Очищение (СИ) - Романов Юрий. Страница 33

нравится

! Тот человек, в отличие от тебя, сразу понял это и решил применить моё увлечение в полезном для себя деле.

– Этот человек был Аполлион? – спросил Васильев, когда Цербер сделал паузу в своем рассказе.

– Правильно. У Нимостора тогда еще не было постоянного пристанища, и они проводили черные мессы по ночам в потайных уголках Битцевского леса. Аполлион в итоге смог убедить меня, и я вступил в его секту. Для матери и всех остальных я стал пропавшим без вести. Цели Нимостора чем-то привлекали меня, поскольку, учитывая мою жуткую страсть, мне было самое место среди этих слуг дьявола. В секте Аполлион отвел мне особую роль, я сам подбирал жертвы для будущих черных месс и лично убивал их при свершении сатанинских ритуалов. Короче, я занимался тем, что мне нравилось, безвозмездно, – Цербер перешел на артистично-шутливый тон. – Согласись, это ведь так прекрасно: заниматься любимым делом и ничем себя не ограничивать! Правда, ведь, мент?

– У меня с такой больной мразью, как ты, слишком разные понятия о прекрасном, – майор еле сдерживал гнев, накипающий внутри.

– Ха! Думаешь, я не люблю людей? Да я их обожаю, всей душой! Но, к сожалению, ничего не могу поделать со своей пагубной страстью, – рыжий, весело ухмыляясь, виновато развел руками. – Мне гораздо интереснее слышать, когда человек орет от адской боли, чем когда рассказывает мне скучную историю из своей жизни, вставляя банальные шуточки.

– И сколько ты замучил и убил людей за свою поганую и никому не нужную жизнь?

– 178, – без запинки ответил Цербер. – Ровно 178 загубленных душ. Кого-то я убивал во имя дьявола, а кого-то просто так, для себя. В девяностых, кстати, по Москве и области часто находили расчленённые трупы, может, слышал? Так вот – это моя работа.

Цербер замолчал и снова начал прохаживаться по комнате. За всё прошедшее время рыжий не выпускал из рук нож и не поворачивался спиной к майору. У Алексея к чувству гнева прибавилось еще и ощущение гнетущей тревоги, поскольку рыжий был осторожен и всё это время не давал шанса Васильеву неожиданно напасть на него.

– И знаешь, что самое страшное, мент? – выражение лица Цербера в этот момент сделалось небывало серьезным и даже слегка растерянным. – Я их всех помню! Я помню каждого, кого убил и замучил за всю свою жизнь. Все их лица, все даты и обстоятельства убийства. Кровавые мальчики – это не выдумка! Многие из жертв теперь снятся мне в кошмарах. Поначалу это случалось редко, но с возрастом кошмары становились все страшнее и чаще. Но я все равно не могу остановиться! Понимаешь? Не могу!!! Ведь с самого начала жизни я был обречен заниматься только этим. Единственным занятием, которое способно принести мне настоящее счастье.

– А 13 сентября 1985 года ты помнишь? – внезапно резким тоном спросил майор.

Васильев теперь твердо решил услышать из уст этого чудовища ответ на свой самый главный вопрос, мучавший Алексея уже 20 лет.

Цербер вопросительно взглянул на майора.

– Ты ведь сказал, что помнишь всех своих жертв и все даты убийств. Вот и скажи мне тогда, кого ты убил в тот день в Битцевском парке?

Цербер с сосредоточенным взглядом вновь подошел к Васильеву. Он пялился на него своими страшными безумными глазами еще несколько секунд, а затем подозрительно спросил:

– Что это за странный огонек у тебя в глазах? С чего это вдруг тебя интересует именно эта дата?

– Отвечай, тварь! – не выдержав, заорал Васильев и в гневе едва не дернул раньше времени наручники.

– Ой, ой. Да ладно тебе, не кричи. Скажу я, раз тебе так интересно, – в шутливом тоне успокаивал Васильева Цербер. – Ну да, помню, вроде в тот день заприметил я в Битцевском лесу одну молодую красивую барышню. Вместе с одним сектантом я подкараулил и схватил её, уже готовый ночью отрезать её милый курносый носик, а она такая кричит, что маленький ребенок у неё. Мне-то было плевать, кого на куски резать, а гурману Аполлиону только девственниц подавай. Ну и тут я понял, что ошибся в выборе. С собой её забирать уже не было смысла, поэтому я просто прирезал её по-тихому и там же и оставил. Ну что, это ты хотел узнать?

