Трилогия о королевском убийце - Хобб Робин. Страница 41

И мы поехали. Мы вышли через боковой вход, гнедой был привязан у самых дверей. Уголек он не очень-то пришелся по нраву, но она была воспитанной лошадкой и не стала открыто возражать. Я ощущал нетерпение Чейда, но он не давал лошадям ускорять шаг, пока мы не оставили позади вымощенные булыжником улицы Ладной Бухты. Когда свет домов угас вдали, мы пустили лошадей легким галопом. Чейд ехал впереди, и я удивлялся, как хорошо он держится в седле и выбирает дорогу в темноте. Уголек не нравилось такое быстрое путешествие среди ночи. Если бы не почти полная луна, не думаю, что мне удалось бы заставить ее не отставать от гнедого.

Никогда не забуду этой ночной скачки. Не потому, что мы мчались во весь опор спасать несчастных пленников, а именно потому, что никакого безумного галопа не было. Чейд использовал лошадей, как будто они были игральными фишками на доске. Он не играл на скорость, он играл ради победы. И поэтому временами лошади шли шагом и отдыхали, и иногда мы спешивались, чтобы помочь им преодолеть опасные места. Когда небо из черного стало серым, мы остановились, чтобы перекусить запасами из седельных сумок Чейда. Мы устроили привал на вершине холма, так густо заросшего лесом, что небо едва проглядывало над головой. Я слышал океан и чуял его запах, но ничего не видел. Дорога превратилась в узкую стежку, немногим шире оленьей тропы. Теперь, когда мы не двигались, я чувствовал бурную жизнь вокруг нас. Птицы перекликались, и я слышал шорохи мелких зверьков в кустарнике и в ветвях над головой. Чейд потянулся, потом опустился и сел в глубокий мох, прислонившись спиной к дереву. Он долго пил воду из меха, потом, почти столь же долго, бренди из фляжки. Он казался усталым, и дневной свет выдавал его возраст более беспощадно, чем это когда-либо делал свет фонаря. «Выдержит ли он такую поездку?» — подумал я.

— Со мной все будет в порядке, — сказал он, заметив, что я за ним наблюдаю. — Мне приходилось делать и более трудную работу, чем эта, и спать еще меньше. Кроме того, если переправа пройдет благополучно, мы сможем пять-шесть часов передохнуть в лодке. Так что нет нужды думать о сне. Поехали, мальчик.

Примерно через два часа мы добрались до развилки и снова выбрали менее торную тропу. Вскоре я почти лежал на шее Уголек, чтобы избежать ударов низких веток. Воздух был сырым и теплым, кроме того, мы были осчастливлены посещением мириад мелких мошек, которые терзали лошадей и забирались в мою одежду, движимые желанием попировать. Их было так много, что когда я наконец набрался храбрости спросить Чейда, не заблудились ли мы, то чуть не задохнулся из-за целой тучи мух, норовивших влететь мне в рот.

В середине дня мы оказались на овеваемом ветром склоне. Я снова увидел океан. Ветер остудил вспотевших лошадей и смел насекомых. Было огромным наслаждением снова выпрямиться в седле. Дорога стала достаточно широкой, так что я мог ехать рядом с Чейдом. Лиловато-синие точки резко выделялись на его бледном лице. Мой наставник казался теперь даже более белокожим, чем шут. Под глазами Чейда залегли черные тени. Он заметил, что я смотрю на него, и нахмурился.

— Лучше бы доложился, вместо того чтобы пялиться на меня.

Так я и сделал. Трудно было в одно и то же время следить за дорогой и за его лицом, но, когда он фыркнул во второй раз, я посмотрел на него и увидел кривую улыбку. Я закончил доклад, и он покачал головой:

— Везение. То же везение, что было у твоего отца. Если все дело действительно только в леди Грейс, твоей кухонной дипломатии может оказаться достаточно, чтобы спасти положение. То, что я слышал в городе, вполне согласуется с твоими выводами. Что ж. Раньше Келвар был хорошим герцогом; похоже, его просто сбила с толку молодая жена. — Он внезапно вздохнул. — И все-таки хорошего мало. Верити отправляется в Ладную Бухту, чтобы попенять нерадивому правителю, а во время отсутствия принца пираты нападают чуть ли не на Баккип. Проклятье! Мы так многого не знаем! Как могли пираты пройти мимо наших башен незамеченными? Откуда они знали, что Верити уехал из Баккипа? Или пиратам просто повезло? И что означает этот странный ультиматум? Это угроза или издевательство?

Некоторое время мы ехали молча.

