Эссенция пустоты (СИ) - Харт Хелег. Страница 37

— Какая жертвенность, — сказал двойник и замолчал.

Мне удалось продержать заклинание, наверное, пару часов, пока силы не стали заканчиваться. Нужно было оставить хоть какой-то резерв, поэтому я погасил подпитку.

Почти сразу же мои спутники стали просыпаться. Не сказать, чтобы они выглядели довольными, но я тешил себя надеждой, что кратковременный отдых позволил им хоть немного восстановить силы. На пронизывающий взгляд Литессы я ответил короткое:

— Потом.

Дождавшись, пока Лабиринт снова перемешает свои переходы, мы поднялись на ноги. Как и следовало ожидать, портал никуда не исчез, поэтому мы все по очереди шагнули в него, приготовившись к чему угодно.

— Вроде бы всё то же самое, — сказала Хелия, глядя на те же коридоры, ветвящиеся во всех направлениях.

— Прошлый участок тоже на первый взгляд был похож на предыдущий, — возразил Рэн.

— У меня для вас неутешительные новости, — сказал я. — Ни одно поисковое заклинание здесь не действует.

— И что будем делать?

— Идти и считать ячейки. В десятитысячной остановимся.

— Да сколько же нам блуждать по этой темноте? Так уже это осточертело!

— Что поделаешь.

Уже когда мы шагали по сюрреалистичным коридорам, мой воспалённый от бессонницы мозг, анализируя этот поход, заключил, что элементаль Тьмы и впрямь спрятался намного лучше, чем огненный. Он превратил себя в самое настоящее испытание, равных которому я, пожалуй, ещё не видывал. Здесь нужно было много думать, при этом обходясь без сна. Я уже плохо соображал и начал сомневаться во всех своих выводах, а потому искренне надеялся, что не ошибся в прогнозах насчёт четырёх дней.

Мы прошли около пятисот ячеек, когда Рэн вдруг сказал:

— Если я не ошибся, мы тут уже были.

— Неудивительно.

— Да нет, удивительно. Потому что раньше такой конфигурации поворотов я не видел.

Я, чувствуя, что мои предположения начинают сбываться, оглянулся на него:

— Хочешь сказать, стены сместились раньше времени?

— Что-то вроде того.

— Давай, скажи им, — присоветовало Отражение. — Обрадуй в очередной раз.

— Это четырёхмерный лабиринт.

Мои спутники замерли на месте.

— Как это?

— Это три предыдущих измерения плюс ещё одно. Для каждой ячейки существует своё измерение со своей конфигурацией лабиринта.

— И как его проходить?

— Не знаю.

— Я знаю, — вдруг сказал Рэн. — Если мы оказались в том же месте, где уже были, нужно попытаться пройти тем же путём.

— Бред.

— Вовсе нет. Физически мы на том же месте, но на карте лабиринта мы сместились в иное измерение. Соответственно, чтобы найти ещё одно новое измерение, нельзя возвращаться назад. Так мы постепенно пройдём все измерения, в одном из которых будет выход.

— Жизни не хватит, — сказала Литесса. — В кубе с ребром в двести ячеек есть прорва вложенных измерений. Если посчитать суммарное количество ячеек, получится…

— Шестьдесят четыре триллиона. Только учитывайте, что проходя из одной ячейки в другую, мы оставляем позади не одно измерение, а сразу восемь миллионов, — Рэн задрал голову, подсчитывая в уме: — Исключаем ячейки, являющиеся стенами — это где-то семьдесят процентов ячеек…

— Как сложно, — сказала пиратка, возведя очи горе. — Всё же намного проще! Если мы соблюдаем правила Лабиринта, он сам приведёт нас к цели. Разве нет?

Мы переглянулись.

— Дружище, вынужден признать, что в этот раз я больше верю женской логике, чем твоим сложным расчётам, — сказал я.

Пуэри только пожал плечами.

— Значит, просто идём и считаем ячейки.

Так и поступили. Этот переход я вообще запомнил очень плохо, потому что мозг уже наполовину отключился. Но шли мы в этот раз дольше — потому что заходили в тупики и возвращались порой на сотню ячеек.

Лишь остановившись в десятитысячной ячейке, я понял, насколько лучше поспать два часа, чем не спать совсем. Мои спутники выглядели значительно лучше. По крайней мере, так сказало Отражение.

И вот, спустя какое-то время, перед нами появился ещё один портал. Мне самому уже так надоели эти блуждания, что первым желанием было плюнуть в эту тёмную завесу и послать всё к Лукавому.