Васильев, слушая ответ Цербера, чувствовал, как весь его мозг вдоль и поперек переполняет лютая ненависть и гнев вселенского масштаба. Каждая клетка его тела готова была вырваться и уничтожить этого больного, циничного и грязного рыжего ублюдка. Переломать ему все кости, изуродовать его лицо и тело, а затем бросить его, еще живого, на съедение собакам.

Майор от переполненной чаши гнева даже не смог ему ничего ответить, он просто молчал, выпучив глаза, подергиваясь и мысленно посылая ему всевозможные проклятья своим прожигающим насквозь взглядом.

– Стоп! – вдруг воскликнул Цербер и отошел назад, а затем широко улыбнулся и продолжил ироничным тоном: – А я и думаю, что эта баба тебя так заинтересовала? Да ты же её вылитая копия! Только сейчас понял, прикинь? Ох, бляха! Вот же я кретин!

– Ты труп, – сквозь зубы тихо произнес Васильев, стараясь окончательно не потерять над собой контроль и не вырваться из наручников раньше времени.

– Ну, прости меня, пожалуйста, – Цербер начал неумело и раздражающе изображать плач и раскаяние. – Это же мамочка твоя была, а я и не знал. Взял и прирезал её, как свинью. Вот же я негодяй какой. Ты простишь меня, мент? Ну, пожааалуйста! – после этого рыжий резко прекратил изображать плаксу и громко рассмеялся, видимо, очень высоко оценив свое скверное чувство юмора.

«Я убью его во что бы ты ни стало, – думал майор, пока Цербер хохотал. И пускай хоть наступит конец света! Но прежде чем это произойдет, я порву этот вонючий рыжий кусок дерьма в лоскуты! Расчленю его на молекулы и запущу в стратосферу!»

– Да ладно, легавый. Не переживай. Завтра ночью все равно всем конец настанет, и я сдохну вместе с остальными. Мне эти адские почести не нужны, я уже, честно говоря, так устал от всего. Кровавые мальчики добивают мою психику окончательно, сам видишь.

– Не обольщайся. Ты сдохнешь раньше, чем наступит завтрашняя ночь, – не отводя презрительного взгляда, мрачно ответил Васильев.

– Ну вот зачем ты так переполняешь себя гневом перед смертью? Я же пообещал, что ты умрешь быстро. Так думай о чем-нибудь хорошем. Это нам еще, судя по преданию, гореть в геенне огненной пять месяцев. А тебе нож в сердце и готово.

– Считаешь себя особенным, да? – уже спокойно и сосредоточенно заговорил майор. – Думаешь, ты уникальный и не такой, как все? На самом деле таких ограниченных тварей как ты – называют биомусором. Ты бесполезный и никому не нужный кусок говна, который возомнил себя богом. Ты слишком слаб и никчемен, что бы перебороть свою болезнь и жить нормально, делать что-то полезное для мира и окружающих. Ты – как опухоль на теле общества, которая жадно пожирает живые

и здоровые клетки. А как тебе, наверное, известно – опухоли следует немедленно удалять, пока они не распространилась на жизненно важные области организма.

Рыжий, внимательно выслушав майора, наигранно сделал серьёзное выражение лица, тихо захлопал в ладоши и надменно ответил:

– Неплохо, мент, неплохо. Знаешь, в чем-то ты, наверное, даже прав. Но по-своему. Говоришь, что я возомнил себя избранным? Что я – опухоль? А уж не себя ли ты ассоциируешь с тем хирургом, который удаляет подобные опухоли?

– Я готов им стать в любой момент, лишь бы в мире было как можно меньше таких никчемных тварей, как ты.

В этот момент на секретере у кровати громко завибрировал мобильный телефон Васильева, который Цербер до этого аккуратно туда положил. Рыжий маньяк, стоявший в двух шагах от прикованного майора, обернулся на звук и в своей безмятежной манере произнес:

– И кто это нам звонит, интересно? Не твой ли напарничек?

Цербер медленно направился к секретеру. Сейчас он шел строго спиной к Васильеву. «Это шанс! Сейчас или никогда!» – подумал Васильев.

Когда Цербер проходил ровно посередине комнаты, на безопасном расстоянии от Лены и самого майора, Алексей со всей силы резко дернул руками. Водопроводная труба сильно пошатнулась от мощного удара, а цепь наручников громко лязгнула.