— Хотел бы я знать, что собирается предпринять Шрюд? Когда король отправлял мне послание, он еще не решил, как поступить. Может статься, мы приедем в Кузницу и обнаружим, что все уже устроилось. И хотел бы я точно знать, что Шрюд передал Верити при помощи Силы. Говорят, что в прежние дни, когда больше людей владело Силой, человек мог узнать, что думает его вождь, просто некоторое время помолчав и послушав.

Но возможно, это всего лишь легенда. Теперь Силой владеют не многие. Мне кажется, это пошло еще со времен короля Баунти. Держать Силу в тайне, чтобы она была доступна лишь избранным, и тогда она станет более ценной — вот логика того времени. Я никогда особенно не понимал ее. Ведь то же самое можно сказать и о хороших лучниках или штурманах. Тем не менее я думаю, что аура таинственности может придать вождю больше веса среди его людей… Или для такого человека, как Шрюд. Ему бы было очень приятно, что его подчиненные никогда не знают, читает он их мысли или нет… Да, это бы ему понравилось, понравилось…

Сперва я думал, что Чейд очень огорчен или даже рассержен. Я никогда не слышал, чтобы он был так многословен. Но когда его лошадь шарахнулась от белки, перебежавшей дорогу, Чейд чуть не упал. Я протянул руку и схватил его поводья.

— Ты здоров? Что случилось?

Он медленно покачал головой:

— Ничего. Когда мы доберемся до лодки, я буду в порядке. Мы просто должны ехать, уже не очень далеко.

Его бледная кожа стала серой, и при каждом шаге лошади он покачивался в седле.

— Давай немного отдохнем, — предложил я.

— Прилив не ждет. Отдых мне не поможет. Что это за отдых — сидеть и переживать, как бы наша лодка не разбилась о скалы, пока мы тут прохлаждаемся. Нет. Мы должны продолжать путь. — И он добавил: — Доверься мне, мальчик. Я знаю, что я могу сделать, и не так глуп, чтобы пытаться сделать больше.

И мы ехали. Больше мы, в сущности, почти ничего не могли сделать. Но я ехал чуть впереди его лошади, чтобы перехватить поводья в случае необходимости. Шум океана становился громче, а дорога резко пошла в гору. Вскоре, хотел я того или нет, мне пришлось ехать впереди.

Мы совсем уже выбрались из кустарника на отвесный берег, выходивший на песчаный пляж.

— Благодарение Эде, они здесь, — пробормотал Чейд у меня за спиной, и я увидел плоскодонное суденышко, болтающееся у самого берега.

Часовой окликнул нас и помахал в воздухе шапкой. Я махнул ему рукой.

Мы с Чейдом спустились вниз (склон был такой крутой, что копыта лошадей скользили), и Чейд немедленно поднялся на борт. Я остался один с лошадьми. Ни одна из них не жаждала войти в воду, не говоря уж о том, чтобы перейти через низкий фальшборт на палубу. Я попытался проникнуть в их сознание, чтобы дать им понять, чего я хочу, но впервые в жизни обнаружил, что просто слишком устал для этого. Я не мог сосредоточиться. Так что когда трем отчаянно ругающимся матросам и двум другим, которые влезли вместе со мной в воду, наконец удалось погрузить лошадей, каждая пядь конских шкур и каждая пряжка на сбруе были мокрыми от соленой воды. Как я объясню это Барричу? Это была единственная мысль, занимавшая меня, когда я сидел на банке и смотрел, как гребцы гнут спины, выталкивая суденышко на более глубокую воду.

Глава 10

Время и прилив никогда не ждут. Это вечная истина. Моряки и рыбаки вспоминают ее, когда хотят сказать, что прибытие и отплытие кораблей зависят от законов океана, а не от человеческих пожеланий. Но порой, когда моя боль немного притупляется после лечебного чая, я лежу и размышляю об этом. Прилив никогда не ждет, и это истина. Но время? Ожидало ли то время, в которое я родился, моего рождения? Может быть, эти события обрушились неотвратимо, как большие деревянные гири часов Сейнтана, цепляясь за мое зачатие и толкая вперед мою жизнь? Я не претендую на величие, и тем не менее, если бы я не был рожден, если бы мои родители не уступили накатившему вожделению, все могло бы сложиться иначе! Иначе, но лучше ли? Не думаю. И потом, я моргаю, и пытаюсь сфокусировать взгляд, и гадаю, мои ли это мысли или это нашептывает дурман в моей крови? Хорошо было бы хоть еще один-единственный раз посоветоваться с Чейдом.