Трилогия о королевском убийце - Хобб Робин. Страница 185

— Мальчик? Ты в порядке? — спросил меня Баррич.

— В порядке. В полном порядке, — ответил я им обоим, когда отсмеялся.

Я заставил себя выпрямиться. Потом тряхнул головой, и клянусь, что почти почувствовал, как мои мозги со щелчком встали на место.

— Верити, — сказал я и притянул его сознание к своему.

Это было легко; это всегда было легко, но прежде я думал, что что-то при этом будет потеряно. Мы не слились в одно существо, а вошли друг в друга, как сложенные стопкой тарелки в буфете. Он управлял мной, как хорошо упакованным тюком. Я набрал в грудь воздуха и поднял топор.

— Еще раз, — сказал я Барричу.

Когда он пошел на меня, я не позволил ему больше быть Барричем. Это был человек с топором, пришедший убить Верити, и, прежде чем я успел задержать удар, он уже лежал на полу. Баррич встал, мотая головой, и я увидел, что он близок к ярости. Снова мы сошлись, и я снова нанес сокрушительный удар.

— Третий раз, — сказал он мне, и задиристая улыбка осветила его обветренное лицо.

Мы снова сошлись в головокружительной схватке, и я одолел его. Еще дважды мы бились, прежде чем Баррич внезапно отступил назад после одного из моих ударов. Он опустил свой топор на пол и стоял, слегка наклонившись вперед, пока не отдышался. Тогда он выпрямился и посмотрел на Верити.

— Он понял, — сказал Баррич хрипло. — Он ухватил самую суть. Не то чтобы он уже всех превзошел, муштра ему еще понадобится, но вы сделали мудрый выбор для него. Топор — его оружие.

Верити медленно кивнул:

— А он — мое.

Глава 16

КОРАБЛИ ВЕРИТИ

На третье лето войны с пиратами военные корабли Шести Герцогств приняли боевое крещение. Их было всего четыре, но они существенно изменили тактику защиты нашего королевства. Наши стычки с красными кораблями этой весной быстро дали нам понять, что мы почти забыли искусство боя. Пираты были правы: мы стали народом земледельцев. Но мы были земледельцами, которые приняли решение встать и сражаться. Мы быстро обнаружили, что пираты — умелые и кровожадные бойцы. Ни один из них никогда не сдавался и не был взят живым. Возможно, это могло бы послужить ключом к разгадке природы «перековки» и того, что на самом деле противостояло нам. Но в то время это был слишком слабый намек, а нам было необходимо прежде всего уцелеть, и ни о чем другом задумываться было некогда.

Остаток зимы промелькнул настолько же быстро, насколько долго тянулись ее первые месяцы. Отдельные части моей жизни напоминали теперь бусины, а я был нитью, пронизывавшей их все. Полагаю, если бы я остановился и подумал, что мне приходится делать, чтобы держать бусинки разделенными, я бы счел это невозможным. Но я был тогда молод, гораздо моложе, чем я полагал, и каким-то образом находил энергию и время для всего.

Мой день начинался затемно тренировками с Верити. По меньшей мере два раза в неделю к нам присоединялся Баррич со своими топорами. Но чаще всего мы были вдвоем с принцем. Он работал над моей Силой, но совсем не так, как Гален. Он знал, как хочет меня использовать, и тренировал именно для этого. Я научился видеть его глазами и давать ему возможность пользоваться моими. Я учился узнавать, когда он едва заметно привлекал к себе мое внимание, и постоянно проговаривать в уме все то, что происходит вокруг. Для этого я покидал башню, сохраняя в себе присутствие Верити, как ястреба на руке, и занимался своими каждодневными делами. Сначала я мог выдерживать связь Силы всего несколько часов, но по прошествии времени я стал целыми днями разделять мое сознание с Верити. Однако это был не настоящий мост Силы, протянувшийся от меня к Верити, а связь, внушенная прикосновением, которая должна была постоянно обновляться. И все-таки я радовался, что способен хотя бы на это.

