Маулихакти или Вернись ко мне! (СИ) - Фролова Машенька. Страница 32

Вот интересно, а что бы сказал дядюшка Фрейд про такое? Во мне слишком много подавленного сексуального желания к кому-то из родственников? Поведение Хемаха, кстати, тоже лишнее напоминание о том, что я в собственной голове, а не в другом мире. Естественно, что в своих кошмариках я буду легендой и главный действующим лицом. Так что все идет правильно и в нужную сторону, все логично. Понять бы только, кого олицетворяют окружающие меня личности.

Если подумать, то Вео прекрасно подходит на роль подсознательной матери, хотя с моей мамой не имеет ничего общего.

Алан, наверное, мой внутренний ребенок или подавленный материнский инстинкт. Не просто же так я бросилась его защищать.

Хемах, с его вкрадчивым голосом и спокойствием танка прекрасно подойдет на роль отца, если бы он у меня был.

Лиамер похож на кавалера, ухажера, но с его манерами и каким-то немного детским поведением больше смахивает на моего брата. Никогда не думала, что мечтаю о брате, но хотела бы такого, как он.

Кезеф больше всего смахивает на олицетворение моего чувства юмора. Единственный, кто пробовал в моем присутствии шутить и иронизировать.

Эльфеныш — олицетворение сказки. Сейчас кажется смешным, как я вообще могла поверить в то, что где-то есть мир, в котором эльф может быть с вертикальными зрачками и кожей из золотого песка.

Ишима — тут все просто. Она единственная девушка моего возраста, и первая, кто проявил открытую агрессию. Фрейд назвал бы ее моими страхами перед дружбой. Подруг у меня и правда не было никогда, а те что были, быстро переходили в ранг знакомых, а потом и забытых личностей. Я плохо схожусь с людьми любого пола, но куда тяжелее именно с женщинами. И какое совпадение, что в моем сне именно девушка с крыльями первой усомнилась в моей честности, еще до того, как я рот открыла.

Остается два вопроса, к которым еще нет более или менее сносной гипотезы: откуда у меня столько боли? И что олицетворяет безликий?

С болью все ясно без слов. Кошмар должен пугать, вот он и пугает кровью и физической болью. Не удивительно, что раны так быстро заживают. Такая регенерация может быть только во сне.

С Дэмиандриэлем несколько сложнее. Он меня пугает больше, чем все остальное. И при этом у меня хватает мозгов, чтобы отмечать его хорошие поступки. Исходя из всей прочитанной мною литературы, я бы предположила, что он олицетворение моего настоящего отца, которого я не помню. Если Хемах мог бы быть прототипом того, каким я желала бы видеть своего родителя, то Дэмиан — мой реальный папочка. Отца я не помню и не уверена, что хотела бы помнить такого персонажа. Есть и более экстравагантная версия — безликий воплощает в себе мои представления о мужчине вообще, мои страхи. Сомнительно, но многие эскулапы согласились бы с такой версией.

Из невеселых размышлений меня вывела Веорента. Она поставила на стол глиняный горшочек приличных размеров и большую кружку уже знакомого мне успокоительного отвара. Я подняла на нее глаза и поблагодарила. Она ответила мне странным выражением лица, но ничего не сказала. В горшочке оказались овощи, по вкусу похожие на цуккини и мясо. Ела медленно и не разглядывая никого. Не хотелось открывать новую страницу своего сна, сначала надо поесть. Но, как бы долго не растягивалась трапеза, еда рано или поздно заканчивается. Я с сожалением отодвинула пустой горшочек и принялась за отвар. Он уже порядком остыл, и пить было намного приятнее. Сбоку нависла тень. По затылку прошлось уже знакомое мне чувство узнавания, я даже не удивилась.

— Что тебе, Лиамер?

— Как вы себя чувствуете, маулэя? — неуверенно ответили мне.

— Как это все скучно, не находишь? — спросила я.

— Что?

— Не обращай внимания, — отмахнулась я. — Это я так, о своем, ты мне все равно ничем не поможешь! Лучше подскажи, когда мы должны отправиться в Тимирай?

— Наставник говорил, что завтра… — совсем растерянно проговорил человек.

— Еще один день… — вздохнула я, все так же, не глядя на него. — Ладно, завтра так завтра. Как думаешь, мой юный друг, если я сейчас пойду к себе в комнату и немного посплю, это будет считаться бегством? Или кто-то из вас должен пойти со мной и проверить?