Но потом я глянул на двойника и вдруг вспомнил, как он вцепился в Гроггана: «Беги!». Вспомнил Кира, отдавшего жизнь, лишь чтобы открыть мне дверь и предоставить ещё один ничтожный шанс. Арджина, погибшего просто так… И сердце огненного создания, жестоко вырванное, выкорчеванное из груди рукой белоглазого. Вот что он делает. Вырывает сердце у целого мира лишь для того, чтобы воплотить в жизнь свои фантазии, одним махом убивая бесчисленное количество себе подобных.

После этих воспоминаний, ярких даже сейчас, при затуманенном сознании, сама мысль об усталости казалась кощунственной. Поэтому я, не говоря ни слова, поднялся и шагнул в темноту.

Это было похоже на нырок в тёмный водоём — то же ощущение погружения в текучую субстанцию с почти нулевой видимостью. Света моего люмика едва хватало на то, чтобы осветить радиус в локоть, и как бы я не увеличивал подпитку, лучи не могли пробиться дальше. Тьма здесь была намного сильнее любого света.

Я не видел своих ног, а вытянув руку, не смог рассмотреть ладонь — она утонула в непроницаемой черноте. Чтобы разглядеть пол, пришлось встать на четвереньки, там обнаружился тот же белый камень, но стен уже не было — лишь плиты квадратной формы, играющие роль разметки ячеек.

До моего слуха донёсся невнятный гул. Лишь спустя несколько секунд я понял, что это говорил кто-то из моих спутников, но голос поглощался темнотой так же, как и свет. Я запустил руку в антрацитовый туман и наощупь определил, что рядом стоит Рэн. Его люмик стал виден только когда я притянул пуэри к себе вплотную.

— Найди Литессу и Хелию, — сказал я. — Возьмитесь за руки. Иначе мы потеряемся.

Охотник кивнул и, взяв меня за руку, исчез.

Для того чтобы разведать местность, пришлось применять изощрённое пространственное плетение, потому что обычные заклинания слепли, едва их связки-щупы удалялись на сажень от меня.

Руку дёрнули, из темноты одно за другим вынырнули три знакомых лица.

— Мы должны быть совсем близко, — голос Литессы звучал глухо, будто из-за стены.

— Мы и есть, — сказал я. — Но я могу лишь сказать, что мы находимся в комнате площадью в сто ячеек, без потолка и с несколькими входами в виде порталов. Сейчас пойдём к её центру. Медленно и осторожно. Ни при каких условиях не отпускайте руки.

Лица кивнули и растворились в темноте, а я, глубоко вздохнув, сделал первый шаг в указанном направлении.

Из-за видимости в три пяди расстояние в несколько саженей превратилось в целую лигу. Вселенная сжалась до размеров сферы, в центре которой, точно крохотная звезда, завис магический огонёк, казалось, за её пределами не существует ничего, кроме первозданной тьмы. Глаза шарили по границам спрессованного мира в поисках хоть чего-то кроме моей же вытянутой руки, но находили лишь всепоглощающую темноту. Если бы не пальцы Рэна, крепко сжимающие мою ладонь, я бы подумал, что остался совсем один.

Спустя несколько шагов чувство одиночества улетучилось, потому что в уши стали заползать шорохи и шепотки. Тьма заговорила со мной, но без слов и интонаций, одним лишь монотонным, бессвязным потоком звуков, рождавшихся у самых моих ушей. Теперь я не сомневался: она живая. Это ощущалось так же ясно, как накопившаяся усталость. Я попытался с ней поговорить, но реакции не последовало. Тьма знала, что мы идём сквозь неё, знала кто мы и на что способны, но ей будто было всё равно. Это и неудивительно — она была настолько древней и могущественной, что я, несмотря на всю свою мощь, чувствовал себя рядом с ней ничтожной букашкой, жалким насекомым перед бессмертным титаном.

Именно тогда я ощутил, что темнота — это не просто отсутствие света, и свет — не отсутствие темноты. Эти вещи и раньше были понятными, но теперь, окружённый одним из Начал, я с неожиданной ясностью понял, как появился наш мир. Свет и Тьма — это не две крайности, не две стороны одной монеты, и даже не два разных понятия. Они — одно. Это нам кажется, что мы видим между ними разницу, это мы разделяем их и приписываем им те или иные качества, но на самом деле называем двумя разными словами одно и то же. То, что лежит в основе видимой нами реальности. Это…