Дочь двух миров. Испытание - Чиркова Вера. Страница 9

Свежий воздух обдал вспотевшее лицо, принося облегчение и покой, и я наконец поверила в невероятную догадку. Никто меня душить не собирался, это выросли мои собственные локоны.

С невероятной, прямо-таки космической скоростью, которой и близко не наблюдалось, когда я сбрасывала шерсть в подвале Беса. Там у меня за ночь вырастало всего около сантиметра, и по двору можно было ходить только в косынке или панамке. Благо забор дед поставил высокий, иначе соседи поумирали бы от любопытства.

А сейчас, откинув назад густые, полузапутанные пряди, я обнаружила, что они уже опускаются ниже лопаток. И, как назло, нигде не завалялось ни расчески, ни заколки или хотя бы резиночки. Хотя это как раз понятно: если шеосс сбрасывает вечером шерсть, то рано утром снова влезает в зеленую шкуру, и никаких расчесок ему не нужно. Но судя по тому, как запущен дом, хозяйка чаще ночует на дубе, а не тут. А там ей шерсть сбрасывать незачем.

Некоторое время я бродила по дому, ища хоть какую веревочку, но так ничего и не нашла, только теперь обнаружив, что с тканью здесь напряженка. Не нашлось не только полотенец, салфеток и простыней, но и одежды. Занавесок не было изначально, судя по отсутствию гардин или хотя бы гвоздиков, на которые они бы вешались. В результате я оторвала полоску от собственной рубахи, и это далось очень нелегко: домотканое полотно намного прочнее родного трикотажа и тем более ситца, а ножниц и ножей тоже нигде не обнаружилось. Идею отрезать полоску ткани магией я сразу отбросила как безумную и опасную. Может, мне и удалось бы снова вызвать огонь, но вряд ли получилось бы провести им по ткани, как лазером. Скорее всего сожгла бы и единственную одежку, и дом, ведь тушить его некому.

Поневоле пришлось идти в лабораторию, брать тупой колун и, используя дедов метод, пробивать ткань, положив ее на лезвие и постукивая молоточком. На это ушла уйма времени, и не будь у меня профессиональной выдержки, бросила бы эту затею через пару минут. Но работа с камнями невольно учит терпению, настойчивости и вдумчивости. А еще аккуратности и осторожности, ведь отпиленный кусочек кристалла назад не приставишь. Поэтому в результате каторжного труда я все же получила неказистую сероватую ленту и гордо вплела в еще подросшие волосы.

Потом умылась и отправилась обедать, решив, что заслужила порцию грибов. Но войдя в кухню, замерла от неожиданности. На столе стояли миска и кувшин и лежал хлебец. Несколько минут я недоверчиво рассматривала этот натюрморт, потом все же шагнула поближе и коснулась хлеба рукой. Он был еще теплый. Значит, кроме меня, тут есть еще кто-то? И этот кто-то видел, как я целый час разгуливала по дому в одной юбке? Хотя и натянула ее повыше, как платье без плеч, но здесь такое считается признаком распущенности.

Или это какая-то магия?

Хотя при чем тут «или»?

Разумеется, магия, она здесь везде, и вот это мне как раз понятно. Неясно другое – почему Бес так мало об этом рассказывал? Боялся испугать или, наоборот заманить сладкими сказками, а потом выслушивать мои упреки?

Под эти размышления я приговорила и хлеб, и творожок с медом, оказавшийся в чашке. Встав из-за стола, убрала в сторонку грязную посуду. Поискала тряпицу, стереть нечаянно оброненные крошки и капельки меда, но не нашла. Не придумав ничего оригинальнее, смочила водой ладошку и тщательно протерла столешницу.

И озадаченно присвистнула, обнаружив четко выделяющееся на темном фоне светлое пятно. «Бедный шеосс! – невольно посочувствовала я. – Целый день ходит по лесу в зеленой шубе, сажает деревья, таскает во рту какие-то камни, а к вечеру так выматывается, что не хватает сил убрать свой дом». Хотя он тут скорее и ночует-то от случая к случаю, кое-как перебиваясь в растущих на дубах шалашах. Безо всяких удобств, без чистого белья и горячей еды. А вот теперь вернется и поймет, на каком грязном столе ему приходится обедать, когда он сюда добирается.