— Я… Маулэя… — судя по растерянной интонации, он не ожидал такого вопроса. Кажется, даже обиделся.

— Ясно! — я хлопнула ладонью по столешнице и поднялась на ноги. — Веорента, можно попросить твоей помощи?

Мы поднялись на второй этаж. Может быть, кто-то что-то и говорил, но за нами никто не пошел. Я помогла хозяйке перетащить все тазики, плошки и миски в купальню. Она призналась, что отвары, которыми меня отпаивали, и зелья не ее, а Дэмиана, поэтому я аккуратно складировала все флакончики на один столик. Пока я этим занималась, Вео поменяла постельное белье. Я разделась, ничуть не стесняясь никого, и залезла под одеяло. Веорента что-то спрашивала у меня, но я не отвечала или отвечала, но односложно. Навалилась апатия. Какой смысл говорить с порождениями моей же головы? Укрылась одеялом по самый нос и легко погрузилась в сон. Мой первый сон во сне.

Мне приснилось, как будто я в огромной пустоте, вокруг меня ничего нет. Есть только небольшой освещенный тусклым светом круг, в центре которого я сидела. А передо мной черное пламя. Ластится, струится, счастливо потрескивает и жмется ближе к сердцу. Я с ним играю, поглаживаю. Прошу стать то больше, то меньше. Внезапно нашу идиллию прерывают два голоса:

— Только не говори, что еще сомневаешься, — голос недовольный, похож на тембр Хемаха. — Какие еще чудеса тебе нужны, чтобы ты убедился?

— Мы потеряли слишком много, друг мой, чтобы вот так просто принять в свои ряды нового члена! Я не собираюсь верить всему, что вижу!

— Она маули! Одна из нас, в этом нет сомнений ни у кого, кроме тебя!

— Мне плевать, кто она, потому что и маулихакти может предать!

— Она дважды спасла твою жизнь, и ты еще смеешь сомневаться в ее преданности нам?

— У нее не было выхода! По-другому она просто не могла поступить!

— О чем ты?

— Любой из нас убил бы ее, вздумай она хотя бы подумать об угрозе нашим жизням! Если она подослана, то будет делать все, чтобы втереться к нам в доверие!

— А если нет! Дэмиан, задумайся хоть на мгновение! Если она чистокровная маули, то это значит возрождение Истинного Совета! Это возрождение нашей расы! Может, даже возвращение правящей ветви! Если она единственная, последняя, то мы просто обязаны беречь ее, а вместо этого мы держим ее здесь и пытаем! Это преступление!

— Я не пытал ее! — устало парировал безликий.

— Только вот мне не нужно говорить этого! Я лучше других знаю, как ты умеешь проникать в сознание! Ты выпотрошил ей душу и все равно сомневаешься, почему?

— Да, потому что не увидел там ничего!

— В смысле?

— У нее нет воспоминаний о детстве, юности, о тюрьме, если ее держали в плену. Ничего! Ее словно и самой нет, понимаешь? Я никогда такого не видел! — наставник примолк, а потом совсем тихо добавил — Там одно черное пламя, Хемах! Словно и нет там уже души… Я видел только пустоту и огонь, будто в бездну заглянул. Оно кралось ко мне, уже подумал было, что она вспыхнет и сгорит у меня на руках, но вместо этого она вдруг сжалась в клубок, застонала и рухнула. Я ничего не понял сначала, но потом она проткнула себя…

— Думаешь, она испугалась, что пламя вырвется? — растерянно уточнил уфир.

— Не знаю, но чтобы это ни было, уверен, она не маулихакти.

— Да с чего ты это взял?! — взвыл Хемах. — Она просто больна, и больна уже долгое время. Но ее хворь не повод отворачиваться от нее! Дэмиан, ты всегда был жесток, но честен. Что с тобой творится? Ты сам на себя не похож с тех пор, как ее увидел…

— Да потому что я уже видел такое! — выкрикнул голос безликого, и черное пламя взвилось на высоту моего роста, словно хотело закрыть от его слов и злобы. — Очень много лет назад я видел маули, которая управляла черной магией. Я видел, что она не излучает ничего, кроме пустоты и пламени самой бездны… — его голос стал еле слышен.