Дама Пик - Мах Макс. Страница 17

Снятие мерок, выбор фасонов — без фижм, но, возможно, с корсетом, — и подходящих к ним тканей, кружев и фурнитуры заняли почти три часа. Все это время Теа была терпелива, но мало чем могла помочь. Современной моды она не знала, да и вкус у нее оказался совсем не развит. Зато, как вскоре выяснилось, женщина свободно говорила по-немецки и по-итальянски. Слушая ее, Август понимал, что все это она «вытащила» из Маргариты Броганцы, едва не «выпив ту досуха». Оставалось лишь догадываться какие еще знания и умения позаимствовала Теа у бывшей куртизанки.

Когда портной и его помощница уехали, Теа подошла к Августу почти вплотную, посмотрела глаза в глаза:

— Вы ведь понимаете, Август, что я держусь на одном честном слове? — спросила, не таясь.

— Вы сильная женщина, Теа, — мягко ответил он.

— Не могли бы вы распорядиться, чтобы мне приготовили ванну…

— Прикажите слугам, они все сделают. Ваши распоряжения — закон. Везде, кроме Старой башни, — объяснил Август.

— Отлично. Тогда, у меня есть еще две просьбы. Только не удивляйтесь! — попросила женщина с какой-то болезненной, вымученной улыбкой.

— Я к вашим услугам, — галантно ответил Август, и в самом деле, готовый ради этой женщины на все.

— Вы ведь курите? — неожиданно спросила Теа.

— Да, это так, — подтвердил Август, еще не зная, куда свернет разговор.

— Не найдется ли у вас запасной трубки?..

— Вы курите? — он был шокирован, вот что он чувствовал. Он, но не женщина.

— Иногда, — чуть пожала она плечами. — Очень редко. Сигарету или две. Но сегодня мне точно не помешает выкурить трубку… Сигарет же у вас еще нет?

— Что это такое? — переспросил Август.

— Я так и думала, — кивнула женщина. — Тогда трубка и немного вашего кальвадоса.

«Выпивка и табак… Чего еще она нахваталась у Маргариты? Или так снимают напряжение женщины ее мира? Женщины, уравненные в правах с мужчинами?»

— Хорошо, я распоряжусь, — сказал он вслух, отложив размышления на тему равенства полов до лучших времен. — Хотите, чтобы вам их принесли прямо в ванную комнату?

— Да, Август, это было бы замечательно, — кивнула Теа. — Мне надо прийти в себя…

На самом деле, Август понимал, какой душевный кризис переживает женщина, и, если немного алкоголя и табачного дыма помогут ей с этим справиться, он будет только рад. И ведь он не ханжа, а злой колдун. Так что он сразу же распорядился: маленький графинчик яблочного бренди и новенькая, не обкуренная трубка из вишневого дерева, заботливо набитая виргинским табаком. Все это было доставлено к большой медной ванне, в которую слуги натаскали из кухни горячей воды. Теа, как доложила Августу Маленькая Клод, действительно залезала в ванну в расстроенных чувствах. Плакала, ругалась по-французски и по-немецки, курила, пила кальвадос. И снова ругалась, но уже на каком-то другом, незнакомом языке. В себя она приходила часа полтора. Сначала, сидя в ванной, куда слуги трижды добавляли горячей воды. Затем у себя в спальне, стоя у открытого окна. А после, и вовсе, улеглась на постель и заснула, проспав обед и проснувшись лишь к позднему ужину.

За столом сидела хмурая. Разговаривала через силу. Аппетита тоже, как видно, не было. Попробовала то да се и остановилась на простой медовой коврижке. Зато вина выпила много — три бокала, даже не вспомнив о родниковой воде, специально для нее приготовленной на столе в хрустальном кувшине. Так что разговора не получилось, но назидания о вреде чрезмерности в употреблении крепких напитков, Август оставил при себе. Сам не без греха. Вон, как напился в вечер Великого Колдовства.

