Эссенция пустоты (СИ) - Харт Хелег. Страница 4

— Где мы? — спросил охотник, продолжая хлопотать над архимагессой.

— На южной границе Либрии. Недалеко от Квисленда.

Рэн бросил ещё один взгляд исподлобья: Энормис стоял рядом, внимательно наблюдая за его манипуляциями.

— Она выкарабкается, — произнёс чародей бесцветным голосом. — Это же Литесса. Нужно только время.

Пуэри не ответил. Затянул узел на повязке, обернул женщину в куртку, связал рукава между собой.

— Ты уже придумал, что нам делать дальше?

Вопрос не застал человека врасплох, во всяком случае, так показалось Рэну. Энормис чуть прищурился:

— А у тебя какие мысли?

— Я понятия не имею, — честно признался охотник. — Потому и спрашиваю. Всё оцениваю наше положение, и соотношение вероятностей говорит о том, что против Гроггана у нас бесконечно мало шансов.

Чародей отвернулся, делая вид, что обозревает окрестности:

— Я думал, этот этап мы уже проехали. Отступать нам некуда. Или мы его, или он нас.

— Это ставит нас в безвыходное положение, не так ли?

— Не совсем безвыходное. Шансы всё же есть.

— Он просто бросил болт рукой, — медленно процедил Рэн, глядя в спину спутника. — И едва не прошил Литессу насквозь.

— Но бежать нам всё же удалось, — возразил человек.

— Ценой жизней Кира и Арджина! Нас осталось трое, если не сказать — двое с половиной.

— А у Гроггана остался только один глаз, — бросил чародей, резко обернувшись.

Интонации, прорвавшиеся в его голос, заставили Рэна отвести взгляд. Энормис говорил так, словно одержал победу — чистое безумие, фанатичное и безоглядное. Возражать ему категорически не имело смысла, поэтому охотник попытался возразить мягко:

— Это ты так считаешь. Подумай, ты сам сказал, что за Грогганом стоит Тринерон. Хранитель, Эн, Хранитель! Дитя Творца! И мне почему-то кажется, что Грогган не лжёт насчёт этого.

— Он и не лжёт, — неопределённое движение плечами.

— У тебя есть, что противопоставить Хранителю?

Энормис помотал головой и тут же спокойно сказал:

— Но я найду.

— Эта твоя уверенность и пугает.

— Бояться стоит её отсутствия. Потому что без этой уверенности останется только лечь и умереть.

Рэн отвернулся, задумавшись. Настрой Энормиса и в самом деле вызывал опасения. Что это, проявление несгибаемости, силы духа? Или безумие, следствие нежелания смотреть правде в глаза? И в том, и в другом случае перспективы одинаковы, разница лишь в их окраске. Очень хотелось верить в то, что Эн знает, что делает, что он сохранил ясность ума, но, познакомившись с человеческой породой, пуэри сильно в этом сомневался. Не является ли такое поведение чародея результатом душевного надлома? Почему он ведёт себя именно так, чем руководствуется в действительности?

Охотник понимал, что ему явно не хватает знания человеческой натуры на столь глубоком уровне. Следовательно, не стоит делать поспешных выводов, но придётся постоянно присматриваться к Эну, анализировать его поступки, подвергать сомнению каждое слово…

— Хочу попросить тебя кое-о-чём.

Пуэри, погрузившийся в свои мысли, не сразу понял, что с ним говорят. Но, осознав сказанное, поднял удивлённый взгляд на спутника.

— Ты ведь не о ночном дежурстве, так?

Энормис, обойдя разведённый костёр, сел рядом и заговорил:

— Нет. Как только Литесса пойдёт на поправку, мы разделимся. Не перебивай. Если мы останемся вместе, нам будет сложнее скрываться. Это во-первых. Во-вторых, рядом со мной сейчас опаснее, чем на расстоянии. И, в-третьих, разделившись, мы сможем сделать больше.

— Постой. Что именно мы будем делать?

— Я объясню. Позже, когда Литесса придёт в себя. Суть нашего разделения в том, что я буду отвлекать внимание и путать следы, пока вы будете заняты делом. Придётся изрядно попутешествовать. Я создам видимость того, что нас по-прежнему трое и поведу Меритари и Гроггана по ложному следу, чтобы развязать руки вам.

Рэн с сомнением покачал головой:

— А если твой план раскусят? Я, например, ничего не смогу противопоставить магической мощи Ордена, а уж Гроггану и подавно.

