?!

— Я твой друг и имею право! — размахнувшись, девушка влепила ему звонкую пощёчину. — Приди в себя, Данте! Вас предали, и ваши судьбы висят на волоске! Только твой волосок, оборвавшись, всего лишь вернёт тебя на землю, а вот Тимоти — сорвётся в пропасть! Ты этого хочешь?! Хочешь, чтобы он погиб?! Укроти хоть раз свой ужасный эгоизм! Отпусти его!

Прижав ладонь к пылающей щеке, Габриэль зарычал.

— Отпущу! Отпущу, чёрт бы вас всех подрал! — он оттолкнул Розалию и зажмурился, едва сдерживая слёзы. — Господи, отпущу, клянусь… но я должен попрощаться… ведь я люблю его! Пожалуйста, уйди с дороги! — отчаянно взмолился он.

— Нет, — девушка взяла в ладони его лицо. — Это не любовь, Габриэль. Это — страсть, а страсть губительна…

— Я люблю его… — упрямо повторил итальянец, позволяя горьким слезам просочиться сквозь сомкнутые ресницы, и обессиленно привалился к стене. — Будь проклят тот, чья мерзкая рука составила донос…

— Джимми… это сделал Джимми — бывший помощник мистера Тейлора.

— Откуда… — Данте вскинул на девушку ошарашенный взгляд, — Ах, да — связи…

Розалия вздохнула и пожала плечом.

— Мне попался очень болтливый полицейский. Габриэль… — она протянула руку, чтобы провести по спутанным кудрям и замерла, увидав всепоглощающий ужас, вдруг наполнивший раскосые глаза, — Габриэль?

— Мадонна… — художник смертельно побледнел, — я передал через него записку Тимоти… но ведь я не знал… Я не знал!

— Святая Дева Мария… Что в ней было? — девушка встряхнула его за плечи. — Постарайся вспомнить слово в слово, это важно!