Ладно, делать мне все равно нечего, не оставлять же стол в таком виде. Я сходила к источнику, принесла клочок мха и кувшин воды, налила в миску и принялась драить столешницу, искренне жалея, что не удастся таким способом вымыть пол и окна.

Через полчаса дерево светилось как новенькое, а я, выплеснув в окно воду, вернулась в свою комнату. Мне хотелось проверить, не появилось ли в сундуке чего-нибудь подходящего на роль полотенца. Но там лежала лишь еще одна рубаха, и я снова пожалела бедную женщину, у которой нет не только мягкой ночнушки, но и обычных простыней, полотенец и занавесок. Хотя рубаху все же взяла, ей можно вытереться и обернуть волосы, а потом высушить.

Затем я направилась в подвал: теплый родничок меня очаровал, и сегодня хотелось поплескаться там подольше. Тем более шеосса обещала одежду – вдруг придется срочно куда-то ехать? На всякий случай лучше быть наготове.

Купалась я почти час, наслаждалась текущей по телу теплой водой и попутно изучала пещерку. Сегодня здесь почему-то стало светлее, и я заподозрила, что свет попадает из какого-то незаметного оконца на потолке, но сколько ни смотрела – ничего подобного не нашла. Зато обнаружила во мху грибы, росшие в небольших расщелинках и нишах. Они были очень похожи на те, какие я ела на завтрак, и запах тот же, значит, это шеосс специально их выращивает. Ничего не скажу, удобно. В любое время как захотел грибочков – полез в подвал и нарвал.

С неохотой выбравшись из-под необычного душа, я неторопливо оделась, замотала голову рубахой и распахнула дверцу, за которой начиналась ведущая наверх, на первый этаж, неказистая, темная, как все в доме, лесенка.

Поглядела на нее, чувствуя, как сердце обдало тревожным холодком, секунду посомневалась и снова захлопнула дверцу.

Минут десять стояла, крепко прижав ее к раме трясущимися руками, и никак не могла понять, что здесь происходит. И понемногу пыталась уговорить себя успокоиться, открыть все-таки дверь и сходить посмотреть… возможно, мне все это просто почудилось. Ну не бывает в жизни таких совпадений, а вот галлюцинации, наоборот, бывают, и очень часто. И вполне вероятно, это я надышалась в баньке грибным духом, вот и вижу не реальность, а мираж, навеянный тоской по миру, который привычно считаю родным.

Собрав всю силу воли, а заодно смелость и здравомыслие, снова открыла дверь и еще раз внимательно оглядела ступени, начиная подозревать, что где-то в своих логических рассуждениях делаю фатальную ошибку. И это все же не мираж, а нечто иное. Но пока ясно лишь одно: оно реальное, и никуда мне от этого не деться. Значит, нужно идти вперед и проверить все возникшие у меня версии, быть может, хоть одна окажется верной.

Я осторожно шагнула на первую ступеньку, выкрашенную светло-коричневой краской, знакомой до боли, до слез, постояла и шагнула выше. И еще, и еще… каждый раз ступая как по битому стеклу.

Оклеенные светлыми обоями под плитку сенцы, деревянная вешалка в углу и старое зеркало в простенке, кованая полка-скамья для обуви… все точно такое, как в доме Беса.

И видеть это нестерпимо горько и обидно, так как домом деда это помещение все-таки не являлось.

Не висела на вешалке его ветровка, не стояли на полочке повседневные галоши и резиновые сапоги. И большого яркого календаря на стене тоже не было, как и множества других, не менее знакомых вещей, неизменно стоявших и висевших на своих местах. Бес обожал порядок и никогда не разбрасывал вещи где попало.

Только поэтому, немного придя в себя, я не ринулась к окну смотреть, что за ним, соседский дом или лес синих дубов, а медленно прошла на кухню, гадая, изменилась она или нет. И снова замерла на пороге, изучая новый интерьер и находя очередные несовпадения.

И с кухней в доме деда, и с прежней непритязательной обстановкой шеосса. Или нужно говорить – шеоссы?

Мимолетная мысль мелькнула и пропала, пока я изучала кухню и радовалась. Первым делом заметила скатерть в синюю клетку и точно такие же занавесочки на окне. Я сама привезла их Бесу, выслушав строгий наказ не покупать ничего цветастенького, лаптастенького и красно-оранжевого. И теперь они висели тут, наполняя мое сердце печальным теплом и тоской.