Довольно много времени я проводил в Саду Королевы, передвигая и расставляя скамейки, статуи и горшки, пока наконец Кетриккен не осталась довольна. В эти часы я всегда старался, чтобы Верити был со мной. Я надеялся, что ему будет полезно увидеть свою королеву такой, какой ее видели другие, особенно когда она была захвачена устройством своего заснеженного сада. Сияющая, краснощекая и золотоволосая, улыбчивая и оживленная — такой я показывал ее ему. Он слышал, как она свободно говорит о том удовольствии, которое, как она надеялась, получит ее муж от этого сада. Предавал ли я доверие Кетриккен? Я решительно отбрасывал все сомнения.

Когда я наносил визиты Пейшенс и Лейси, принц тоже всегда был со мной.

Я также старался быть с Верити вне замка и вообще как можно больше бывать на людях. С того времени, как он начал свою тяжелую работу Силой, он редко бывал среди простых людей, хотя когда-то это очень нравилось ему. Я брал его в кухню и в караульную, в конюшни и вниз, в таверны Баккипа. Он, со своей стороны, показывал мне корабельные верфи, где я наблюдал, как корабелы заканчивают свою работу. Позже я часто посещал док, где стояли корабли, и разговаривал с командами, которые знакомились со своими судами. Я постарался, чтобы Верити узнал о недовольстве людей, считающих, что чужакам-островитянам не следует разрешать служить на наших оборонительных судах. Всякому было ясно, что эти люди имеют опыт в обращении с гладкими кораблями пиратов и их знания могут помочь нам в обустройстве наших судов. Ясно было также, что многие в Шести Герцогствах негодуют и не доверяют горстке чужестранцев, затесавшихся среди них. Я не был уверен в том, что решение Верити использовать островитян было разумным. Как бы то ни было, я ничего не сказал о своих сомнениях, а только показал ему недовольство других людей.

Он был со мной и когда я приходил к Шрюду. Я научился наносить визиты королю поздним утром или в середине дня. Волзед редко с легкостью пропускал меня, и всегда оказывалось, что в комнате был кто-то другой: служанки, которых я не знал, или рабочий, якобы чинящий дверь. Я с нетерпением ждал случая поговорить с королем наедине по поводу моей предполагаемой женитьбы. Шут был у короля всегда и держал свое слово не выказывать дружеского отношения ко мне в присутствии посторонних. Его злые насмешки, несмотря даже на то, что я знал их цель, все равно временами обижали и сердили меня. Единственная радость, которая меня ожидала, это приятные перемены, появившиеся в спальне короля, — кто-то насплетничал мастерице Хести о состоянии его покоев.

В разгар Зимнего праздника комнату наводнил огромный отряд служанок и мальчиков на побегушках, так что сам праздник пришел прямо к королю. Хести, уперев руки в бедра, стояла посередине и следила за уборкой, беспрерывно браня Волзеда за то, что он довел все до такого состояния. По-видимому, он уверял ее, что сам следит за порядком и чистотой, пытаясь оградить короля от беспокойства. Как-то я провел в монарших покоях очень веселый вечер, потому что вся эта деятельность разбудила Шрюда, и вскоре он стал казаться почти прежним королем. Он шикнул на Хести, бранившую своих подопечных за небрежность, и сам шутил с ними, в то время как слуги выскребали полы, рассыпали свежий тростник и протирали мебель ароматическим маслом. Мастерица Хести навалила на короля целую гору одеял и распорядилась открыть окна и все проветрить. Она сердито фыркала от вида пепла и курильниц. Я тихо предложил, чтобы Волзед сам занялся чисткой всего этого, поскольку он лучше других знаком со свойствами трав. Он стал гораздо более послушным и покладистым человеком, когда вернулся с чистыми горшками. Я подумал, знает ли он сам, какое действие его дым оказывает на Шрюда. Но если эти курения были не его выдумкой, тогда чьей? Мы с шутом не раз обменялись многозначительными взглядами.

Комната была не только выскоблена, но и украшена праздничными свечами и гирляндами, вечнозелеными и голыми позолоченными ветками, увешанными расцвеченными орехами. На щеках короля снова заиграл румянец. Я ощущал тихое одобрение Верити. Когда в эту ночь король спустился, чтобы присоединиться к нам в Большом зале, и потребовал вызвать его любимых музыкантов, я счел это личной победой.