Противоречия любви (СИ) - "Ка Lip". Страница 30

— Переживаешь? — Гер вскользь бросил взгляд на Ковало, видя, что он действительно переживает за него. Наверное, это единственный человек в его жизни, который искренне за него переживает. — В кармане пиджака оставил, я его еще в самолете отключил и забыл включить.

— Я сейчас принесу пиджак из твоей комнаты, — Ковало двинулся в сторону выхода.

— Пиджак в комнате цыганки.

Услышав это, Ковало сделал вид, что в этом нет ничего удивительного. Зайдя в ее комнату, он увидел, что вчера здесь бушевали нешуточные страсти, судя по разворошенной кровати и валяющемуся на полу пиджаку Полонского.

Все это время Гер так и сидел на диване нервно куря, отпивая уже остывшей кофе и смотря перед собой невидящим взглядом.

— Держи.

Взяв телефон из рук Ковало, Гер включил его и, дождавшись, когда он активизируется, посмотрел пропущенные вызовы. В основном это были звонки Ковало и еще пара звонков из Питера. Затем он нажал на запись автоответчика. Ненастоящий голос произнес:

— Дара на остановке около Авдеевки, двадцать третий километр. Это говорит доброжелатель.

Гер несколько раз прокрутил эту запись. Наконец Ковало произнес:

— Поехали.

После звонка маме Розе стало легче. Теперь нужно ждать. Дара вообще не знала, где она и насколько далеко от своего дома. Поэтому сколько до нее будет ехать отец, она не предполагала даже примерно. Хотя надеялась, что он приедет быстро, и ей не придется его очень долго ждать. Эта папка с важными для всех них документами согревала ее, и она только сильнее прижимала ее к себе.

Дойдя до остановки, Дара села на пыльную скамейку и откинула спутанные волосы назад. После этой ночи у нее не было возможности их расчесать, да и непросто это, особенно, когда волосы вьются крупными локонами, да еще и такие длинные. Дара попыталась пальцами продрать спутанные пряди и привести их хоть в какой-то порядок, затем снова закинула локоны за спину и стала ждать.

В ожидании есть время подумать. Рой мыслей обо всем произошедшем пронесся в ее голове. Она вспоминала слова о важности этих бумаг и понимала, что поступила правильно. Правильно, что обманула Полонского и выкрала бумаги.

Дара перевела взгляд на пыль под ногами и мыском парусиновой туфельки пнула лежащий под ее ногой камешек.

Она обманула его этой ночью… или это не было обманом — то, что между ними было. Или сначала был обман, а потом все пошло не так… Дара задумалась, понимая, что совсем запуталась. Она вспомнила эту ночь, глаза Гера и то, как он менялся. Его руки, нежность, которой она раньше не знала, и то, что она почувствовала в этой близости. То, что испытало ее тело… Ведь она не знала, что может быть так упоительно сладко. Все произошедшее ночью было непонятно и необъяснимо. Она не узнавала Гера, и не узнавала себя. Почему она чувствовала все это? Ведь Гера она ненавидит за все совершенное с ней. Он бил ее, насиловал, разрушил ее жизнь, и она точно знает, что ненавидит его. Так почему эта ночь все перевернула, и теперь невольные слезы катятся по ее щекам? Она точно знает, что все сделала правильно… Тогда почему эта тупая боль внутри? Почему так мерзко от осознания, что Гер решит, что она лгала ему этой ночью. Почему ей так важно его мнение? И почему она хочет сказать ему, что да, она лгала, но потом… все, что было дальше, не было ложью. Это была пронзительная правда, когда она так хотела его.

Стерев очередную слезинку с глаз, Дара вспомнила свою маму — Лилю Серебренную. Она любила маму, но не могла ей простить того, что она бросила свою маленькую дочь и мужа ради другого человека. А теперь Дара поняла почему. То, что происходит между мужчиной и женщиной в ночи, — это и есть правда, и все остальное уже неважно. Соединение двух тел и двух душ в единое целое. То, что их соединяет, и есть любовь.

— КамАм, — произнесла Дара слово "любовь" на своем языке. — Мамочка, прости, что осуждала тебя. Я теперь знаю, почему ты так поступила…

Дара стерла ладошками слезы с глаз, зная, что за ночью приходит день, и то, что было между ней и Гером ночью, нужно забыть навсегда.