«Да, на трезвую голову я бы вряд ли решился, — честно признал он. — Но что сделано, то сделано, и, может быть, это даже хорошо, что я тогда был пьян…»

Увидеть чужое колдовство трудно, хотя и возможно. Легче просто почувствовать, но это, если вы развили свою восприимчивость к определенным составляющим гоэтии. И, разумеется, надо знать, на что «смотреть». Август был хорош на дистанциях до трехсот метров. Умел увидеть, как «оживает» заклятие или «работает» инсталляция. Иногда видел магические потоки «чужими глазами», но только тогда, когда сильное «возмущение» начинало влиять на кортеж. [16] Магическая эманация изменяла свою интенсивность и цвет… В общем, это легче было пережить, чем объяснить словами. Однако Теа на такой уровень силы не выходила, и Август мог только гадать, что и как она делала. А делала она крайне странные вещи. Например, неосознанно внушала слугам то, к чему интуитивно стремилась, как произошло с той же Клод, которая разом забыла, что Теа не всегда умела говорить по-французски. Но чаще у Теа получались совсем не то, на что она рассчитывала. Как, например, тогда, когда место того, чтобы зажечь магическим посылом свечу, она превращала в угольную пыль дрова, сложенные в камине.

Тут все было неправильно. Отчего именно дрова в камине, а не портьеры, скажем, или гобелен? Ведь Теа смотрела на свечу и, значит, направила силу не туда, куда надо. Одним словом, ошиблась. Однако и случайной такую ошибку не назовешь. Потому что раз за разом это был камин. И каждый раз приложенная сила должна была быть попросту огромной, и, значит, Август должен был «видеть» ее дурное колдовство. Но он его даже не чувствовал. И все-таки, лиха беда начало. Уже одно то, что женщина способна устроить такой реприманд [17] на седьмой день после воплощения, говорит о том, что она обладает незаурядным Даром и недюжинной обучаемостью.

Вообще — какой бы ни была, на самом деле, та, прежняя Теа, — нынешняя Теа демонстрировала отличную память, быстрый ум и великолепный интеллект. Ну, и поскольку Дар у нее все-таки был — и Дар немалый — будущее внушало Августу осторожный оптимизм. Осторожность же в суждениях основывалась на жизненном опыте и простой логике: Теа должна была не только стать собой, но и сделать это так быстро, как возможно. И это, не учитывая того факта, что она появилась здесь, в этом мире, волею случая, без всякого на то своего желания, и уж точно не по доброй воле. Она тосковала по оставленному, — и, по-видимому, навсегда — дому, хотя и пыталась это не афишировать, что тоже говорило в ее пользу. Плакала по ночам, ходила по временам смурная, чередуя тихую грусть и опасную мрачность, но ни разу не сорвалась на Августа, не прервала занятий, не проявила легкомыслия, выполняя те или иные задания. И это определяло многое в их отношениях, ее и Августа.

Теа мало что рассказывала о своем мире, о себе и своей семье. Слово здесь, фраза там. Случайная оговорка. Характер речи. Некоторые знания и взгляды. Августу было бы любопытно узнать об этом больше, но он себе это запретил. Хотел, но не мог спросить о ее прошлом, потому что не желал причинять Теа боль напоминанием об утраченном мире, о том, что она потеряла, оказавшись здесь, о тех, кого оставила там. А мир, ее домашний мир, был, судя по всему, чем-то совершенно особенным. Похоже, там не было магии, ну, или во всяком случае, так утверждала Теа. Так ли это на самом деле, однозначно сказать было трудно. Есть, нет, или, может быть, другая, иная, чем здесь? Но вот, что очевидно, науки там достигли небывалого расцвета, и Теа была одним из тех адептов, коим посчастливилось изучать эти науки в университете. Инженерные науки! Каково! Механика, оптика, математика и, наверняка, многое другое, что должен знать и уметь инженер. Август мог только надеяться, что когда-нибудь Теа все-таки сама расскажет ему о своем мире. Но пока этого не случилось, он склонен был проявлять максимальную деликатность и такт.

Впрочем, то же самое можно сказать и о его чувствах. С каждым днем, с каждым часом, проведенным вместе, Теа нравилась ему все больше и больше. Возможно, всего лишь сработал известный эффект «творца и модели». Может быть, и так. Однако Август догадывался, что происходящее не сводится к настолько простому объяснению. Все обстояло куда сложнее и оттого интереснее. Теа — красавица. Это факт, при том, что красота ее того типа, который действительно мог задеть Августа за живое, или, проще говоря, зажечь. Однако, когда такая красота сочетается с таким умом и таким характером, какие демонстрировала новая Теа, могли произойти любые чудеса. Случись это раньше и не с ней, он не задумываясь начал бы осаду. Собственно, так и случилось у них с Агатой. Однако в сложившихся обстоятельствах он не был уверен, что это уместно, и не смел даже намекнуть женщине на свои чувства, боясь разрушить хрупкую доверительность их отношений.