— Наибольшую угрозу представляю именно я. Не ты, даже не Литесса. Я. Если они отвлекутся на кого-то из вас, меня придётся выпустить из поля зрения — а этого они не допустят. В Ордене нет ни одного чародея старше семнадцатой ступени, так что единственный, кто может одолеть меня и Литессу — это Грогган.

— Не пойму, к чему ты клонишь.

Чародей пристально посмотрел на охотника, словно о чём-то размышляя.

— Придётся разыграть небольшой гамбит.

Пуэри поднял брови:

— Вот как? И кого же ты хочешь принести в жертву?

— От тебя я не требую никаких жертв. То есть почти никаких. Всё, о чем я тебя прошу — верить мне и делать, как я скажу.

С языка Рэна едва не сорвалось: «на каких основаниях тебе верить?», но он вовремя проглотил эти слова. Так он наверняка ничего не выяснит. Создавалось впечатление, что Энормис умышленно напускает тумана — но зачем ему это? Не проще ли сказать всё как есть?

— Рэн, — чародей вдруг заглянул ему в глаза. — Решай, или ты со мной до конца, или сам по себе прямо с этого момента. Я даю тебе выбор: довериться мне или удалиться на безопасное расстояние. В первом случае не жди никаких объяснений и ответов. Во втором — будь готов к тому, что вскоре тебя уничтожат вместе со всем Нирионом, потому что без тебя мне не справиться.

— Звучит так, словно никакого выбора и нет.

— Это у меня его нет, потому что для меня важно только завершить начатое. Дойти до конца. А что важнее для тебя — я не знаю. Но тебе нужно решить это сейчас — свобода следовать своим принципам или попытка хоть что-то изменить.

Рэн молчал, изучая лицо ставшего таким чёрствым чародея. Тот проник до самой глубины, самой сущности сомнений охотника, но снова повернул всё таким образом, что сомнения эти казались необоснованными — зная характер пуэри, Энормис легко манипулировал его решениями через его же, Рэна, собственную моральность. И как раз это настораживало охотника больше всего. Конечно, в здравом уме ни один орумфаберец не предпочёл бы своё сомнительное благополучие борьбе за существование целого мира. Но если маг способен на столь хитрые и бессовестные манипуляции, то насколько аморальными могут оказаться его задумки?

Вглядываясь в выцветшие карие глаза, Рэн понимал, что, получив возможность выбирать, он лишился возможности сделать «неправильный» выбор. Энормис снова добился своего. И, непонятно почему, этот факт внушил пуэри надежду.

— До конца так до конца. Надеюсь, полагаясь на моё доверие, ты не станешь мне лгать, — как можно убедительнее произнёс Рэн.

Энормис в ответ лишь блекло улыбнулся:

— Обещаю.

Ветер трепал светлые волосы Тхенды, стоящего у борта корабля. Свежий морской воздух, насыщенный запахом соли, приятно щекотал ноздри и забирался под одежду, давая ощущение лёгкости. Взгляд пуэри упёрся в горизонт: линию, где синее море сталкивалось с белёсой полоской дымки, постепенно переходящей в ярко-голубое безоблачное небо.

Плавание продолжалось уже трое суток, и пока без происшествий. Селах, как и обещал, собрал самых матёрых пиратов и наёмников, каких удалось отыскать в Расторуме за два дня. Услыхав про Солнечное сокровище, многие из них засомневались, но ситуацию спасла репутация Селаха — каждый знал, что этот пират за туманом не гоняется. Так что теперь на сравнительно небольшом «Спруте» к Солнечному архипелагу плыла почти сотня отъявленных головорезов, опасных даже по отдельности, а вместе и вовсе представлявших собой грозную силу.

Рэн покосился на происходящее на палубе — матросы, управляясь с такелажем, горланили одну из своих любимых песен, за последние трое суток пуэри слышал её по меньшей мере десяток раз. Те, кто не входил в основную команду, занимались своими делами: одни чистили оружие или тренировались, другие валялись в трюме, третьи просто слонялись без дела по кораблю. В первый день кто-то из новоприбывших затеял было игру в кости, но Селах быстро объяснил игрокам, что на «Спруте» не играют. Судя по всему, на судне также существовал сухой закон, потому что пуэри, вопреки собственным ожиданиям, так и не увидел ни одного пьяного, а запас рома в трюме оставался в неприкосновенности. Очевидно, капитан опасался, что подобные развлечения подогреют и без того накалённую атмосферу, а потому старался свести к минимуму все разногласия, способные пустить под откос всю затею.