ГЛАВА 15

Из размышлений Дару вывел скрип тормозов. Она подняла глаза и увидела, как у обочины припарковались несколько машин. Вышедшие из них парни в костюмах не оставили у Дары иллюзий, кто они и зачем здесь. Мысль о том, чтобы бежать, ворвалась в ее сознание, но она поняла, что уже слишком поздно. От них ей не убежать.

Дара так и сидела на скамейке, прижимая к груди папку с бумагами. Она видела, что дверь одной из машин открылась, и из нее вышел Полонский. Их глаза встретились. В глазах Гера был лед и презрение. Дара проглотила слюну, чувствуя, что ее сердце сейчас готово выпрыгнуть из груди, так сильно оно забилось. Как будто хотело бежать так же, как и она. Только можно ли убежать от себя?

Гер медленно подошел к ней, продолжая ее рассматривать. Рядом с ним, как всегда, был Ковало, остальные их люди рассредоточились по периметру остановки. В этом месте за все время даже и народу не было, всего лишь одна бабушка сошла с автобуса и поковыляла в сторону проселочной дороги. Поэтому Дара на остановке была одна, а проезжающие мимо редкие машины, наоборот, набирали скорость. Она понимала, что спасения ждать неоткуда.

— Я приехал забрать то, что ты украла, — холодно произнес Полонский, — цыганка-воровка, как все прозаично. Кстати, я не проверял, может, ты еще и по карман полазила: деньги, часы, украшения. Что ты привыкла воровать? Мне сказать, чтобы тебя обыскали, или сама все отдашь?

Слова, как пощечины, хлестали по щекам. Было безумно больно и обидно, тем более Гер все это произносил четко и громко, и парни в черных костюмах слышали это. Даре хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Хотя она знала, что все не так. Она не воровка, она забрала то, что украли для Полонского, то, что принадлежит ее отцу. И она никогда не воровала, хотя знала, что такое мнение о цыганах у всех. Только сейчас ей не было дела до мнения всех. Ей было важно его мнение, и она понимала, как больно его слышать.

— Я забрала то, что принадлежит моему отцу, — она постаралась, чтобы ее голос не дрогнул. — Эти бумаги — его. Больше ничего у тебя я не брала.

— Прекрасно, что ты при всех созналась в воровстве. Знаешь, вообще-то неважно, для чего человек ворует. Ты обычная воровка, лживая и продажная. И к тому же интриганка, впутала в свой побег Леру. Кстати, твоя вчерашняя комедия по моему соблазнению мне понравилась. В целом актриса из тебя никудышная, но обслужила ты меня неплохо…

— Замолчи, — Дара чувствовала, как горят щеки. Как же можно говорить это при всех? Она этого не понимала.

— Почему я должен молчать? Ты легла под меня, чтобы своровать эти бумаги. Знаешь, я привык называть вещи своими именами.

Дара понимала, что он прав. Да, все именно так и было, да только не так. Только сейчас было так больно слышать все это, и еще вспоминать эту ночь. И больно понимать, что она не лгала Геру, чувствуя его в себе. Неужели в этот момент можно лгать? Неужели он не чувствовал то же? Как же хотелось закричать. Но она лишь произнесла:

— Эти бумаги моего отца. Я хочу вернуть их ему.

— Глупая, — Гер все это время сдерживал себя. Хотя нет, в словах он выплескивал свою боль, стараясь сильнее задеть ее. Он видел, как ей тяжело все это слышать при всех. И он пользовался этим, нанося удар за ударом. Но сейчас предел был достигнут. — Твой отец отказался от тебя. Ты для него никто. Он выкинул тебя из своей жизни.

— Ты все врешь.

— Вру… знаешь, за слова нужно отвечать. Я привык отвечать за свои слова, а ты ответишь за свои, обвинив меня во лжи. — Гер перевел дыхание и сухо сказал: — Документы у нее отберите и в машину ее.

После этого Полонский развернулся и пошел к открытым дверям своего джипа. Сев на заднее сиденье, он закрыл дверь. Ковало, все это время молча стоявший рядом с ним, сел в джип с другой стороны.

Дару поволокли к другому джипу и пихнули на заднее сиденье. С двух сторон от нее сели два охранника.